Михаил Зайцев - Улыбка бультерьера (Час дракона)
Амбалы неспешно двинулись в нашу сторону. Путь направо закрыт. Один я бы прорвался, с Папой - исключено. Что делать? Бежать налево? Там глухой тупик. Назад в бутик нельзя. Черного хода в магазине нет, я заметил. Мышеловка! Единственное, что осталось, - нырнуть в магазинчик "Сувениры" напротив.
Возможно, повезет, и в "Сувенирах" обнаружится запасной выход, проскочим сквозь стенку мышеловки, а там чего-нибудь придумаем...
- Быстро за мной. Папаша, в магазин сувениров, понял? Башкой по сторонам не верти, когда начнется, падай на пол.
- Чего начнется?
- Еще не знаю...
Владельцы сувенирной лавки не позаботились обзавестись кондиционером. В отличие от магазина мод тут было душно и знойно. Торговый зал маленький, из покупателей только мы с Папой. Кому еще в такую жару могут понадобиться сувениры? Матрешки пылились на стеллажах вдоль стен, под стеклом прилавка плавился на солнце черный лак палехских шкатулок. Среди мелочей а-ля русс инородным телом выглядел сувенирный японский меч в расписанных драконами ножнах. Паршивая копия тати - придворной сабли самурая. Практически та же самая катана, только имеющая более пышное декоративное убранство. Масштаб грубой подделки один к одному, то есть длина игрушки порядка метра.
Катана - самый распространенный вид клинкового оружия в средневековой Японии. Около 710 года нашей, европейской, эры, на островах сформировался стиль меча с односторонней заточкой лезвия с ручкой для захвата двумя руками. Амакуни, первый японский фехтовальщик, ставший человеком-легендой, осознал, что прямой китайский меч, заимствованный японцами у могучего континентального соседа, недостаточно гибок и прочен. Амакуни ввел в обращение меч с изогнутым, так называемым сабельным лезвием. Такой меч был более удобен для рубящих ударов с коня.
Ниндзя, конечно, умели скакать верхом, но специфика действий в условиях скрытных передвижений исключала джигитовку, вследствие чего меч ниндзя остался прямым. Естественно, это совсем не значило, что ниндзя игнорировали катану. Воин тени никогда не знает, какое оружие вложит судьба в его руку, и умеет обращаться с любым клинком, в том числе и сувенирным.
- Парень, в твоем "шопе" запасной выход есть? - спросил я у одинокого продавца за прилавком.
- Я вас не понял, простите.
Двести долларов из портмоне многозначительно упали на стеклянный прилавок перед продавцом.
- Повторяю вопрос: черный ход есть?
- Нет, - ответил продавец и потянулся к деньгам, нахал.
- Держи, торговец, еще три сотни и быстро давай сюда тати!
- Кого?
- Вон ту японскую мечугу за сто пятьдесят условных единиц. Быстрее, не зли меня.
Я принял из рук торговца тати в тот момент, когда звякнул колокольчик подле входной двери и возвестил, что в магазин вошли новые посетители. Мельхиоровый поднос на торговой полке напротив отразил четыре расплывчатые фигуры. Кретины-амбалы не стали дожидаться подмоги, решили сами взять Папу, мечтают о славе и почестях, выслуживаются перед своим боссом. Ну-ну...
Поворачиваясь к противнику лицом, делаю короткий шаг навстречу. Меч держу правой рукой за рукоятку, левой - за ножны. Рукояткой к себе, так, что тупой конец ножен смотрит точно в лицо ближайшему амбалу.
- На пол! - командую Папе, и мой подзащитный послушно падает на брюхо.
Выхватываю меч и одновременно бросаю ножны в лицо противника. По-японски этот прием называется "сайа-атэ". Исключительно рациональный прием. Правая рука, сжимающая рукоятку, уходит назад, "заряжается" для удара. Левая, после броска, готова к блокировке контратаки, ежели таковая последует.
Достаточно тяжелые ножны попадают тупым концом с массивным набалдашником точно в лицо ближайшему амбалу. Делаю длинный выпад, лезвием сувенирного оружия прокалываю толстую шею ушибленного бандита. Выдергиваю клинок, припадаю на одно колено и снова делаю выпад. Сувари-цуки - тычок снизу вверх в промежность. Цель - гениталии следующего в очереди на тот свет амбала. Получается не столько укол, сколько удар, но удар точный и сильный. Смертельный.
Встаю в стойку "рюсу-но камаэ" - позиция "водяного дракона". Меч отведен назад к опорной ноге, кончик лезвия касается пола, режущая кромка клинка обращена вверх. Идеальная позиция для нанесения широких маховых ударов по диагонали - как сверху, так и снизу.
Клинок свистит в воздухе и бьет по шее третьего амбала. Будь в моей руке настоящее боевое оружие, голова противника слетела бы с плеч, но вместо этого ломается хрупкая никелированная сталь японского сувенира. Однако амбалу хватило - падает на пол уже трупом. А в моей руке остается рукоятка, увенчанная коротким трехсантиметровым обрубком лезвия.
Остался последний живой противник. Безликое большое тело, сытое и потное. Можно, конечно же, поумничать, пофилософствовать: дескать, у бедняги не было выбора, жизнь заставила его стать преступником. Мол, перед нами "жертва социальных катаклизмов", а я, убийца, мерзавец, человеконенавистник, не оставляю несчастному шанса на то, чтобы исправиться. Бред! Во-первых, я не жесток, я рационален, и убиваю я не добропорядочных обывателей, а бандитов. Во-вторых, они сами подписали себе смертный приговор, встав на кровавый путь криминала. Человек тем и отличается от животного, что наделен правом выбора. Вот у поистине несчастных бездомных собак нет выбора, они обречены на жуткое полуголодное существование. Когда-то человек отучил дикого предка нынешней собаки от самостоятельности, накрепко привязал к себе, сделал зависимым, и теперь брошенные человеком потомки гордых и независимых животных сотнями слоняются по улицам городов, не имея ни одного шанса выжить, разве что кто пожалеет. Мне их жалко, до слез, до щемящей боли под левой лопаткой. А вот сытого, тупого бандюгу мне не жалко нисколечко. Возможно, я не прав, но что делать, не подставлять же лоб под пулю.
Амбал успевает выхватить из спортивной сумки, что болтается у него на плече, фирменный "гвардейский" "узи". Нажать на спуск не успевает. Я уже рядом. Левая рука бьет по израильской скорострельной игрушке. "Узи" улетает далеко в угол. Правая рука с рукояткой японской игрушки бьет снизу вверх, в небритый подбородок. Осколок лезвия оставляет красную полоску на щеке, от подбородка до уха.
- Уходим, Папа! - крикнул я распластавшемуся на полу мафиози. - В темпе, шевелись!
Папа из положения "низкого старта" рванул к дверям, споткнулся о мертвое тело, упал. Я помог ему подняться, попутно через плечо проинструктировал парнишку-продавца:
- Запомни, купец, будут спрашивать, говори, что я двухметрового роста, одноглазый и лысый, а мой попутчик и вовсе негр, понял?
- А-а-а-га... - Продавец склонился в глубоком поклоне. Сейчас у него начнется рвота. Неудивительно. Я бы тоже с удовольствием блеванул от всех сегодняшних приключений, жаль, на это времени нету.
Я выволок наконец Папу на улицу, подхватил его под руку и поволок за собой вдоль стен раскаленных полуденным солнцем домов.
- Слышь, Папаша, снимай-ка с шейки медальончик и давай сюда.
- Зачем?
- Надо. Как, ты говоришь, зовут этого, ребятишек которого я уже устал мочить, ну, того, который заговорщик?
- Мурзик.
- Хорошее имя, красивое. Ты в баню с ним часто ходил? В сауну?
- А ты откуда знаешь?
- Догадался. Ну, давай медальон, не тяни.
Папа снял через голову цепочку, протянул мне медальон-маячок. Как раз проезжал редкий гость центральных московских улиц - старенький грузовичок, груженный кучей песка. Я размахнулся и забросил медальон в кузов.
- Ты чего, он знаешь сколько стоит?!
- Не суетись. Папа! Я знаю. Он мог стоить нам жизни. Не понял? Хорошо, объясню...
По дороге до метро я читал мафиози лекцию о современных методах слежки. Слушатель попался на редкость сообразительный и понятливый.
- Стальной, если выпутаемся, я тебя озолочу! - заверил Папа после того, как я закончил свой ликбез.
- Ты уже говорил...
- Нет, правда, сукой буду, озолочу.
- Ты, кстати, не в обиде, что я тебе тыкаю? На брудершафт мы не пили, к тому же ты ПАПА, а я кто? Мелкий фраер, рядовой боец.
- Что ты. Стальной! Командуй, не стесняйся. Я тебе так благодарен! Я ведь по природе своей аналитик, управленец. Драться не умею совершенно. Стрелять учился, но только время зря потратил. Я интеллигент до корней волос.
- Откуда тогда у тебя такой приблатненный сленг, интеллигент?
- Так ведь с кем общаюсь? С мразью, с чернью!
- Я тоже чернь?
- Нет, ты не быдло. Ты гений своего рода. Я таких еще не встречал. И речь твоя сразу выдает интеллигентного человека.
Вот тебе раз! Я стараюсь, коверкаю слова, ломаю фразы - и нате вам: речь интеллигента.
- Но ведь ты же знаешь, я, как и все твои приемные сыночки, родом из бомжей.
- Ну и что? Я раньше тоже был знаешь кем? Бухгалтером в тресте столовых!
- Кончаем треп, на горизонте метрополитен. Говори, куда поедем.
