Ольга Тарасевич - Тайна перстня Венеры
Как ни странно, с ней было очень хорошо…
Тем не менее, влюбиться в нее не получалось. Слишком сильная, совершенно непредсказуемая, Вероника неслась по жизни тайфуном. Она могла исчезнуть на месяц-другой, а потом требовать, чтобы Андрей ежедневно сопровождал ее на выставки. Она насиловала его прямо в машине, а затем орала, чтобы он больше к ней не приближался.
Такая истеричность веселила и утомляла. Но… все-таки Вероника его зацепила. Выяснилось, что рядом с ней жизнь делается невероятно вкусной и сочной.
– Боже, какое утро! – кричала девушка, высунувшись в окно. – Невероятно, синее, желтое, чистое!
Она это видела, чувствовала и любила с такой верой, силой и искренностью, с таким неистовым остервенением, с таким зашкаливающим восторгом, что… утро послушно становилось самым невероятным, кофе – потрясающе вкусным, обычная яичница – изысканным дивным блюдом.
Вероника, как волшебница, умела творить чудеса, она преображала все вокруг себя, наполняя любое пространство и каждое жизненное проявление светом и красотой. В ее мире хотелось расти и развиваться, как цветку в оранжерее. Вероника рядом – и дело спорится, счастье греет, вдохновение уносит вдаль.
Андрей понимал, почему он на ней женился. Почему она согласилась выйти за него, тогда еще полунищего, слабого, потерянного? Вероника уверяла: «Любовь». Только в эти слова не очень-то верилось. Такие люди, как она, – особенные, сложные, противоречивые; обычные среднестатистические эмоции и чувства им несвойственны по определению.
Впрочем, какая разница – почему. Она позволила приблизиться, и это главное…
В постели все было совершенно в ее стиле – то секс днями напролет, то месяцами, агрессивно: «Мальчик, отстань от меня». А как-то она появилась дома с подружкой, страстно ее поцеловала и предложила Андрею присоединиться.
В сексе втроем, как выяснилось, нет особых прелестей, только техническое неудобство. Но в нем нет и лжи. А правда – она не горькая, она просто правда, и лучше знать все, чем догадываться…
– …В общем, мы через несколько лет супружеской жизни осознали: нам хорошо вместе, но мы хотим секса не только друг с другом. Для нас такая свобода комфортна. Я думаю, все люди – разные, у них разные привычки и потребности. Кому-то проще жить по общепринятым правилам, кто-то их устанавливает для себя сам.
– Ваша жизнь – это как арт-хаусное кино… Все так со стороны красиво… Но не приведи господь в таком положении оказаться… У меня тоже, наверное… свои правила по жизни… но свобода секса для меня неприемлема…
До меня донесся тихий смех:
– Зато свобода сна для вас приемлема, это совершенно очевидно. У вас голос такой сонный! Вы сами выплывете из ванной? Голова не закружилась, все в порядке? Что ж, тогда спасибо за компанию. Спокойной ночи, Наталия! Очень рад нашему знакомству!
Длинный рассказ Андрея меня и правда немного утомил. Конечно, суть его была любопытна. Но все это обилие подробностей… Похоже, мужчина и правда любит свою взбалмошную женушку, если готов принять и простить все ее похождения. Сам-то он, я уверена, не пользуется предоставленной ему свободой, ему такой экстрим даром не нужен. Для него действительно только одна женщина существует. Как заботливо хранит Андрей каждый кадр воспоминаний об истории их отношений!
Надо встать из ванны, закутаться в белый махровый халат, висящий на двери. Добраться до постели и уснуть – я очень устала, а завтра с утра пораньше хочется отправиться на пляж. Буду загорать до черноты, чтобы девчонки наши в морге все обзавидовались. Вот только… может, подремать немного, прямо в ванне… совсем чуть-чуть…
– Ты плохо за мной смотреть, Наталия!
Вздрогнув, я потерла глаза. Дитрих – здесь? Рыжий изменник что, решил наконец-таки воспользоваться моим неприличным предложением? Не прошло и полгода! Ну уж дудки, кто не успел, тот опоздал. Странно, звука его шагов вроде было не слышно. И… дверь! Как он открыл дверь?! Здесь номер закрывается ключом-карточкой, я уже как-то выскакивала в коридор без него – и дверь захлопывалась, приходилось идти на рецепцию, просить новый ключ. Может, Андрей не прикрыл за собой дверь? Но, кажется, дверь тяжелая, она сама собой прикрывается…
– Ты за мной плохо смотреть, Наталия, – повторил Дитрих, печально улыбаясь. – Я хотеть сказать, что скоро ты ко мне приходить. Я тебя ждать, потому что я собираться тебе сказать…
Ой, нет. Надо его заболтать, срочно перевести разговор на другую тему. Все выяснение отношений – потом, я так хочу спать!
– Как твой живот, прошел? – Интересно, слышно ли по моему голосу, что беспокойство фальшивое? – Ты выглядишь очень бледным. Пожалуйста, подай мне халат и отвернись.
– Я не могу…
– Ну, детский сад, старшая группа! – Я резко села в ванне, и… проснулась от плеска воды…
Нет, надо срочно отсюда выбираться! Нельзя спать в не предназначенных для сна местах, кошмары замучают!
Дотащившись до комнаты, я улыбнулась. С моей постели снято покрывало, аккуратно сложено на кресле. Край одеяла отвернут, на подушке лежат фиолетовый цветок и шоколадная конфета…
Все-таки Андрей – очень заботливый друг! Я совершенно им очарована! Какая все-таки, между нами говоря, дура эта его Вероника…
* * *Я не знаю немецкого языка, но все, происходящее на соседних шезлонгах, понятно настолько четко, как будто бы рядом работает невидимый синхронный переводчик. Пожилой немец —живот – пивной бочонок, красный нос с фиолетовыми прожилками, неопрятный венчик седых кудряшек вокруг лысины – воспитывает молоденькую гибкую красавицу-жену. Прозвище ей придумывается само собой – девочка-Chanel: темные гладко зачесанные назад волосы, большие стильные очки в белой оправе, за дымкой стекол угадываются выразительные глаза. А еще у девушки, как у всех рекламирующих Chanel моделей, крупный красивый рот, чуть тронутый прозрачным блеском.
И вот в такое нежное скуластое личико без устали строчит-шпарит агрессивный немецкий язык.
Кайся, немедленно кайся, великая грешница! Все твои тяжелейшие проступки ведомы наперечет:
– пялилась на черноволосого турка-спасателя (ревнивый супружник гневно указует перстом в сторону сияющего вдалеке маяка белозубой улыбки);
– строила глазки лысому загорелому мальчику, выдающему катамараны, моторные лодки и прочие причиндалы (улику надо всенепременно пнуть ногой, надувной матрас рядом с шезлонгом, разве можно его брать без тайного сексуального умысла?!);
– забросила несчастного ребенка (кивок в сторону абсолютно счастливой девочки в красной панамке, увлеченно лепящей куличи).
То краснея, то бледнея, опозоренная на весь пляж, супруга испуганно оправдывается, бормочет что-то утешительное, заискивающе улыбается. Потом девушка устало снимает солнечные очки, и… Я не могу сказать, кто она по национальности – может, вьетнамка, может, филиппинка, возможно, тайка, очень гладкая кожа, восточный разрез глаз, точеный аккуратный носик. Бюргер с чувством выполненного долга кряхтит и откидывается на шезлонге, подставляя колыхающийся брюшной бурдюк солнцу. Но все мужику неймется, время от времени опять фыркает воспитательной речью. Вот ведь садюга: не может просто наслаждаться молодостью купленной им женщины, еще и нудит постоянно над ухом.
Как российский комар.
Почему именно российский?
Потому что турецкий комар, падла, не пищит, нападает без предупреждения. И он не просто падла, он – темпераментная падла. Жрет и жрет беззащитно посапывающее туристо. Среди ночи подрываешься от жуткого зуда и понимаешь: сожран, вот просто начисто сожран! Со мной эта беда произошла в первую же ночь. Утром я попыталась выпросить на рецепции такую штуку, которая включается в розетку и лишает кровопийц аппетита (вечно из головы вылетает ее название). Девушка-менеджер сочувственно заявила: увы, таких причиндалов не держим. Но выжить рядом с турецким комаром, как оказалось, все же можно. Экспериментальным путем я довольно быстро установила: местные насекомые при всем своем коварстве и прожорливости очень скромны. Им стыдно заниматься своим гнусным делом не под покровом темноты. Включенный ночник – и расстроенный комар исчезает, наверное, летит жрать посапывающих в темном номере соседей.
Опять немец орет, вот же бурчалка старая…
На редкость неудачно я сегодня расположилась на пляже! Мне нравится, загорая, отпускать свои мысли. Чтобы они, как волны, наплывали, сменялись, замирали или ускоряли ритм. Я бы вспомнила моих лохмусек, псиночек, Лайму с Боськой, придумала бы новые способы оказания помощи приюту, поностальгировала на рабочие темы, представила бы встречу с мужем. Да уж, погрезишь тут о всяком-разном хорошем, когда над ухом такое темпераментное наматывание молодых нервов на плотно набитый кошелек!
Впрочем, по остальным позициям жизнь удалась. Горячий полдень прокаливает каждую клеточку растекшегося от наслаждения по шезлонгу тела. Соленый аромат теплого спокойного моря смешивается с запахом кокосового масла на моей коже, а еще я различаю в жгучем ветре горьковато-сладкие нотки цветов, разогретых солнцем сосновых игл, терпкой хвойной смолы. Кто-то принес работающим в баре ребятам приличный диск – у Таркана теперь выходной, спокойная инструментальная музыка плывет над пляжем.
