Элли Гриффитс - Камень Януса
И еще он устал. Оставался в доме Рут до полуночи. Она неплохо держалась, разумеется, испытала потрясение, но была, как всегда, оптимисткой. Это-то и нравилось ему в Рут — несгибаемая женщина. Другие бились бы в истерике, ведь — что греха таить — неизвестный подобрался к ее дому, напал, хотел похитить или того хуже. А она как была бунтаркой, так и осталась. Резко возразила Тане, когда та очень тактично предположила, что у нее нервный срыв. Нет, Таня никогда в жизни не поймет таких, как Рут Гэллоуэй. Да и он сам не уверен, что понимает, но восхищается ею. Восхищается? И только? Нельсон постарался избавиться от мыслей о Рут. С него хватит уже той картины, которую он наблюдал дома: Мишель отбирает старые детские вещи, чтобы отдать Рут. Довольно осложнений — и за эти спасибо.
— Сэр!
В дверях кабинета появилась Таня.
— Ну, что еще? — буркнул Нельсон, надеясь, что подчиненная оценит его настроение и исчезнет.
— Я нашла историю болезни Аннабел Спенс.
Это другое дело. Усталость как рукой сняло, и он сменил выражение лица на более приветливое.
— Отличная работа. Показывай.
Похвала привела Таню в восторг.
— Все так, как вы сказали. Удивительная причуда пломбировать молочные зубы ребенка. Вот я и решила: подобную работу, наверное, выполняли не местные врачи. Поэтому связалась с Лондонским институтом дантистов. Он существует с 1911 года, когда-то принадлежал Лондонскому городскому госпиталю, но теперь является частью госпиталя Святого Варфоломея. Там сохранилась история болезни Аннабел, и несколько минут назад нам прислали ее по факсу.
Таня сделала паузу, ожидая похвалы, но Нельсон молча протянул руку за бумагой. Просмотрел листы, нахмурился и произнес:
— Это не она.
— Что?
— Ты заглядывала в документ?
— Нет. Сразу понесла вам.
— Если ты помнишь, у нашего черепа пломба в зубе — редкий случай у таких маленьких детей. А у Аннабел Спенс, если верить этим записям, никаких пломб нет.
Рут ехала повидаться с Катбадом. Он позвонил накануне и предложил встретиться у холма, где раскапывали римское поселение, а затем пообедать в «Фениксе». И она решила, что он станет хорошим противоядием от преследовавшей ее в последние дни тьмы. Катбад мог говорить, что открыт «темной стороне», но на самом деле в нем было нечто успокаивающее. К тому же Макс сообщил ей, что они нашли резное каменное изображение, которое может оказаться камнем Януса — древнего двуликого бога. И она предвкушала, как познакомит с Янусом Катбада.
Рут быстро вела машину и слушала музыку из альбома Брюса Спрингстина. Не «Баллады» с их путешествиями по шоссе в никуда и беспросветными городами, где нет работы, потому что этого требует экономика. Из эпохи «Танцев в темноте» — с мощными гитарными переборами. Она устала (легла в постель около часа ночи, а потом не могла заснуть), но радовалась, что находка римского времени заставила забыть, что кто-то хочет ее убить.
Ну не совсем забыть — выходя из «рено», Рут озиралась по сторонам и буквально подпрыгнула, когда из травы в небо взмыл жаворонок и, заливаясь песней, закружил в вышине. В руке она держала мобильник, в котором телефон Нельсона был запрограммирован для быстрого набора. И тут же позвонила бы ему, если бы ей что-то почудилось в кустах. Но среди белого дня трудно поверить, что детей могут приносить в жертву или в культ богини колдовства.
Когда она стала забираться по травянистому склону, начал накрапывать дождь — теплый, приятный, который даже освежал. Людей на раскопках не было, траншеи аккуратно прикрыты брезентом. И никаких признаков Катбада. Макс сказал, что она найдет камень Януса в дальнем шурфе. Пока Рут ковыляла по буеракам, дождь усилился, и она пожалела, что не захватила куртку. Подняла мокрый брезент и сразу увидела камень. Круглый, по виду гранит, размером вдвое больше человеческой головы. Он выглядел уродливым и зловещим на тщательно просеянной земле. Являлся ли он частью статуи или выполнял какие-то особые функции? Даже с того места, где она стояла, Рут заметила с каждой стороны камня лицо, но ни одно из них не отличалось дружелюбием.
— Янус, — раздался голос над ней, — Янус, хранитель дверей.
Глава 29
Джуди боялась вздохнуть. Она понимала, насколько важно, чтобы сестра Иммакулата продолжала исповедь, и молилась, чтобы никто не зашел в зимний сад. Хорошо бы никакой доброхот не предложил им чаю или кофе и старая монахиня не обессилела и не лишилась способности говорить.
— Кто ее убил? — тихо спросила Джуди.
Но когда старая женщина посмотрела на нее, Джуди поняла, что мысленно та уже далеко: полные муки глаза налились слезами — это были глаза Орлы Маккинли.
— Мне было двадцать три года. Он звал меня своей Иокастой. А когда родился ребенок — всего двадцать. Слишком молода. Ничего не понимала. Глупая девчонка из графства Клэр. Он был намного умнее меня. Знал историю, Древний Рим, о богах. О всяких ужасных обрядах, которые необходимо совершать, чтобы умилостивить их.
— Ребенок, — напомнила Джуди, чувствуя, как ледяная рука сжимает ее сердце.
— Это был мой ребенок, — произнесла сестра Иммакулата, и ее лицо осветилось воспоминаниями. — Моя Бернадетта.
— У вас был ребенок?
— Девочка. Три года жила со мной. А потом он ее убил. Сказал, что этого требовали боги.
Джуди застыла от ужаса.
— Кристофер Спенс убил вашу дочь?
Монахиня будто не слышала.
— Заявил, что боги требуют жертву. Надо было восстановить надежность стен. Аннабел Спенс умерла оттого, что стены оказались ненадежными. Мы должны были предложить богам что-то ценное.
— Он принес вашего ребенка в жертву?
— Это был и его ребенок, — печально вздохнула сестра Иммакулата. — Но похоже, его это не волновало.
— Его ребенок?
— Я понимала, что это неправильно. — Монахиня схватила ее за руку. — Знала, что совершаю неправедное дело. Грешу. А грех, он тянется за человеком, так говорили сестры у нас в Ирландии. Я согрешила с ним, забеременела и родила ребенка. Девочка родилась в скорби — незаконнорожденной. И расплатилась за все. Моя Бернадетта.
— Как он ее убил?
Джуди было ясно: надо выслушать всю историю. Можно приехать сюда еще раз и официально снять показания, но она сознавала, что такого шанса может не представиться. Сестра Иммакулата хранила тайну более пятидесяти лет и наконец заговорила. Нельзя ее останавливать.
— Я стирала белье в прачечной, — устало продолжила монахиня. — У слуг был выходной день. Когда я пошла ее проведать, она была уже мертва. Убита ножом, в кроватке. Повсюду кровь — на стенах, на одеялах на полу. Он хотел, чтобы я смочила руки в ее крови. Объяснил: таков ритуал.
— И как вы поступили?
— Покрыла его, — резко ответила умирающая. — Я же вам уже сказала.
— Каким образом?
— Исчезла. Он похоронил тело в саду. Решил, что позже откопает и поместит под дверью. В качестве жертвы Янусу. А голова отправится в колодец. Я в тот же день уехала. Вернулась в Ирландию. И все подумали, будто я взяла Бернадетту с собой. Вот такая сумасшедшая, неблагодарная ирландская девчонка. А я это сделала ради него.
— Но зачем?
Монахиня с удивлением, почти с жалостью посмотрела ей в лицо.
— Я все еще любила его. И это было самое страшное. Он убил мою дочь, а я его по-прежнему любила. Теперь я считаю это самым ужасным своим грехом.
— Значит, вы вернулись в Ирландию?
— Вернулась и стала монахиней. А что еще оставалось делать, если на душе смертный грех? Прошло несколько лет, и в наш монастырь приехал отец Хеннесси. Он подыскивал сестер для работы в детском доме. Когда он сообщил, где тот находится, я поняла: его послал мне Бог. Мне представился шанс снова оказаться рядом с Бернадеттой. Я разговаривала с ней. По ночам. Выходила во двор и говорила. Это были самые счастливые годы в моей жизни.
— Отец Хеннесси знает?
— О нет! Только не насчет Бернадетты. Хотя не сомневается, что я храню какую-то тайну. Пытался убедить меня признаться. Говорил: правда освобождает. Освобождает! Я никогда не буду свободной. — Она уронила голову на грудь.
— Сестра Иммакулата. — Джуди склонилась над сгорбленной фигурой. Женщина дышала хрипло, прерывисто, ее глаза были закрыты.
Тотчас появилась другая монахиня.
— А теперь вам лучше уйти, — обратилась она к Джуди.
Выйдя на набережную, Джуди вдохнула полной грудью солоноватый воздух. Словно собственными легкими ощутила, каких болезненных усилий стоит старой монахине продолжать дышать. Тряхнула головой, стараясь избавиться от навязчивой картины: ребенок, залитая кровью кроватка, до смерти перепуганная мать и свихнувшийся отец с поблескивающим в руке ножом…
Надо заставить себя мыслить логично — выключить этот фильм ужаса, который бесконечно крутился в ее голове. Джуди даже ощущала запах дома: политура с запахом лаванды, аромат лилий и кисловатый привкус крови. Она служит в полиции, и ей необходимо выполнять свою работу. Джуди укрылась в подъезде одного отеля и, достав телефон, набрала номер Нельсона. Моросил дождь, и пустынную набережную продувал налетающий с моря порывистый ветер. Типично английская погода.
