Александра Маринина - Тот, кто знает. Книга вторая. Перекресток
— Почему? — снова удивилась Наташа. — Почему по оргштатным мероприятиям, а не по выслуге лет? Ты же сказал, что у тебя большая выслуга. Или я чего-то не поняла?
— Потому что при увольнении по оргштатным мероприятиям, то есть по сокращению штатов, мне положено выдать двадцать окладов, а если по выслуге лет — то только девять.
— Господи, — она схватилась руками за голову, пытаясь осознать услышанное, — и что же теперь будет? Будешь сидеть дома как пенсионер и смотреть телевизор? Ты же с ума сойдешь!
— Пойду учиться, уже получил направление в Московскую академию информатики и статистики. Через три месяца получу диплом государственного образца с правом заниматься профессиональной деятельностью по специальности «налоги и налоговая работа». Спасибо родному министерству, они хотя бы о переквалификации сокращенных офицеров позаботились. Обучение за их счет. Как только получу диплом, моему рапорту дадут ход, и я уволюсь.
Вадим отвел глаза, с деланым равнодушием полистал газету и вдруг поднял на Наташу полный боли и негодования взгляд.
— Мой прадед был одним из первых, кто в 1909 году получил звание «офицер-подводник» и специальный нагрудный знак. На подводных лодках служили мой дед и мой отец. Я вырос в атмосфере уважения к этой профессии, я понимал ее опасность, трудность, но и нужность Родине. Я выбирал дело своей жизни сознательно, получил соответствующее образование, рисковал жизнью, уходя в автономки, рисковал здоровьем, работая в ядерном отсеке, терпел лишения и тяготы, но никогда не жаловался, потому что знал: я обеспечиваю безопасность своей страны, и нет ничего важнее и почетнее воинской службы. И вдруг оказалось, что я не нужен. И не только я один. Мы все оказались не нужными со своими взглядами, со своим образованием. И что самое грустное — со своим патриотизмом. Любовь к Родине теперь не в почете, зато сегодня в моде любовь к быстрым заработкам. А я буду налоговым работником. При мысли об этом меня тошнит.
Наташа подсела к мужу, положила голову ему на грудь, погладила ладонью по щеке.
— Вадичек, миленький, я понимаю, как тебе больно, я не знаю, что тебе сказать и как утешить. Но ведь мы с тобой не можем изменить ситуацию, правда? Не в наших силах найти деньги для Министерства обороны или хотя бы только для подводников. А если бы мы с тобой могли эти деньги найти, то не в наших силах было бы сделать так, чтобы их не разворовали по дороге. Мы с тобой должны это принять так, как оно есть. И постараться приспособиться.
— Приспособиться?! — Вадим резко вырвался из ее объятий и вскочил. — Почему я должен приспосабливаться? Я что, нищий прихлебатель, которого берут в богатый дом из милости, но при этом ставят условие, что он должен приспособиться и не нарушать принятые в этом доме порядки? Двадцать три года назад я принял присягу, я честно служил, я делал все, что в моих силах, и государство щедро оплачивало мой труд. А потом явились новые хозяйчики жизни, завели новые порядки, и теперь я, морской офицер в четвертом поколении, оказался в положении просителя с протянутой рукой. Ты считаешь это справедливым?
— Нет, — твердо ответила Наташа, ошарашенная такой вспышкой, — я не считаю это справедливым. Но я не вижу возможности это изменить. А ты видишь? Тогда борись. Но если не видишь, как можно изменить ситуацию, то бессмысленно махать кулаками и кричать о несправедливости.
— Тебе этого не понять, — холодно бросил Вадим и отвернулся к телевизору.
Наташа молча, стараясь подавить обиду, принялась убирать посуду после ужина. Ну вот, опять начинается черная полоса. Только-только выползли из постоянных стычек из-за плохо вымытого унитаза или недостаточно тщательно подметенного пола в коридоре и на кухне и снова вступили в период перманентного недовольства жизнью. Конечно, Вадим прав, в каждом своем слове прав, но ведь если он будет злиться и браниться, лучше не станет.
Хлопнула входная дверь, ввалились мальчишки, вернувшиеся с тренировки в бассейне.
— Мам! — прямо с порога заорал Саша. — Есть хотим!
— Тише, — Наташа испуганно выбежала навстречу сыновьям из кухни. — Чего ты кричишь? У меня нормальный слух.
— Зато у него ненормальный, — тут же поддел брата Алеша, — ему все время кажется, что он тихо говорит, сам себя не слышит. Орет как контуженый.
Она поцеловала мальчиков, окинула их любовным взглядом. Все-таки до чего они хороши, высокий тонкий Сашка и крепкий ширококостный Алешка! Такие разные, такие дружные и такие любимые. Самые лучшие мальчики на свете!
— Идите к себе в комнату, сейчас я принесу ужин.
— А папа где? Его что, еще нет?
— Папа дома, но он очень устал и вообще не в духе, так что вы его не теребите.
Она долго сидела с сыновьями, ждала, пока они насытятся, потом подробно расспрашивала о том, как прошел день в школе, о тренировке, о подготовке к городским соревнованиям, о девочке, которая нравится Саше, и о новой компьютерной игре, которой в последнее время увлекается Алеша. Наташа боялась признаться самой себе, что не хочет возвращаться в их с Вадимом комнату и снова натыкаться на его разъяренный взгляд, сопровождаемый враждебным молчанием. «Вот и первая ласточка, — то и дело проносилось в ее голове, пока она слушала мальчиков. — Я пытаюсь избегать общения с собственным мужем. Что будет дальше?»
— Ладно, — без четверти одиннадцать она наконец нашла в себе силы подняться, сидела бы еще долго, но сыновьям пора спать, — готовимся к противолодочному рубежу.
Мальчишки уже большие, но все равно привычно хихикают при этих словах. Еще когда они были совсем крохами, Вадим рассказал им, что противолодочный рубеж — это огромная часть водного пространства, на котором зловредные американцы понатыкали специальные устройства, предназначенные для того, чтобы улавливать шумы, исходящие от подводных лодок. Когда лодка проходит этот рубеж, она должна издавать как можно меньше звуков, поэтому перед рубежом экипажу нужно сделать все необходимое, помыться, сходить в туалет и замереть почти на двое суток. Никаких хождений, никаких разговоров, даже монетка на пол не должна упасть. Это называется «режим „Тишина“». Больше всего пацанов поразило то, что режим устанавливается не на пять минут, а на двое суток, пока рубеж не будет пройден. Они никак не могли поверить, что можно так долго не бегать и не разговаривать. Вадим же, укладывая сыновей спать, всегда объявлял подготовку к противолодочному рубежу и командовал: «Умылись, пописали, легли в постель и замолчали до утра. Выполняйте».
Вадим по-прежнему сидел перед телевизором, спиной к двери, но по его напряженной позе Наташа поняла, что он не видит происходящего на экране. Какое же может быть напряжение, когда смотришь веселую комедию?
— Сашка стал совсем взрослым, — сообщила Наташа таким тоном, как будто они весь вечер мирно общались и прервали беседу буквально на одну минутку, пока заботливая мать заглядывала к сыновьям. — Он уже влюбился. Представляешь? В девочку из параллельного класса.
— Ничего удивительного, — неожиданно спокойно откликнулся Вадим, — он повторяет путь своего отца. Мне тоже было четырнадцать, когда я влюбился.
— В кого это? — с подозрением спросила Наташа.
— Как это в кого? — Вадим обернулся, встал и подмигнул ей. — В тебя. Тогда еще, в Сочи. А ты что, не заметила?
— Да ладно придумывать, ты меня как женскую особь не рассматривал, — недоверчиво рассмеялась она, радуясь, что муж перестал дуться.
— Много ты понимаешь.
Он шагнул ей навстречу, крепко обнял и прижал к себе.
— Прости меня, Натка, — прошептал Вадим ей в ухо, — я иногда бываю невыносим, раздражаюсь, срываюсь, а потом так корю себя! Я очень тебя люблю, ты даже представить себе не можешь, как я тебя люблю.
«Не могу, — мысленно ответила Наташа, зажмурившись и прижимаясь лбом к его плечу. — Не могу. Я тебя боюсь. Ты такой чужой. Ты действительно морской офицер в четвертом поколении, для тебя главное — интересы службы, порядок, точность во всем, четкость, надежность, идеальная чистота. За соринку или пятнышко ты можешь устроить скандал. Наверное, это абсолютно правильно для жизни на подводной лодке. Но семья — это не лодка. А я — обычная девчонка из московской коммуналки, которую ненавидела старшая сестра и которую предала собственная мать. Для меня самое главное в жизни — любовь, не сексуальная, а просто человеческая, любовь и преданность, дружба, взаимная забота, теплота в отношениях. Квартира может зарасти грязью, но я должна знать, что в ней меня ждут, что я там нужна, что там есть люди, которые меня любят и которых люблю я. Мы с тобой совсем разные, как жители разных планет. И теперь я уже не верю в то, что мы сможем прожить вместе долгую счастливую жизнь. Как ни страшно в этом признаваться, но я не верю. Когда мы жили порознь, я была уверена, что очень люблю тебя. А теперь мне почему-то так не кажется…»
