Данил Корецкий - Найти шпиона

Гр-р-рах! Резец уперся во что-то впереди и тут же проткнул препятствие, проглотил его, раскусил и выплюнул, швырнув в сторону кабины тяжелые комья земли, камней и, возможно, еще чего-нибудь. Бур, словно распробовав вкусное блюдо, с жадностью вгрызался дальше, дробя землю, передняя часть комбайна задралась, наехав на насыпанную им же самим гору… Леший тихо выругался, саданул кулаком по большой синей кнопке – и внизу со скрежетом зашевелились металлические клешни, выгребая землю из-под гусениц и вминая ее в пол и стены.

Хорь заставил себя глянуть в окно, морально готовый к чему угодно, – но готовился зря, никаких рож там уже не было. Ничего не было, только обгрызенная фрезой, исходящая паром суглинистая стена. Все смело потоками земли и камней, все очистило, как очищает колючими струями ржавую оковку пескоструйная машина.

Грохот, лязг, скрежет, рывки – из-за защитного экрана летели комья грунта. Из-за шума разговаривать было нельзя, и Хорь только завороженно смотрел на товарища, удивляясь разносторонности его натуры. Ну где Лешак научился управлять проходческим щитом?

Фреза надсадно завыла, на пульте вспыхнула красная надпись: «Полость», и тут же рабочая передача автоматически отключилась. Мотор продолжал гудеть, но вой исчез: фреза замедляла ход. Агрегат остановился.

А Леший уже бочком-бочком, суетливо и неловко, как подраненный, выбирался из кабины, тянул его за собой. Он показывал вперед, туда, куда светили фары. Но Хорь ничего не видел, даже грунтовой стены: вокруг бура зияла черная пустота!

– Вперед, быстрее!

Диггеры прошли по узкому мостику, подождали, пока ротор остановится: считали секунды и слушали, как темнота позади постепенно оживала, начинала двигаться и шевелиться. Потом Леший скомандовал: «Пошли!» Они с трудом протиснулись между горячими коронками остановившейся фрезы и сырым глиноземом, оказавшись в черном анале неизвестного тоннеля. Откуда-то тянуло обнадеживающим сквозняком.

– Быстрей, быстрей! – Леший ожил окончательно, и теперь он тянул за собой привыкшего к роли ведомого Хоря. Но Хорь и не упирался. Похоже, они вышли в нормальный, имеющий выход тоннель или просто какую-то лакуну. И, если они хотят жить, хотят увидеть солнце и еще хотя бы раз промокнуть до нитки под дождем, и выпить пива в «Козероге», и рассказать девкам пару страшных баек… то надо как-то попасть туда.

И срочно, пока не вернулись эти гоблины или как их там…

Обхватив себя руками и вцепившись вспотевшими ладонями в грязную и мокрую одежду, они отталкивались и прыгали в черную дыру, прыгали неизвестно куда, может быть, в преисподнюю… Падать, к счастью, было невысоко, Хорь всего лишь ушиб плечо и ударился, приземлившись лицом на ботинок Лешего. Это была огромная каверна, которая и заставила остановить проходку спецобъекта. Вываленная фрезой земля осыпалась на дно полости, образовав плавный склон, – что позволило диггерам избежать серьезных увечий. Но им еще предстояло найти выход наружу.

Они долго бродили среди пустоты, напрочь забыв, что сердцу диггера положено радостно биться, когда впереди открываются новые подземные горизонты. Плевать им на эти горизонты. Если бы они нарвались на щит с сигнализацией, где написано: «Вызов милиции», Хорь первый нажал бы на кнопку – пусть забирают. Там врачи, как-никак, жратва хоть какая-то, и, главное, гоблинов нет. Правда, вспоминался еще Люсик, найденный в мусорном контейнере…

Но удача была с ними. Пройдя через целую систему пещер, пустот и промоин (и как только Москва еще держится?), они, в конце концов, вышли на промоину, через которую когда-то попали в «коридор с лампочками». То есть, можно сказать, пришли домой. Но это был еще далеко не факт, потому что шнура, ведущего наверх, в ледник, на этот раз не было, и Хорь готов был себе рыло начистить за то, что сдернул давеча этот шнур, – ведь как все было бы просто сейчас!

Они нашли заваленную мусором старую лифтовую шахту с огромным медным колесом, которое, наверное, крутили вручную еще какие-нибудь крепостные крестьяне, или пленные французы, или древнеегипетские рабы, и еще полдня выгребали оттуда мусор, не зная точно, выйдут ли они на свободу или уткнутся макушкой в глухой фундамент. Оказалось, что лифт обслуживал тот же давно снесенный дом, где находился подвал с серебряными «николашками». Шахта была прикрыта сверху досками, поэтому они не замечали ее, находясь наверху. Они вышли в «нежилую» часть подвала, «предбанник», ближе к замуровке и современным коммуникациям. И дальше от самострела. Но воняло здесь почему-то не меньше.

Будь Леший с Хорем альпинистами и покори они в самом деле какой-нибудь «восьмитысячник», эта часть путешествия была бы для них финальным аккордом, после которого ждали бы их шампанское, и крепкий кофе с коньяком, и квалифицированный врач, и чистая постель, и поздравления коллег, а также партии и правительства… У диггера ничего такого быть не может. Для диггера главное – сделать свое дело тихо и уйти подобру-поздорову, пока не сели на хвост «погоны» и бандюки. В общем, не стать Хорю членом Европарламента, как этому альпинисту-рекордсмену, как его… Неважно. Жаль. Хорь очень нуждался в признании.

Все, что он получил, выбравшись в три часа ночи на политый дождем московский асфальт, – это еле живого Лешего и полумертвого себя. Они разделись, постояли под бесплатным тепловатым душем, отмывая с измученных тел грязь, пот, копоть, вонь и постепенно приходя в себя. Потом, как смогли, отмыли одежду. Привычно нашли ближайший тепляк[17], развесили мокрые вещи на трубах, сами устроились рядом и отрубились, то ли потеряв сознание от непереносимого напряжения, то ли забывшись тяжелым, без сновидений сном.

Пришли они в себя около полудня. Натянули заскорузлую одежду, потерли обросшие жесткой щетиной физиономии, угрюмо посмотрели друг на друга. Видок был еще тот, как у беглых каторжников! Хотелось есть, пить, принять ванну – хотелось всего. Больше всего хотелось жить.

Идти им было некуда, дома если кто и ждал, то разве что «неверовские», от которых шампанского и кофе с коньяком не дождешься. Хорь был за то, чтобы двинуться в юрфаковское общежитие, но Леший назвал один адрес в Китай-городе. Китай-город – это хорошо.

– Баба? – поинтересовался Хорь.

– Две бабы, – уточнил Леший. – Только очень маленькие.

– Школьницы? Малолетки?…

– Хуже. Лилипутки. Только так их называть нельзя. Просто – маленькие люди… Только вначале надо к тайнику наведаться да денег взять. Потом разовый станок купить с пеной да рожи выбрить… Иначе далеко не уйдем…

– А может, понизу пройдем? – как-то нерешительно спросил Хорь.

Леший качнул головой.

– Не. Мне сейчас вниз неохота. Досыта я там нагулялся!

– Это верно, – задумчиво сказал Хорь и вдруг спросил: – Слушай, Лешак, а где ты научился этой хреновиной управлять? Ну, подземным комбайном?

Леший задумчиво провел пальцами по противно скрипящей щетине и хмыкнул.

– А с чего ты решил, что я умею им управлять?

Глава 6

Линия «дяди Коли»

Евсеев проснулся рано, как от резкого толчка: приснилась Шура, в какой-то старинной школьной форме, какую носили, наверное, в начале двадцатого века… Только юбка очень короткая, как у стриптизерши, даже узкие красные трусики видны. Дурость какая. Ничего больше не запомнил, а в сердце осталась неприятная заноза. Вот была Шурочка, и сплыла Шурочка… А что ей снится, интересно?

Родители еще спали. Цезарь сидел черным неподвижным изваянием перед его кроватью, будто злой волшебник превратил его в камень. Будить хозяина он не смел, только смотрел шоколадными глазами – гипнотизировал. Рядом примостился Брут, переступал мягкими лапами, массируя ковер, беззвучно открывал розовую пасть – мяукать в голос по утрам строго запрещалось.

– Встаю, встаю, – сонным голосом пообещал Юра. – Все. Сейчас…

Часы показывали 6:05. Сразу, не давая себе уцепиться за остатки сна, он вскочил на ноги. Цезарь вмиг ожил, расколдовался, волнами заходила ухоженная черная шерсть, застучали когти, хвост отбарабанил по полу частую нетерпеливую дробь. Толстяк Брут нарезал несколько кругов около Юры и потрусил, призывно оглядываясь, в кухню, где стоит его кормушка.

– Что, звери, жрать хотите? – вопросил, зевая, Юра. – А зарядку, зубы чистить, руки мыть? Хорошо вам, вас это не касается… Это бремя человека разумного!..

На улице еще нет привычной сутолоки, стекла автомобилей во дворе покрыты девственной росой. На боковом стекле «Пежо» проступило нарисованное пальцем сердечко и какое-то дурацкое слово «любовь». Холодно! Хорошо! Придерживая Цезаря за ошейник, Юра пересек улицу и неспешной трусцой добежал до сквера. Цезарь соблюдал степенность, в галоп не срывался, но его мощные мышцы гудели под кожей, как провода высокого напряжения, и только ждали команды.