Игра против правил - Александр Сергеевич Рыжов
Что за мерехлюндии! Не о Юле надо думать, а о действиях преступника. Получается, он ведет охоту за вещью, чья ценность на сегодняшний день весьма сомнительна. Из-за нее он уже загубил одного человека и, судя по недавнему происшествию, не остановится перед дальнейшими жертвами, лишь бы заполучить искомое.
— Может, у него крыша поехала? — озвучила Анка то, что вертелось у всех на уме.
Клинический шизик, готовый убивать и грабить, лишь бы разузнать, кого и в какой последовательности покорил Вещий Олег за тысячу лет до современности? Для романов Агаты Кристи и рассказов Конан Дойля, за которыми в библиотеках очереди на полгода, такая версия, пожалуй, сгодилась бы. Но реальная жизнь далека от книжной, в ней ничего подобного не бывает.
Касаткин сложил листы в папку, завязал тесемки.
— Я возьму почитать? Вдруг что-нибудь надумается…
— Ты уходишь? — спросила Юля тревожно.
Еще час назад она его боялась, впускать не торопилась, а теперь не хочет, чтобы он уходил. И не только страх перед бандитом в тулупе ею движет. В распахнутых глазах, которые без косметики выглядели непривычно, он прочел еще что-то, но она быстро отвела взгляд, как делают либо неумелые шпионы, чтобы ненароком себя не выдать, либо женщины, не желающие, чтобы им заглядывали в душу.
Он ответил прямо, без экивоков:
— Идти нам с Анкой некуда. Мы бы остались до утра… если приютишь, конечно.
Сделал при этом упор на словах «нам» и «мы». Пускай имеет в виду, что Анка для него — не просто попутчица.
* * *
В просторной профессорской квартире нашлось по комнате каждому из троих. Себе Юля постелила в спальне, Анке — в гостиной, Алексею — в кабинете. На последнем Касаткин настоял сам. Он читал в каком-то детективе, что сыщик, проведя ночь на месте преступления, получает дополнительную энергетическую и ментальную подпитку, могущую дать импульс для нахождения правильной гипотезы. Чушь, наверное, но перспектива ночевки в месте, где днями ранее разыгралась кровавая драма, будоражила нервы, хотелось проверить себя на храбрость. А еще в кабинете стоял стол с удобным креслом, где Алексей планировал расположиться и, пользуясь тишиной, поизучать рукопись из портфеля Миклашевского.
Поначалу все так и шло. Часам к двенадцати квартира погрузилась в безмолвие, Касаткин уселся в кресло, расшнуровал папку и разложил перед собой страницы: в верхнем ряду — список шестнадцатого столетия, в нижнем — выполненный профессором перевод. Включил лампу с абажуром цвета ранней весенней зелени. Предпринял попытку прочесть текст с ятями и ерами, но еще раз убедился в своей лингвистической некомпетентности и переключился на перевод.
«И пошел Олег на кривичей, и завязла дружина его в болотах, и не чаял никто выбраться. Велел мудрый Олег задобрить Перуна и иных богов, коим поклонялся вместе с родом славянским, и устлали ратники топь щитами своими, и перешли по ним, яко по гати. И не велел Олег те щиты собирать, оставил в трясине, дабы боги забрали себе приношение. И затянуло щиты в болото, и с той поры зовется оно Щитным…»
Касаткин зевнул. Пока ничего захватывающего. Примитивные военные хитрости, подаваемые под соусом религиозных обрядов, были, насколько он помнил из школьных учебников, у древних славян в большом ходу. Подумаешь, мост из щитов через болото навели. А пафоса-то, пафоса! И мудрость вождя подчеркнута, и боги без дани не остались. Все это рассчитано на дремучих язычников. Ну поглядим, что там дальше.
Что там дальше, Касаткин узнать не успел. Тихо отворилась дверь, и в кабинет, мягко ступая по густому ворсу, вошла Юля. Она была босиком, в тонкой ночнушке, зримо обозначавшей все выпуклости ее тела. В таком откровенном наряде Алексей не видел ее с тех самых дней, а вернее ночей, когда она еще считалась его невестой.
— Ты чего? — промолвил он.
— Не спишь? — Она подошла к нему, от нее веяло тропическим ароматом (заграничный крем или лосьон). — Я тоже не сплю. После сегодняшнего сон не идет… Бр-р-р!
Она содрогнулась и под этим предлогом — холодно! страшно! — прижалась бедром к сидевшему в кресле Касаткину. Слегка оторопевший от ее появления, он не сумел определить, была ли то примитивная хитрость сродни Олеговой, или эта некогда любимая им девушка действительно искала у него защиты. Так или иначе, не прогонять же ее, тем более что она у себя дома, а он здесь невесть на каких правах.
— А где Анка?
— Света у нее нет, дверь закрыта. Думаю, спит.
Они общались полушепотом, как заговорщики. Анка, даже если б не спала, не смогла бы их услышать из гостиной.
— Я посижу с тобой, можно? — Голосок у Юли был жалобный и просящий; Касаткин не нашел в себе сил отказать ей.
Они сели на профессорский диван, застеленный простыней и накрытый сверху одеялом, — спальное место, приготовленное для Алексея. Минуту или две помолчали. Касаткин не находил тем для разговора, а Юля, очевидно, собиралась с духом, чтобы сказать или спросить что-то для нее сверхважное.
— Эта Анка… кто она тебе?
— Никто. Подруга…
— Неправда. Я вижу, она с тебя глаз не сводит… А ты? Ты ее любишь?
Нагрубить бы сейчас, послать ее на хутор, чтобы не приставала с глупыми расспросами. Но природная воспитанность и воспоминания о былом не позволили Алексею ответить резко. Вместо этого он задумался: а и правда, чего больше в его отношениях с Анкой — дружбы или любви?
Юля прижалась к нему, и он ощутил сквозь сорочку жар ее кожи. Нет, ей уже не холодно, того и гляди, пар пойдет.
— Прости меня! — зашептала она горячо. — За то, что в милиции про тебя рассказала… про портфель этот… Когда мне сказали, что папа умер… и когда я его вот здесь, на полу, увидела, мне дурно стало, не понимала, что говорю, что делаю… Мне казалось, кругом одни враги…
— Я не в обиде, — сказал он без лукавства. — Меня бы все равно арестовали. Они же обрывок моей куртки нашли… Это не ты его сюда положила?
— Нет конечно! Зачем?
Не лжет. Касаткин позволил ей прижаться еще крепче. Юля не безгрешна, но уж в чем-чем, а в убийстве отца и попытке навести тень на плетень, посадить бывшего ухажера ее точно нельзя обвинять. Случай с мужиком в тулупе — яркое тому подтверждение. И страхи непритворны, она с ума сойдет, если останется
