Игра против правил - Александр Сергеевич Рыжов
Анка опустила швабру, приткнула ее в углу прихожей.
— Кто это был?
— Н-не знаю… — Юля потерла рукой заслезившиеся глаза, размыла косметику. — Я и понять ничего не успела… Он н-набросился, стал душить…
Возвратились на кухню. Юля, продолжая всхлипывать и тереть глаза, без сил опустилась на стул с эстетской, но очень неудобной спинкой из витой проволоки. Анка, видя, что хозяйка совсем расклеилась, взяла тряпку, протерла намокшую скатерть и сама разлила по чашкам уже подостывшую воду.
Касаткин выглянул в окно. Ни бандитов, ни милицейских нарядов. И на том спасибо.
Он придвинул свой стул поближе к Юле, сел.
— Что он от тебя хотел? Что говорил?
— Н-не помню… Спрашивал, где…
— Кто?
— Н-не помню…
Касаткин развернулся, открыл дверцу холодильника. Он у Миклашевских тоже был не абы какой. Не «ЗИЛ», не «Свияга», не «Минск», а финский, двухкамерный, чуть не до потолка доставал. Динозавра запихнуть можно.
Алексей скользнул взглядом по палке недешевого сервелата, каким-то неведомым сырам и наткнулся на то, что искал: три бутылки, стоявшие рядком. Потянулся к водке, но раздумал. Юля к крепким напиткам непривычна, отрубится после первой же рюмки. Достал пузатую бутыль с чинзано, которое пробовал только один раз. Нашел в шкафчике хрустальный бокал, наполнил его, сунул в руку Юле.
— Пей.
Она послушно глотнула. Кажется, приходит в себя, уже не всхлипывает.
Ее личико в разводах от туши и теней смотрелось жалко и некрасиво. Она и сама об этом догадалась, потянула со стола бумажную салфетку. Раз о внешности беспокоится, значит, уже пришла в себя.
— Думай! Думай! — требовал Алексей. — Это был убийца твоего отца!
Откуда взялась такая уверенность? Да просто сложил два и два. Тот, кто спровадил профессора к предкам, пришел с ясной целью. Этой цели он не достиг и явился повторно, только теперь ему подвернулась Юля.
— Портфель! — выпалила Анка. — Он спрашивал про портфель!
Касаткин шлепнул себя по темени. Как же сразу-то не допер? Вот и выстроилась мозаика!
— Портфель? — До Юли еще не дошло. — Какой портфель?
— Да тот самый, который ты мне передала! Помнишь? Попросила отнести отцу. Я пришел, но мне не открыли… Убийца уже был здесь. Он не знал, что ты перепутала портфели, искал и не нашел.
Настоящий детектив! И как же все совпало… Преступник вот здесь, в кабинете, что через стену от кухни, выколачивал из профессора правду, а Миклашевский, бедолага, в разумение не мог взять, куда девались бумаги из его портфеля и почему вместо них лежат дочкины университетские рефераты. А то, за чем пришел грабитель, находилось у Касаткина, который стоял за входной дверью и тщетно полировал пальцем кнопку звонка.
Не добившись результата, грабитель разозлился. Может быть, стал угрожать профессору ножом или чем похуже. Несчастный старик не выдержал. Преступник обшарил квартиру, но обнаружил совсем не то, что ему требовалось. Оставив лоскут с кровью Касаткина, он покинул место преступления. Однако невыполненная задача не давала ему покоя. И он пришел вновь, чтобы выбить интересующие его сведения уже из Юли. То, что портфель с профессорскими бумагами она отдала Алексею, он, разумеется, не ведал, иначе бы вскрыл квартиру Касаткина на следующее же утро, сразу после того, как «Аврора» в полном составе отбыла в Свердловск.
— Где сейчас этот портфель? Следователь сказал, что его отдали тебе.
Юля допила из бокала чинзано и, пошатываясь, вышла. Касаткина охватила ажитация, как перед решающим матчем. Анка помалкивала, но и ей, несомненно, не терпелось добраться до истины и раскрыть тайну, окутывавшую события последних дней.
Юля принесла портфель, который Касаткин узнал с первого взгляда. Именно его он получил из ее рук в тот злосчастный вечер.
Расстегнул, вывалил на стол картонные папки. Их было три, как и тогда. Ни одна не пропала.
Алексей раскрыл папку, что лежала сверху. Под руками зашуршали пожелтевшие листы старой-престарой бумаги, испещренные затейливыми буквами.
— «И имяше Олег рать со тиверцы…» — начал он продираться сквозь убористый текст, но моментально застрял. — Что за тарабарщина? Это на старославянском?
— Да, — подтвердила Юля. — Это и есть рукопись, про которую я тебе говорила. Список с летописи десятого века.
— Понять бы, о чем тут речь…
— В каждой папке, под листами оригинала, есть машинописный перевод. Папа сам переводил…
Алексей заглянул под желтые листы и нашел вполне современную бумагу с удобочитаемым содержанием.
— «И пошел Олег войной на тиверцев, и разбил их на краю Дикого поля, и перешли они под его власть, и сделались данниками его на веки вечные…» Это что, история Древней Руси?
— Не только. Папа говорил, что это подробное жизнеописание Вещего Олега. Гораздо подробнее, чем в новгородских летописях, которые известны на данный момент. Если удастся на сто процентов доказать подлинность летописи, это будет находка для историков. Она перевернет представление о русском Средневековье!
Юля заговорила с таким энтузиазмом, с каким, верно, вещал о своем приобретении сам профессор Миклашевский. Отцовские гены — большое дело.
Только теперь Касаткин заметил: пока она ходила за портфелем, успела привести себя в порядок — смыла расплывшуюся косметику, поправила растрепавшиеся волосы. Меньше чем за минуту. Вот это скорость! Интересно, а на льду с клюшкой в руках она бы вела себя так же шустро?
Алексей вообразил себе модницу Юлю в хоккейном свитере, шлеме и едва удержался от смешка. Зрелище не для слабонервных.
Анка благоговейно дотронулась до покоробленных временем страниц. История не была ее коньком, но тут и профану понятно, что речь идет о чем-то чрезвычайно важном и необыкновенном.
— Значит, эта летопись стоит очень дорого?
— Летописи как таковой нет, — пояснила Юля. — В этом и заключается главная проблема. Многие летописные своды не сохранились в подлиннике, мы знаем их только по более поздним спискам. Здесь то же самое. Этот список датируется шестнадцатым веком.
— Тоже древность! — вставил Касаткин.
Понять, к чему клонит Анка, было нетрудно. Раз преступник после первого неудачного ограбления и смерти профессора решился на повторное вторжение в квартиру Миклашевских, стало быть, эти бумаги имели для него огромное значение.
Юля тоже ухватила эту мысль.
— Вы думаете, он хотел выкрасть список, чтобы его продать? Кому? В Союзе частные коллекционеры не дадут за него больших денег, папа сам купил по дешевке… К тому же крадеными вещами торговать сложнее, уважающий себя собиратель не станет связываться с ворами. Разве что за границу вывезти, но опять же: сам по себе список не оценят слишком дорого, а к однозначному выводу, что это текст настоящей рукописи десятого века, эксперты пока не пришли.
И снова в ней воскрес ее покойный батюшка. Она перешла
