Загадка Красной Вдовы - Джон Диксон Карр
– Смогу, сэр.
– Прошлым вечером, – вступил сэр Джордж, – вы упомянули о японском халате…
– Шелковый халат. Совершенно верно, сэр. Вещь старая, изрядно потрепанная, только что не расползается. Висел у него в шкафу. Так вот эта нить полностью совпадает с теми, которые он мог получить сколько угодно, распустив низ халата. И еще кое-что, джентльмены! Стеклорез. Был обнаружен в шкафу, на верхней полке. Прямая улика, разве нет?
– Давайте-ка все сядем, наконец! – проревел Г. М.
И Терлейн с удивлением обнаружил, что они и впрямь расхаживают по комнате, словно в клетке. Почему? И откуда это молчаливое, упорное нежелание признать вину Гая Бриксгема? Он представил костлявое лицо с чересчур высоким лбом и неприятной, таящейся в морщинках улыбкой. Нет, дело здесь не в симпатии, не в теплых чувствах.
– Да, верно, – нехотя согласился Г. М. – По всему выходит, что безумец с наследственным… психическим изломом – Гай. Судя по истории, которую он нам рассказал, у него к этой комнате особый нездоровый интерес. Да, он мог тайком пробираться в нее по ночам, чтобы восстановить в прежнем виде. Он мог также задушить попугая и перерезать горло собачке, опасаясь, что они выдадут его присутствие там. И он мог убить Бендера, который выявил в нем тот самый излом. Это так. Убить тем самым способом, который нам только что продемонстрировали. Если он и безумен, то, по крайней мере, не лишен проницательности и здравого смысла, как и его предок, Анри Сансон. Да, он подходит по всем статьям. Единственный из всех.
– Все так, – неохотно согласился сэр Джордж. – Но в вашем представлении его безумию недостает последовательности. Какая ему польза от убийства Бендера? Этот его излом могли ведь обнаружить и другие.
– Да, но только он так не думал.
– Кроме того, если он так проницателен, а также наделен здравым смыслом, то зачем ему оставаться у окна и отвечать за Бендера, после того как тот умер? Если мы принимаем объяснение Мастерса, зачем вообще кому-то это делать?
Мастерс снисходительно улыбнулся:
– Я не силен по части того, что вы, джентльмены, называете психологией. Но с точки зрения здравого смысла все объясняется просто. Он должен был убедиться, что Бендер умрет раньше, чем вы до него доберетесь. Никто, даже эксперт-токсиколог, не может сказать, насколько быстро подействует яд и сколько времени должно пройти до смерти жертвы, когда ее не спасет уже никакой антидот. Из окна увидеть упавшего Бендера было невозможно. Допустим, Гай Бриксгем выстрелил в мистера Бендера сразу после того, как тот подал голос в одиннадцать пятнадцать. Бендер падает и пропадает из виду. В одиннадцать тридцать он может быть мертв, а может – нет. Если ответа не будет, вы, джентльмены, тут же ворветесь в комнату. А если бедолага еще жив и успеет что-то сказать? Все летит к чертям! Нет-нет. Нашему другу Гаю приходится ждать, пока жертва не отдаст концы наверняка. Вот почему он отвечает еще раз – без четверти двенадцать, после чего смывается. Как по мне, так это и есть здравый смысл. Какие могут быть сомнения?
– Послушайте, Мастерс, а вы не забыли про записную книжку? – напомнил Г. М., устроившись в кресле.
– Признаюсь, сэр, эта книжка долго не давала мне покоя. И вот что я теперь скажу. – Старший инспектор снисходительно кивнул. – К черту записную книжку.
– О, согласен, я повержен и унижен. И смею лишь указать, что ее кто-то прикарманил.
– Неужели? Тогда позвольте спросить напрямик. Вы вообще видели эту записную книжку? Ее кто-нибудь видел? Можете ли вы поклясться, что в кармане у Бендера была именно записная книжка? – (Г. М. что-то пробормотал, уставившись в стол, но не ответил.) – То-то и оно. Вы слишком хороший барристер, чтобы не понимать, что останется от вашего свидетельства, если вас подвергнут перекрестному допросу. За час или даже более до обеда вы заметили выпуклость в нагрудном кармане Бендера. И вам показалось, что там записная книжка. Такое свидетельство в суде не примут. И даже если предположить, что в тот момент в кармане что-то было, сколько времени прошло потом?
– Да, конечно! Я уже под перекрестным допросом, – проворчал Г. М.
– Даже если до обеда в кармане что-то лежало, ему ничего не стоило вынуть этот предмет. А поскольку позже к Бендеру вы не прикасались, то как вы можете быть уверены, что во время обеда в кармане у него что-то было?
– Выпуклость, говорите? А я спрошу вас, сэр, когда человек в накрахмаленной рубашке садится, у него на груди появляется выпуклость? Да, я уже слышу, как этот чванливый старикашка Хоуэлл громит меня своими вопросами и грозит карандашом. – Г. М. уныло покачал головой. – Но вы перебираете по части юридических тонкостей и уходите от здравого смысла. Я не могу поклясться, что в кармане была записная книжка, потому что я ее не видел. Если следовать вашей логике, то человек не может поклясться, что обнял именно свою жену, потому как было темно. Тьфу! Говорю вам, Мастерс, я знаю, что там была записная книжка. Потом, за обеденным столом…
– Есть о чем подумать, – глядя на Г. М., сказал сэр Джордж. – Мы разбиты?
– Боюсь, что да. В кабинете у него была записная книжка и что-то еще, но потом… Увы. Мастерс и Здравый Смысл одолели старика. Разгром. В одну калитку. Единственное, что у нас есть, – свернутый листок пергамента. Но против всех его аргументов это пустяк. Каким-то чудом этот листок мог оказаться в кармане у Бендера вместе с пиковой девяткой. Каким-то чудом этот листок мог оказаться в его руке и упасть ему на грудь, когда он бился в смертельных конвульсиях. Хороший обвинитель вроде Гупи Хоуэлла докажет, что именно так все и случилось и что убийца – Гай Бриксгем! Гай Бриксгем оставил отпечатки пальцев на окне и обрывок нити в ставне. Гай Бриксгем виновен по совокупности улик, и даже свернутый листок пергамента доказывает… Листок пергамента доказывает… доказывает…
Голос его задрожал, повторяя одно и то же, как заезженная пластинка. Задрожал и… умолк. Г. М. замер, держа руки на краю стола и уставившись в пустоту.
– Боже мой! – негромко сказал он.
Г. М. сидел без движения на фоне темнеющего неба. Все молчали. За целую минуту никто не произнес ни слова, пока тишину не нарушил пронзительный звонок.
