Ключи покойника - Михаил Александрович Кудрявцев

Припарковавшись на центральной общественной подземной парковке под площадью Grand Casino, я зашел в табачный киоск, находящийся в здании Casino Cafe de Paris, и про запас купил себе пять небольших сигар марки AVO Syncro Nicaragua Robusto, к которым получил на кассе маленький бело-черный коробок спичек с надписью Monte Carlo.

Никуда не торопясь, я прошел мимо Grand Casino, выстроенного в стиле Наполеона III, закрытого в это время Buddha-Bar, спустился по мраморной извилистой лестнице, миновал маленькую площадь отеля Fairmont Monte Carlo, сплошь уставленную дорогими автомобилями, и зашел на несколько минут в кофейню Starbucks. Это удивительное место, откуда открывается потрясающий вид на огромных альбатросов и чаек, в изобилии летающих в лучах полуденного солнца на фоне ярко-синей глади моря.

Через пять минут, несколько раньше назначенного времени встречи, я со стаканом черного Guinness сел за уличный столик «Ирландского паба» и закурил сигару. Я никогда в жизни не любил обычные сигареты, но периодически курил сигары. Когда я только начал курить, для меня это была лишь игра и возможность эффектно показать себя окружающим. Чуть позже я стал ощущать определенную зависимость и желание закурить, но только если я находился в красивом месте, пил хороший алкоголь и в итоге это действие уже перестало быть лишь юношеской шалостью. Несомненно, курить сигары можно везде и всегда: в процессе ходьбы по улице, ожидая трамвай на остановке, паркуя машину у супермаркета. Однако таким образом невозможно насладиться самим процессом курения, а именно это и есть самое важное. Сигара, как женщина, должна быть упругой, дорогой, качественной, в чем-то опасной для здоровья, но вызывающей гордость мужчины, который ею пользуется, приносить удовольствие и полностью занимать его внимание. Такие особые праздничные эмоции быстро пропадут, если девальвировать их постоянным будничным курением. Была в сигарах и еще одна чрезвычайно интересная особенность. Ты всегда имеешь возможность сделать в разговоре зачастую столь необходимую паузу. Сосредоточиться на вдохе дыма, зажечь вдруг потухшую сигару, хоть это и считается плохим тоном, сбросить пепел, откинуться на спинку кресла, держа сигару в руке. Все, что придет вам в голову. Однако именно эта секундная заминка дает возможность отвлечь собеседника, обдумать ответ, а иногда вообще переменить ход беседы.

Учитывая, что человечеством придумана целая культура курения сигар и споры ведутся о мельчайших деталях, я бы сказал, обрядах, эту тему можно обсуждать практически вечно. Скажу лишь, что мне нравятся крепкие сигары, иногда сигары средней крепости, размера Robusto. Это толстые и короткие сигары не очень долгого, порядка сорока – сорока пяти минут, времени курения. Я, к примеру, всегда перед использованием снимаю бант, то есть сигарную ленточку, и не брезгую тем, чтобы, не пользуясь гильотиной, просто откусить краешек сигары.

Таким образом, я закурил сигару, успел сделать два больших глотка пива и увидел идущего в мою сторону бодрым шагом Дмитрия.

Он был одет в плотно обтягивающие его длинные ноги белые джинсы, завернутые чуть выше щиколоток, ремня видно не было, так как пояс закрывал черный тонкий свитер, рукава которого были немного задраны, показывая на левой руке круглые серебристые часы Cartier с металлическим ремешком. На ногах у него были коричневые ботинки из гладкой кожи на толстой рифленой каучуковой подошве, с двумя маленькими кисточками, пришитыми посередине обувного язычка.

Он протянул руку и сказал:

– Приветствую! Хорошо выглядишь и, как всегда, куришь свою фирменную банкирскую сигару.

Первые сигары любимого мной размера в конце девятнадцатого века были изготовлены по заказу банкира Ротшильда.

– Спасибо. Присаживайся. – Я указал рукой на стоящий рядом стул. – Что будешь пить?

Он сел, положив руки на подлокотники кресла, пожал плечами:

– Наверное, как и ты, Guinness.

– Отлично. Угощаю. – Я встал из-за стола и направился внутрь бара. Мне надо было немного времени, чтобы справиться с внутренней нервозностью, которая могла очень помешать дальнейшему разговору.

Купив и сразу оплатив у бармена еще одно пиво и две рюмки водки, я вернулся к нашему столику, передал Дмитрию стакан и поставил водку на стол. Сев, сделал глоток Guinness, затянулся сигарой, медленно выдохнул дым и сказал:

– Твой отец мертв. Он был застрелен позавчера вечером в отеле Hyatt в Ницце. Приношу тебе свои соболезнования. Я уверен, что ты будешь обвинен в этом убийстве. Я хочу помочь тебе и себе выжить.

Он смотрел на меня, не отрывая взгляда, и молчал. Потом опустил глаза, взял бокал, сделал глоток, зажмурился и опять, открыв глаза, взглянул на меня. По его щекам текли слезы.

– Скажи мне, скажи мне, – повторил он дважды, – кто это сделал?

– Я не знаю точно. Но это связано с ключами от ячейки, которые ты отдал Галине.

Он смахнул рукой слезы, подался немного назад и резко спросил:

– Откуда ты об этом знаешь?

– Мне сказала Галина, – ответил я.

– Вот как, – чуть громче прежнего произнес Дмитрий. – И что еще она тебе говорила?

Я взял сигару, покурил секунд десять и ответил тихим голосом:

– Много чего, точнее – все.

Он опять закрыл глаза, наклонил голову, потом закрыл лицо ладонями и, громко всхлипывая, заплакал.

Я привстал, перегнулся через стол, приложил свой лоб ко лбу парня и, крепко обхватив рукой его голову, твердым голосом сказал:

– Дима, слушай меня, я с тобой. Я не замешан в гибели твоего отца. Я помогу тебе всем, чем смогу. Но сейчас мы оба находимся в очень сложном положении. Поэтому прошу тебя: собери все силы, успокойся, прими утрату как она есть и подумай о себе. Ты пока еще жив, но, возможно, это не надолго.

Я отпустил Дмитрия, вернулся на свое место и закурил. Он продолжал сидеть, закрыв руками лицо, и я добавил:

– Ты ничего не исправишь. Смерть – единственное, что убивает надежду. Это тот случай, когда можно, уже не теряя достоинства и без душевного греха, опустить руки и спокойно сказать себе: «Все, это конец!» Пока человек жив, ты обязан бороться. Смерть снимает с тебя любые обязательства. Острота утраты уйдет со временем, но даже через годы твоя душа не перестанет болеть. Знай, у того, кто был твоим отцом, сейчас там очень много своих дел и забот. Ему не до переживаний. Отпусти его, ему в данный момент точно не до тебя. Не смей жалеть его, потому что он больше не живет в этом мире. Пожалей себя, ведь ты больше не почувствуешь его тепла, не услышишь его голоса и не увидишь его лица. С этого момента, пока ты на этом свете, твое общение с ним станет уже только односторонним, и это теперь навсегда – твое горе.