Алексей Хапров - Наследник
— А чего это вы пешком? — снова окликнул нас шофер.
— Да вот, ехали на "попутке", — принялся "заливать" мой находчивый спутник. — О цене изначально вроде договорились. А этот козел возьми, и по пути больше запроси. Иначе, говорит, вылезайте. Ну, а у нас денег мало. Пришлось выйти.
— Вот сволочь! — осуждающе покачал головой водитель. — Что за люди! Бросить ребенка и старого человека в таком месте! Ни стыда, ни совести. Бабушка, что же Вы ему своей клюкой рожу не расквасили?
— Она глухонемая, ничего не слышит, — объяснил Радик.
Я в качестве подтверждения продолжал невозмутимо смотреть в окно.
— А-а-а, — бросив на меня сочувствующий взгляд, протянул шофер. — Понятно.
Автобус, чувствительно реагируя на все неровности дороги, преодолевал километр за километром. Нас немного разморило. Мы задремали. Я даже начал видеть какой-то сон. Но через некоторое время мои уши уловили недовольный возглас, который заставил меня насторожиться и открыть глаза.
— Кого они там караулят?
Посмотрев в лобовое стекло, я похолодел. Впереди стояла милицейская машина, возле которой скучали двое постовых. Заметив нас, они оживились. Характерный взмах полосатого жезла, и автобус повернул к обочине.
Я напрягся. Мое сердце бешено заколотилось. В салон заглянул грузный, насквозь промокший от пота, сержант. Радик подался чуть вперед, чтобы заслонить меня от его взора, и вытащил из рюкзака свой игрушечный пистолет.
— Кто тут у тебя?
— Семинаристы, — миролюбиво ответил водитель. — Едут в монастырь молиться святым мощам. Да бабка глухонемая с внуком.
В подтверждение его слов сзади нас тут же грянул радостный хор:
— Аллилуйя! Аллилуйя!
Сержант неодобрительно покосился на будущих священников, поднялся к шоферу и протянул ему фотографию.
— Не встречал?
На снимке был я.
— Нет, — уверенно ответил водитель.
— Если вдруг увидишь, имей в виду…
— Да знаю я, знаю. Вооружен, опасен. Мне на предыдущем посту уже говорили. Попадется на глаза — позвоню.
— Езжай, — бросил сержант, болезненно морщась от бившего ему в уши песнопения.
Автобус тронулся. Я облегченно перевел дух.
— Когда же они, наконец, этого бандита поймают? — проворчал водитель. — Третий день уже рыскают, и все без толку.
— Куда им! — воскликнул мой спутник. — В этой милиции — одни придурки.
— Что верно — то верно, — согласно усмехнулся шофер…
Глава четырнадцатая
Сочи оправдал мои ожидания на все сто. Едва мы въехали в город, как я полностью оказался во власти его красоты. Сколько зелени! Сколько свежести! Сколько ароматов!
Я жадно вдыхал витавший в воздухе неповторимый запах моря, провожал глазами проносившиеся мимо нас аллеи, фонтаны, здания причудливой архитектуры, и горько сожалел, что мне приходится созерцать все это не в непосредственной близости, а из окна автобуса. Увиденное захватило меня настолько, что в какой-то момент я совершенно забылся и, повернувшись к Радику, восхищенно воскликнул.
— Здорово, правда?
Ощутив резкий удар локтем в бок, я прикусил язык, и опасливо покосился по сторонам.
Водитель был целиком поглощен дорогой. Семинаристы по-прежнему распевали свою "аллилуйю". Судя по всему, никто из них так и не заметил, что "глухонемая старуха" внезапно обрела дар речи.
"Пронесло", — с облегчением подумал я
Мысленно обругав себя за неосторожность, я снова закутался в платок.
Мой спутник тем временем не отводил глаз от лобового стекла. Очевидно, Сочи был ему хорошо знаком. Когда мы вырулили на какой-то большой, оживленный проспект, он, к моему удивлению, попросил водителя остановиться:
— Мы выйдем здесь.
Меня охватило недоумение.
— Зачем светиться в таком людном месте? — спросил я Радика, когда мы покинули автобус.
— А затем, что мы уже приехали, — ответил он, и, потянув меня за платье, озорно добавил: — Пойдем, "бабушка". Наша цель совсем рядом, на другой стороне перекрестка.
— Слава Богу, — прошептал я и, старательно шаркая ногами по асфальту, заковылял вслед за "внучком".
Видимо, в изображении своей старческой "немощности" я все же немного перестарался. Когда у светофора меня взял под руку какой-то милиционер, меня словно шарахнуло током. Его сомкнувшееся на моем локте запястье было сродни наручникам. "Все, — подумал я, — конец". Но выяснилось, что стражу порядка просто вздумалось перевести меня через дорогу.
— Болеет твоя бабушка, — с сожалением заметил он на прощанье Радику. — Вся холодная. Дрожит.
— Болеет, — грустно вздохнул мой спутник, смиренно потупив взор.
Дождавшись, пока сердобольный милиционер отойдет на приличное расстояние, Радик не удержался и прыснул:
— Что, сдрейфил?
— Пошел ты! — раздраженно промычал я, пытаясь утихомирить бившую меня "кондрашку". — Ну, где твоя цель? Показывай.
— Вот она, — ответил мой спутник, и кивнул головой на внушительное зеленое здание, над входом в которое значилось "Сбербанк".
— Понятно, — хмыкнул я. — Примерно чего-то подобного я и ожидал.
Радик подался к моему уху и прошептал:
— Дядь Жень, когда мы с папкой были здесь в последний раз, он арендовал в этом банке ячейку. В ячейке находится одна очень важная бумага, которую мы должны забрать.
— И как ты собираешься это сделать? — с сомнением проговорил я. — Для этого наверняка нужны документы. У тебя по малолетству их еще нет. А свои я показывать не стану.
— Никаких документов не нужно. Ячейка арендована на предъявителя. Достаточно карточки и ключа. Только предъявитель должен быть совершеннолетним. Ты этому требованию более чем отвечаешь. Ну, "бабушка", соберись. Остался последний шаг.
— Хватит язвить, — бросил я.
Вопреки моим опасениям, процесс прохождения в депозитарий оказался несложным. Похожий на ястреба охранник сообщил о нашем запросе в нужный отдел. Явился клерк, который провел нас в банковское подземелье. Отперев массивную металлическую дверь, он завел нас внутрь, после чего удалился. Мой спутник отыскал по номеру нужную ячейку, сунул в нее ключ, распахнул дверцу и извлек изнутри прозрачную папку, сквозь которую просматривался листок бумаги, имевший все признаки официального документа: печать, штамп с регистрационным номером, несколько подписей. Радик закрыл ячейку обратно на ключ, и кивнул мне с довольным видом:
— Все. Пошли.
Выйдя из банка, мы огляделись по сторонам и, заприметив невдалеке небольшой уютный скверик, сочли, что он вполне подойдет нам для небольшого отдыха.
— Фу-у-у! — облегченно выдохнул мой спутник, когда мы уселись на свободную скамейку. — Дядь Жень, мне даже не верится, что все закончилось.
— Точно закончилось? — спросил я.
— Точно, — без тени сомнения отрезал мальчик; в его глазах горел восторженный огонь. — Остались только чистые формальности.
— Может, теперь откроешь, наконец, свою тайну? Признаться, у меня просто зудит узнать, что же это за бумага, ради которой нам пришлось столько перетерпеть.
— Открою, — согласно кивнул Радик.
Он достал из рюкзака "файл" и протянул мне.
— Читай.
В документе значилось следующее:
"Я, Карпычев Геннадий Матвеевич, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество своему приемному сыну Карпычеву Радиславу Геннадьевичу. Только ему и никому другому…".
— Что ж, поздравляю, — вздохнул я, возвращая мальчику документ. — С таким наследством ты теперь первый жених на всю страну. Когда об этом сообщат в газетах, тебя просто завалят письмами с объяснениями в любви. Хорошо, хоть, что завещание было спрятано в банке, а не бог знает где. И нам не пришлось ради него копать землю, нырять на дно морское, или искать в яйце, что спрятано в утке, а утка в зайце, а заяц — у черта на Куличках.
Радик рассмеялся и засунул папку обратно в рюкзак.
— Одного я не пойму, — добавил я. — Зачем Геннадию Матвеевичу понадобилось хранить его именно здесь?
Мой спутник посерьезнел.
— Чтобы про него никто не узнал, — тихо сказал он. — Если бы завещание хранилось в Москве, Катька непременно бы о нем пронюхала, и позаботилась бы о том, чтобы оно куда-то исчезло.
— Причем здесь твоя мачеха? — недоуменно нахмурился я.
— Как при чем? Ты разве не знаешь закона о наследовании?
— Не знаю. И дай бог, чтобы я еще не скоро его узнал.
— Если бы этого завещания не было, — принялся разъяснять мой спутник, — все папкино состояние было бы поровну разделено между Катькой, как его женой, и мною, как его приемным сыном. А папка хотел, чтобы все досталось одному мне. Он как будто предчувствовал свою смерть.
Радик вытащил из кармана свернутый вчетверо потрепанный листок бумаги:
— На, прочти. Это тебе все объяснит.
