Алексей Хапров - Наследник
"Бандиты", — мысленно охнул я.
Вокруг меня сомкнулось кольцо. Я почувствовал, что во мне нарастает страх. Если эти ребята решат учинить надо мной самосуд (а они, судя по их свирепому виду, были способны на все), мои шансы на спасение будут равны нулю.
— Оганез, отпусти его, — послышался чей-то негромкий, хриплый бас.
Мои руки обрели свободу. Я выпрямился. Перед моими глазами выросла внушительная шея. Это был крупный, хорошо одетый мужчина лет шестидесяти с властным лицом и холодными глазами. Характерный акцент выдавал в нем кавказца. По его неторопливым и уверенным движениям, по его спокойной и размеренной речи я понял, что он в этой компании — главный.
Кавказец внимательно оглядел меня с головы до ног. В его глазах промелькнуло сомнение.
— Ну, что, давай знакомиться, — наконец проговорил он. — Меня зовут Гиви.
— Евгений, — представился я и по привычке выбросил ладонь вперед. Но мой собеседник подчеркнуто отвел руки за спину.
Кто-то усмехнулся. Я почувствовал неловкость.
— За свою жизнь я повидал немало всякого люду, — неторопливо продолжил кавказец. — Но ты на убийцу что-то не похож. У тебя интеллигентность на лбу написана. Инженер?
— Инженер, — кивнул я.
— Так почему же тебя обвиняют в убийстве такого уважаемого человека?
— Я никого не убивал, — заявил я.
Гиви молча смотрел на меня. Его проницательный взгляд словно просвечивал меня насквозь.
— Не верь ему! — выкрикнул "трактирщик".
— А сыну Карпычева поверишь? — раздался звонкий голос Радика.
Кольцо обступивших меня "братков" разомкнулось. Мой спутник стоял, засунув руки в карманы брюк, и бесстрашно смотрел на кавказца.
— Ба! — раздался чей-то голос. — А я все думаю, где я мог его раньше видеть. Это же тот самый пацан, который снимался в кино. Вырос. Прямо не узнать.
— Дядя Женя моего папу не убивал, — отчеканил Радик. — Его убил кто-то другой. А дядю Женю просто подставили.
— Вполне допускаю, — кивнул кавказец. — Но дело сейчас не в этом, а в том, что он ограбил нашего друга.
Он указал глазами на хозяина кафе.
— Да никто его не грабил! — топнул ногой мой спутник. — Мы даже крошки от него не унесли.
— Гиви, — весело воскликнул Оганез, демонстрируя Радиково "оружие", — наш Ашот обделался от игрушки. Пистолет и вправду игрушечный.
Пустынную равнину сотряс взрыв хохота. "Трактирщик" покраснел, как вареный рак, и не знал, куда деть глаза.
— Да как же не грабил! Как же не грабил! — стал неуверенно оправдываться он.
— Помолчи, — остановил его кавказец и обратился к мальчику. — Подойди к дяде Гиви.
Радик подошел.
— Сейчас мы отойдем с тобой в сторонку, и ты мне подробно расскажешь, как все было.
Кавказец выслушал моего спутника со всем вниманием. Когда он снова подошел к нам, в его глазах светилось негодование.
— Ашот, Ашот! — осуждающе обратился он к хозяину кафе. — Бить голодного ребенка за то, что он стащил кусок хлеба! Позор!
"Трактирщик" потупил глаза, не решаясь что-либо возразить. После этого Гиви обратился к своим собратьям:
— Мы отпускаем этих ребят. Наказывать их не за что. Оганез, у тебя там в машине вроде была какая-то еда?
— Да, бутерброды и минералка. А что?
— Отдай им.
Мой "пленитель" вытащил из автомобиля сверток и передал его мне.
— Желать тебе успеха я не буду, — обратился ко мне кавказец. — Но справедливости пожелаю. Какой бы она ни была.
Я благодарственно кивнул. Гиви хотел еще что-то добавить, но тут вдруг послышалось чье-то восклицание:
— Ашот, что с тобой?
Все повернули головы. Хозяин кафе неподвижно лежал на земле. Его рот был широко открыт, а остекленевшие глаза испуганно смотрели куда-то вверх. Один из "братков" стал нащупывать его пульс.
— Во, дела! — изумленно произнес он. — Мертв!
Кто-то присвистнул. Наступила напряженная тишина.
— В машину, — скомандовал кавказец…
Проводив глазами отъехавшие автомобили, мы с Радиком облегченно перевели дух.
— Откровенно говоря, я не думал, что все так хорошо закончится, — признался я своему спутнику. — Когда они меня обступили, я решил, что мне пришел конец. Ты меня просто спас.
— Да ладно ты, — отмахнулся Радик. — Давай лучше поужинаем.
Развернув подаренный нам кулек, он радостно воскликнул:
— Бутерброды с ветчиной! Класс!
— Класс, — согласился я, открывая минералку.
— Сейчас просто перекусим, но зато завтра наедимся до отвала.
— На какие шиши? — горько улыбнулся я.
— Вот на эти, — произнес мой спутник, и продемонстрировал мне бумажник.
— Откуда он у тебя? — изумился я.
— У "трактирщика" из кармана спер, пока он мне ухи крутил.
Я схватился за голову и рассерженно посмотрел на него.
— Это компенсация за моральный ущерб, — поспешил пояснить мальчик. — Ему он все равно уже не понадобится.
— Да, не понадобится, — озабоченно пробормотал я. — От чего, интересно, он умер? Вроде, был жив-здоров. И, вдруг, раз, и на тебе. Какая-то странная смерть.
— Может, странная. А может, и не странная, — заметил Радик. — В любом случае, туда ему и дорога…
Глава тринадцатая
Вдоль пыльной ухабистой дороги под знойным полуденным солнцем ковыляла сгорбленная старуха. В ее правой руке была кривая палка, на которую она опиралась, а в левой — мешок, который она волочила по земле. Смотреть на нее было неприятно. Длинное черное платье, спускавшееся аж до самых пят, черный платок, скрывавший всю нижнюю часть ее лица, придавали ей такую мрачность, что казалось, будто в ее обличии вышагивает сама Смерть.
Старуха была не одна. Рядом с ней, понурив голову, брел ее внук. Он выглядел уставшим. Каждый шаг давался ему с трудом. В конце концов, он не выдержал, остановился, и простонал:
— Дядь Жень, я больше не могу.
Да, это были мы с Радиком. Это был наш новый маскарад. Причем, возник он очень неожиданно.
Когда мы, проснувшись утром, осмотрелись вокруг, острые глаза моего спутника заметили у обочины дороги какой-то старый потрепанный серый мешок с веревочными завязками. Судя по всему, его либо выкинули, либо забыли, когда садились в "попутку". Мы осторожно заглянули внутрь.
— Бабьи тряпки, — разочарованно вздохнул Радик, но вслед за этим тут же встрепенулся: — Дядь Жень, а для тебя они очень кстати. А ну-ка, примерь.
Я напялил на себя лежавшее в мешке одеяние. Мой спутник вскинул большой палец и восхищенно захлопал в ладоши.
— Класс! То, что нужно! Вылитая старуха! Дядь Жень, тебя в этом "прикиде" даже родная мать не узнает. Ей богу! Ты только побрейся и, самое главное, молчи, чтобы твой голос тебя не выдал. Прикинься, что ты "глухонемая" инвалидка.
— Я воль, майн фюрер! — в шутку отрапортовал я.
Радик засмеялся.
Очистив лицо от щетины, я немного потренировался в изображении старческой походки, переложил содержимое своей дорожной сумки в мешок, приспособил в качестве реквизита валявшуюся на земле палку, и мы продолжили свой путь…
— Привал, — согласно кивнул я, и уселся рядом с мальчиком.
Радик достал из рюкзака недопитую накануне бутылку минералки, сделал глоток и протянул мне.
— Спасибо, — поблагодарил его я.
Мы немного помолчали.
— Дядь Жень, пройдет немного времени, и мы с тобой будем вспоминать это путешествие со смехом, — мечтательно произнес мой спутник, откинувшись назад, и подняв глаза к небу. — Помнишь, как мы изображали монахов?
— Помню, — кивнул я. — Хотя мне, признаться, больше запомнилось, как ты отчаянно драпал от врачихи.
— Ха-ха-ха, — рассмеялся Радик. — Это я клизмы испугался. Мне ее в детском доме как-то ставили, когда я отравился. Запомнил на всю жизнь. Жуть!
— Я так и понял, что ты с ней уже знаком.
— Дядь Жень, у нас скоро все будет хорошо, — пообещал мальчик. — Вот увидишь.
— Дай-то бог, — вздохнул я, и мысленно про себя отметил: "В последние дни, несмотря на все свалившиеся на нас тяготы, он как-то поживел, стал больше улыбаться. Дома он постоянно ходил угрюмым".
— Что же это за тайна, которую ты никак не решаешься мне открыть?
— Дядь Жень, потерпи. Осталось уже совсем немного.
Вдали показался какой-то автобус. Мы поднялись на ноги и "проголосовали". К нашей великой радости он затормозил. Передняя дверь открылась. Водитель приветливо кивнул.
— Садитесь.
Дождавшись, когда мы устроимся на двух передних сиденьях, располагавшихся прямо за ним, он нажал на газ.
— Вам куда?
— До Сочи, — ответил Радик.
— По пути. Завезу прямо в город.
— А сколько Вам надо платить?
— Да нисколько. У нас это не практикуется. Автобус церкви принадлежит.
Я осторожно обернулся и оглядел пассажиров. Это были молодые ребята лет восемнадцати-двадцати. Их лица светились каким-то неземным блаженством.
