Смерть в изумрудных глазах - Анна и Сергей Литвиновы
— Так я тебе помощницу нашел! — улыбнулся лучезарно.
…Надину подругу Люсю — по чьей вине его любимая едва не погибла, а ребенок мог родиться больным — Дима не переносил на дух. Давно озвучил: в этом вопросе в семье патриархат — и если горе-мотоциклистка только появится на пороге, он лично ее спустит с лестницы. Однако у Люси имелась мама, и на ту, в отличие от непутевой дочери, положиться было можно. Женщина давно на пенсии, предложение подработать приняла с восторгом. С младенцами, как заверила, обращаться умела. Да и Наде благоволила.
— Будет приходить к тебе — на вечер, на полдня, на сколько скажешь! — разливался Полуянов.
Удалось супругу умаслить — от компьютера отошла, улыбнулась. А Дима продолжал нажимать:
— Я дней на пять максимум! И ты от меня отдохнешь, только представь: вся кровать в твоем распоряжении и никакого храпа! А я из Мурманска кучу вкуснятины навезу. Крабов. Трески соленой. Икры. Настойку на морских ежах — говорят, уникальное средство!
— Спиртовая настойка?
— Ну да. Как все лекарства.
— Главное, сам с ней не переусердствуй.
— Нет, она исключительно лечебная. А в плане выпить — там есть более интересные варианты. На морошке, к примеру, — сказал опрометчиво.
— Понятно. — Снова нахмурилась. — Едешь пить-гулять.
— Гулять точно вряд ли. Тема сложная. С ресторанами не коррелируется.
Рассказал Наде в двух словах.
Она побледнела, сразу Игната прижала к себе покрепче:
— Боже мой! Пятый класс. Это сколько девочке было лет?
— Одиннадцать.
Полуянов ждал: скажет сейчас, что лучше бы он на своих «добрых новостях» сидеть продолжал. Однако Митрофанова отрезала:
— Тогда езжай. Обязательно нужно выяснить правду. И вырвать жабры — тому, кто ее довел.
Дима хотел выразить удивление: обычно Надюшка в подобном тоне не выражалась. Но взглянул в ее решительное лицо и пообещал:
— Обязательно.
* * *
Оксана Юрьевна тоскливо посмотрела в окно и в который раз мысленно прокляла свою работу. Мало того что должность социального педагога оплачивалась по ставке чуть выше уборщицы, — еще и вечно приходилось на острие балансировать.
Детей в школе — больше тысячи. И каждый — хоть самый милый, благовоспитанный отличник — минимум однажды за время учебы да влипнет в историю. А добрая треть ее подопечных проблемы доставляла постоянно. Конфликтовали, дрались, притаскивали «запрещенку» — пришлось даже сейфом обзаводиться, доверху набит «электронками», обычными сигаретами, зажигалками и петардами.
Осложнял положение и факт, что социальный педагог — должность для родителя пока не слишком понятная. Когда учителя вызывали, выслушивали упреки покорно, визита к директору и вовсе неприкрыто побаивались. С ней же вечно пытались спорить, а то и обвинять во всех смертных грехах — от несправедливых придирок к их «кровиночке» до создания в школе «некомфортной атмосферы».
Да и родительский контингент весьма разнородный. Обеспеченных людей в Мурманске немало, и с этими особенно сложно. С учителями хоть как-то считались, а ее откровенно держали за «обслуживающий персонал».
Отец Маши Глушенко был из таких — богатых да борзых. В открытую ей заявлял, что специально отдал дочь на дзюдо — чтобы «умела ударить первой». На попытки социального педагога поговорить, предупредить, что девочка ведет себя излишне агрессивно, отмахивался: «Вы докажите. Нет заявления — нет дела».
А жаловаться на обидчицу дети действительно боялись. Маша давно всем и каждому объявила: папа ее в любом случае отмажет. И директор будет на ее стороне, потому что «мой старикан нашу паршивую школу спонсирует».
Оксана Юрьевна, разумеется, знала про конфликт Глушенко и Можаевой. Несколько раз заводила Олю в свой кабинет, уговаривала: собраться всем вместе, с родителями, обсудить ситуацию, призвать одноклассницу к ответу. Но девочка упрямо повторяла, что «у нее все нормально». И доказательств никаких. Маша — истинная дочь своего ушлого папочки, так что редко делала гадости собственными руками. Зачем, когда полкласса у нее в прихлебателях ходит?
И сейчас Оксана Юрьевна почти радовалась: ей казалось, что возмездие для семейки беспредельщиков неизбежно. Слишком очевидная связь.
В понедельник — Маша избивает одноклассницу. Свидетелей, к счастью, искать не надо: как раз на выходных в школьной раздевалке наконец установили видеокамеру, она и запечатлела инцидент. А во вторник — Оля кончает с собой.
Про уголовное дело о доведении до самоубийства речи, понятно, не идет: слишком мала обидчица. Но исключить из школы — возмездие справедливое.
Однако в среду к ней в кабинет явился Машин отец. По-хозяйски запер изнутри дверь (ключ торчал в замке), вальяжно откинулся в кресле для посетителей и швырнул на стол пачку перетянутых резинкой тысячных купюр.
— Эт-то что? — опешила Оксана Юрьевна.
А мужчина спокойно произнес:
— Я с Марией поговорил. Она осознала. Впредь себя станет вести скромней. Так что давайте не будем портить девочке жизнь.
— Н-но…
— Свидетелей нет. Видеозапись — ну скажем… случайно испорчена. А повесить есть на кого. Вся школа знает: Тимофей в «Синем ките» состоял. И Ольга с ним дружила. Вот и раскручивайте — его тлетворное влияние.
— Уберите ваши деньги, — тихо произнесла Оксана Юрьевна.
Мужчина не шелохнулся. Спокойно сказал:
— Директор на моей стороне. Так что запись все равно уничтожим. А твое слово ничего не стоит. Хочешь проверить, повоевать? Ну попробуй. Мигом уволят с волчьим билетом. Город у нас небольшой. Больше никуда на работу не возьмут.
— Вы понимаете, что творите? — всплеснула руками она. — Дело-то не во мне, а в дочери вашей! Вы задумывались, в кого она превратится через год, через три? Если ей сейчас сойдет это с рук?!
Мужчина сдвинул брови:
— Машка моя никого не убивала. А что врезала девчонке пару раз — так мы все в школе дрались. И я бил, и меня били. Но как-то в голову не приходило из-за каждого синяка вешаться идти. Нормальный человек из-за такого самоубиваться не будет. С головой, наверно, у этой Ольги не все в порядке. Было.
— Как вы можете говорить в таком тоне! Ребенок погиб!
— Все, Оксанка, не гоношись, — добавил в голос металла. — Я за свою дочку горой. А тебя — в порошок сотру. Если упрямиться будешь.
* * *
В Мурманск Дима прилетел в четверг к вечеру.
Заселился в отель, первым делом выключил кондиционер и распахнул окно. Ледяной ветер ударил в лицо, вздыбил занавески, зато ощущение — будто на корабле. Окна на залив, шума городского не
