Смерть в прямом эфире - Найо Марш
В первое свое появление Аллейн являлся холостяком. Будучи неравнодушен к противоположному полу, он, однако, не прыгал из койки в койку безответственным образом, пока вел расследования (а если и прыгал, мне об этом ничего не известно). Аллейн был свободен во всех отношениях, пока на лайнере, шедшем из Сувы на Фиджи, не увидел Агату Трой, писавшую картину на палубе. Но до этого оставалось еще полдюжины книг.
Издателей и редакторов ничуть не смутило, когда после еще парочки расследований леди приняла предложение. Это стало свершившимся фактом, и с тех пор мне пришлось иметь дело с женатым сыщиком, его знаменитой супругой и, чуть позже, с их сыном.
Благодаря череде совпадений (и к вящему неудовольствию Аллейна) двое последних нередко оказываются замешанными в его профессиональную деятельность, но в целом мой сыщик умеет разделять работу и семью. О делах он говорит со своим напарником и другом инспектором Фоксом, толстым, спокойным и прямодушным, который вполне степенно вошел в повествование. Они уже давно работают вместе и любезно продолжают брать меня с собой.
Однако в ту памятную субботу все это, как пишут авторы детективов, еще скрывалось за таинственным покровом грядущего. Пламя весело плясало в жаровне, ему вторили тени на стенах моей лондонской квартиры. Я включила свет, открыла тетрадь, заточила карандаш и начала писать. И вот сыщик появился, скромно ожидая своего выхода в четвертой главе, на 58 странице первого издания.
Коль скоро ко мне пожаловал гость, не годилось оставлять его безымянным.
За несколько дней до этого я побывала в Далвич-колледже. Эта школа-пансион (что во всех других странах, кроме Англии, означает частную школу) была основана и весьма щедро облагодетельствована знаменитым актером эпохи Елизаветы I. При колледже есть замечательная картинная галерея и уникальное собрание реликвий театра Шекспира и Марлоу, совершенно очаровавшее меня, большую поклонницу этого театра.
Мой отец был выпускником Далвич-колледжа, «старым аллейнцем», ибо актера елизаветинской эпохи звали аллейном.
Инспектор-детектив Аллейн, Скотленд-Ярд? Звучит.
Разобравшись c фамилией, я какое-то время колебалась по поводу имени, однако новый визит, на этот раз к друзьям в горную Шотландию, познакомил меня с носителями звучных имен, среди которых был Родерик (Рори) Макдональд.
Родерик Аллейн, детектив-инспектор Скотленд-Ярда?
Да!
Кстати, ударение на первый слог.
Портрет Трой
Трой впервые появилась в шестой из книг об Аллейне. В те дни я увлекалась живописью, причем довольно серьезно, и имела привычку оценивать все, что вижу, как возможную тему для новой картины.
По пути из Англии в Новую Зеландию мы зашли в порт Сувы. День был облачный, безветренный и душный: в такую погоду звуки кажутся необыкновенно четкими, а краски – удивительно интенсивными, бьющими по глазам. Пристань Сувы, насколько мне удалось разглядеть с палубы «Ниагары», оказалась весьма примечательной в этом отношении: пронзительная зелень связок бананов, завернутых в банановые листья более темного тона, долговязый фиджиец с копной волос кислотно-малинового (в точности как сари стоявшей рядом индианки) цвета, шлепанье босых ног по мокрым доскам и густые, как из кувшина, гудящие низкие голоса – все это впечатляло, и у меня буквально зачесались пальцы от желания взяться за кисть.
Наш лайнер отчалил от берега, пристань отдалилась, и я осталась с неначатой, несуществующей картиной, отчетливость которой нисколько не изгладилась до сих пор.
Не будет преувеличением сказать, что, когда я начала «Маэстро преступлений», именно тоска по несостоявшемуся побудила меня описать другую художницу на другой палубе, занятую наброском пристани Сувы, и эта мастерица кисти справилась с картиной гораздо лучше меня.
Это была Трой. Именно у Сувы они с Аллейном и познакомились.
Я всегда старалась удерживать обстановку своих произведений в границах личного опыта; наткнувшись на Трой, я решила, что Аллейну тоже суждено ее встретить, и перенесла действие романа в богемную среду. Детектив писался еще до отмены смертной казни в Великобритании, и Трой горячо разделяла мое отвращение к этому ужасному обычаю. Узнав из разговора с одним инспектором-детективом, что и в полиции многие против смертной казни, я сделала Аллейна одним из них. Тень смертного приговора незримо легла между ним и Трой, и только в финале следующего романа, «Смерть в белом галстуке», они наконец соединились. В «Смерти и танцующем лакее» Аллейн и Трой уже были женаты.
Мой лондонский литературный агент, помнится, засомневался, стоит ли женить Аллейна: в то время в детективной литературе преобладала доктрина, что любовную линию сыщика, ведущего расследование, следует оставлять в тени или, в крайнем случае, обращаться с ней с предельной осмотрительностью и избавляться с наискорейшей прытью. Конан Дойл, например, держался такого мнения.
«Для Шерлока Холмса она всегда оставалась “Этой Женщиной”», – начинает он рассказ об Ирен Адлер, но после двух-трех фраз о романтической привязанности отбрасывает эту идею, утверждая, что эмоции (особенно сексуальное влечение) были «ненавистны холодному, точному и удивительно уравновешенному уму» Холмса.
Так на мисс Адлер был поставлен крест.
Исключение из повального негативного отношения к романтике мелькает в классическом «Последнем деле Трента» авторства Бентли, где увлечение Трента одной из подозреваемых легло в основу расследования. Дороти Л. Сэйерс сама переворачивает все с ног на голову, влюбившись в собственного персонажа и усадив в лужу и себя, и его.
Трой появилась в тот период, когда стопроцентно порядочных литературных героинь звали Далси, Эдит, Сесили, Мона, Мадлен и даже, увы, Глэдис. Я же хотела, чтобы имя у моей художницы было самое обыкновенное, и мне на ум пришла Агата (не из-за Агаты Кристи!), зато фамилию я подбирала необычную, но чтобы сочеталась с именем. И стала она Агатой Трой2, и неизменно подписывала свои картины «Трой», и так ее все и звали. «Смерть в белом галстуке» могла называться «Осада Трой».
Живопись Агаты Трой далека от академической, однако ее нельзя назвать абстрактной. Ее манеру отличает неуловимо-тонкое ощущение движения, возникающее из кажущегося хаоса форм и линий. Трой не перестает сожалеть, что так и не написала портрет Изабеллы Соммиты, заказанный ей в романе, который я сейчас пишу. Певица пожелала быть запечатленной с широко открытым ртом, издающей свое знаменитое «ля» третьей октавы сразу после «до». Вряд ли бы дива осталась довольна результатом, но рабочее название портрета было «Звук торжества».
Из Трой и Аллейна получилась прекрасная пара. Ни тот, ни другая не совали нос в работу супруга (и) без спросу, что в случае Трой означало то и дело спрашивать,
