Гребень Матильды - Елена Дорош
С ней такое было, когда привезли тятеньку. Она видела и слышала. Каждый нюанс, каждое слово. А потом ничего не могла вспомнить. Из памяти словно стерли самое страшное. Кто? Как? Объяснить невозможно, но позднее Анна не раз думала, что если бы помнила – наверное, не вынесла бы.
Оглядевшись, она заметила на столе графин с водой, налила и, приподняв голову женщины, заставила сделать глоток.
Челюсти бедняжки мелко затряслись. Следом – руки. Анна сжала их в своих ладонях.
В таких случаях человеку говорят – «успокойтесь» и «не волнуйтесь». Обычно после этого тот начинает нервничать еще сильней. Как? Объясните мне: как успокоиться?
Лучше выдавать команды. Их человек в шоке точно понимает.
– Лидия Борисовна, посмотрите на меня, – твердо произнесла Анна.
Женщина подняла стеклянные глаза.
– Когда вы зашли, в доме были посторонние? На лестнице? В квартире?
Та помотала головой.
– Вы трогали что-нибудь в помещении?
Снова отрицание.
– До тел дотрагивались?
Женщина кивнула. Руки заходили ходуном. Анна еле удержала их.
– Матильда, – вдруг прошептала Лидия Борисовна.
– Матильда? Кто такая Матильда?
Снова мотание головой.
– Кто такая Матильда? – медленно повторила Анна, глядя женщине в глаза.
Та разлепила синие губы.
– Надя сказала… Она так сказала.
До Анны вдруг дошло:
– Ваша племянница была еще жива? Она произнесла имя «Матильда»? Кивните, если так и было.
Женщина кивнула и закрыла глаза. Она качнулась и стала валиться набок.
– Данила, помоги!
Рыклин с милиционером подхватили ее. Из прихожей прибежала соседка и увела беднягу прочь.
– Соседку допросил? – повернулась Анна к Рыклину.
– А то как же. Ничего не знает. Спала. Но тоже про Матильду слышала, когда сестру убитого отпаивала.
– У нее есть предположения, что за Матильда?
– Нет.
Анна повернулась к милиционеру:
– Кот в доме есть?
– Не могу знать. Не видел. Может, выбежал на улицу?
– Выясните, кого могли звать Матильдой. Опросите еще раз соседей.
– Будет сделано! – с готовностью вытянулся милиционер.
Видать, тоже из бывших. Скорей всего, городовой в прошлом. И как умудрился остаться на службе? В любом случае сейчас от него больше толку, чем от некоторых.
Анна взглянула на Рыклина.
Тот сделал вид, что приказа не слышал, и отправился в соседнюю комнату.
Ну и черт с ним! Пусть делает что хочет!
– Странно, что девочка была жива после такого удара.
– Бывает, – пожал плечами Гнатюк.
Закончив работу, он небрежно покидал инструменты в чемоданчик и с ходу перешел на мову.
– Пробачтэ, други, но бильше ничого. Усе завтра. А зараз до побачення, громадяне.
И кинул, проходя мимо Анны:
– Не журысь, дивчина. Зловишь ты того вурдалака.
– Так и будет, Олесь.
Ей показалось: он хотел сказать что-то еще, но Гнатюк быстро вышел из комнаты. По лестнице загрохотали его «чоботы».
Старый друг
Оставив Рыклина дожидаться, когда приедут за трупами, Анна отправилась в отдел.
Подозрительный гражданин все никак не выходил из головы. Поразмыслив, она решила доложить о странном явлении Кишкину.
Ее упущение, что не смогли задержать, ей и отвечать.
Начальник был на месте. Уже удача. А то вечно сам ездит на задержания. Неугомонный просто!
– Товарищ Кишкин, разрешите?
– Заходите, товарищ Чебнева, – неожиданно официально отозвался начальник и кашлянул.
Ага, значит, в кабинете посторонние.
Анна вошла и вытянулась в струнку.
– Разрешите доложить?
Сбоку у окна шевельнулась какая-то фигура. Не обращая на нее внимание, Анна бодро доложила:
– Взяли трех карманников, орудовавших в Таировом переулке рядом с Сенной площадью.
– На Сенном рынке? – откликнулся Кишкин. – Так что?
– Оказалось, один – из тех, кого видели во время ограбления второго универсального магазина ПЕПО в Гостином дворе. Во время допроса согласился показать, где квартируют остальные члены банды Синицы, бывшего подручного Ивана Белова по кличке Ванька Белка.
– Синица – мой давний знакомый. Столкнулся с ним на узкой дорожке в двадцатом году, когда Белку брал, – произнес Кишкин, выразительно глядя на подчиненную.
– Разрешите доложить в письменном виде?
– Разрешаю. Идите, товарищ Чебнева.
Она развернулась и неожиданно услышала:
– Давно не виделись, Анюта.
Остановившись, Анна уставилась на сидевшего у окна человека.
– Никита, ты? То есть товарищ Румянцев.
Поднявшись, тот шагнул и заключил ее в объятия. Дружеские, конечно, но все равно. Уж больно смело Румянцев себя ведет в кабинете начальника УГРО.
– Прости, не узнала сразу. Ты как здесь?
Она покосилась на Кишкина. Тот что-то искал в бумагах.
И что это значит?
– Да вот зашел по делу к Владимиру Александровичу.
Так они знакомы?
– Ты где сейчас?
– С весны в Петроградской ЧК.
– Я думала, в Москву подался.
– Ну… как подался, так и вернулся. Партия направила к вам на усиление.
В его голосе слышалась гордость. Значит, на повышение пошел.
– Так ты надолго?
– Надолго, Анюта.
Не зная, что еще сказать, она снова покосилась на Кишкина. Хоть бы приказал удалиться!
– Мы еще встретимся, Анюта, поговорим.
– Конечно, Никита. Рада была увидеться.
– Я тоже. Очень. Рад.
Произнес он это так, что у нее вдруг вспыхнули щеки. Сразу вспомнились его ухаживания, обида, что выбрала не его.
Она наклонила голову, чтобы ее смятение было не так заметно.
И тут на помощь пришел Кишкин:
– Идите, Чебнева. Дела не ждут.
Она повернулась и вышла из кабинета.
Сердце колотилось. С чего бы это?
Уйти далеко, впрочем, не получилось. Румянцев нагнал ее почти сразу.
– Анюта!
Решил, что по-прежнему имеет право звать ее как девочку-малолеточку?
А почему нет? Давно знакомы все же.
– Ты уже освободился?
– Да я в общем-то и не занят был.
– Я поняла, что вы с Кишкиным знакомы.
– Да. И давненько. Ты торопишься?
«Тороплюсь», – хотела сказать она, но вместо этого тепло улыбнулась.
– Ради тебя готова манкировать надоевшей работой целых десять минут.
Он усмехнулся при слове «надоевшей» и взял ее под локоток.
– Тогда пройдемся. Хочу услышать, как ты жила все эти годы.
Они вышли из здания и пошли по улице. Румянцев продолжал держать ее под руку.
Анна начала первой.
– Где ты был, Никита? Что делал?
– В шестнадцатом, после того как ушел из сыскной полиции, записался в действующую армию. Но это ты знаешь.
Анна кивнула, придумывая, как бы ловчее высвободить свой локоть.
– На фронте подался к большевикам, вступил в партию. Вел пропаганду, где скажут, в девятнадцатом добрался до Одессы.
При упоминании Одессы ее сердце тоскливо заныло. Слава богу, в девятнадцатом. Что было бы, если бы они столкнулись с Николаем?
– Там завел себе хороших друзей, – продолжал Никита и чему-то усмехнулся.
– Долго в Одессе был?
– Год. Затем в Москву направили, а уж потом – в Кронштадт. Нашим на подмогу.
Так вот откуда знакомство с Кишкиным. Что же он сказал – «давненько»? Полгода всего прошло с Кронштадтского мятежа.
– После этого оставили в ЧК. Вот и вся история. Ну а ты как?
Вопрос прозвучал дружески и заинтересованно. Анна лукавить не стала.
– Тятеньку убили в восемнадцатом. Уголовники. Прямо среди бела дня.
– Многих после революции выпустили. Теперь обратно ловить приходится?
Анна не ответила. Никита заглянул ей в лицо.
– Анюта, ты можешь мне доверять. Мы же старые друзья. Или уже нет?
Она взглянула с осторожностью.
– Если ты про ту дурацкую влюбленность, то забудь. Это по глупости было. Я давно выкинул все из головы и зла на тебя не держу.
– Ты женат?
– Нет пока, но дама сердца имеется. Как только жизнь наладится, сразу семью заведу. Пора остепениться. Тридцатник, чай, стукнул!
Его голос звучал благодушно, и Анна немного успокоилась.
– Может, в ресторан зайдем? – предложил Румянцев. – Сейчас снова открываться стали. Я, правда, еще ни разу не был, но с тобой готов.
– Спасибо, Никита, не сегодня.
Он махнул рукой.
– Ну и черт с ним, рестораном! Чего мы там не видели! Расскажи, как там наши? Я все связи растерял. Живы хоть? Золотарев, Бурмистров?
Она стала рассказывать, что знала. Он слушал, то хмурясь, то улыбаясь, и сердце потихоньку притихло. В самом деле, глупо думать, что Никита все еще влюблен в нее.
Только странно, что он ничего не спросил про Николая. Будто его и не было в их жизни. Нет, рано расслабляться. Никита – человек непростой. Вдруг хочет таким образом что-то выведать?
– Так ты к Кишкину повидаться заходил? – словно невзначай уточнила она.
– Да просто был в ваших краях. Забежал поздороваться.
А в кабинете начальника сказал, что по делу.
– Если честно, – продолжал Никита весело, – я не знал, что ты в следственно-разыскном отделе работаешь. Не думал, что продолжишь семейное дело.
– Почему же?
– Нет, я помню, конечно, что тебе нравилось в сыщика играть, но тут другое. Афанасий Силыч при царе служил, да еще начальником, значит, был врагом трудового народа. Не думал, что тебя с такой родословной примут в ряды советской милиции.
Ах, вот оно что! Враг народа, значит!
А как насчет тебя самого? Вместе служили, чай!
Она еле удержалась, чтобы не вспылить. Не стоит. Никита не подумавши ляпнул. За ним и раньше такое водилось.
– Аркадий Нестерович недавно сказал, что хорошие сыщики нужны любой власти, – примирительным тоном, стараясь больше для себя, произнесла она.
Никита внезапно рассмеялся.
– Жив, стало быть, старый хрен Рудницкий! А я спросить боялся! Вдруг его давно к стенке поставили!
– Зря ты так.
Никита покосился на ее расстроенное лицо и сдал назад.
– Да это я так, к слову! Если увидишь, привет передай!
Он все еще крепко прижимал ее локоть, и не было никакой возможности
