Андрей Константинов - Дело об урановом контейнере — 2
— Готов, — ответил я. Это была ложь: я ощущал себя совершенно не готовым. Кажется, Игорь это понял. Он хлопнул меня по плечу и улыбаясь сказал:
— Все нормально. Главное помни: «МИГ УДАЧИ» — и ты падаешь. Все! Если «миг удачи» не приходит — просто берешь у него интервью. Мы — тележурналисты, работаем с камерой, а ты болтаешь. Лады?
— Лады, — ответил я.
Потом меня инструктировал переговорщик. Он объяснил, что ни в коем случае не следует задавать провоцирующих вопросов. Напротив, следует показать, что я считаю их выдающимися людьми, которые определенно произведут впечатление на западного обывателя. Намекнуть, что западный обыватель не любит насилия. Он уважает сильную личность, но не любит пролития крови невинных… В остальном — импровизация на ваше усмотрение, Андрей.
После этого все стали ждать звонка. Время шло, но бандиты, Усыновленные Дьяволом, не звонили.
* * *Время шло медленно. Они не звонили. Зато позвонил Соболин, рассказал, что он пашет как пчелка и уже договорился с одним из офицеров «Града» об интервью… правда, анонимном. «Но — чистый эксклюзив, шеф! Тут, блин, оцепление. Никого, блин, не пускают. Я единственный, кто смог прорваться…» — «Ты молоток, Володя, — сказал я. — Это, наверняка будет супербомба?» — «О шеф, это будет мегабомба! Сто пудов!»
Разговаривая по мобильному, я видел, как Володя прогуливается по улице метрах в сорока от омоновского оцепления, прижимает к уху телефон… «Так ты проник внутрь оцепления, Володя?..» — «А как же, шеф! Я в эпицентре событий, рядом со снайпером, на крыше». — «Молодец, Володя, я тебя в приказе отмечу». — «О чем разговор, шеф? Не ради благодарностей или там… премий… работаем». — «Нет, Володя, и не спорь… будет приказ». — «Ну спасибо, Андрей». — «Да не за что. Вот выйдет приказ, тогда и скажешь спасибо».
Я убрал телефон в карман. Соболин тоже… Будет тебе приказ, Вова! Но сначала я познакомлюсь с текстом «эксклюзивного интервью». Вот бомба-то где! И супер и мега… Сто пудов!
Сказать по правде, я даже был благодарен Соболину. Его звонок как-то снял напряжение. Я посмотрел на Володю сквозь густую решетку на окне омоновского автобуса… Будет приказ, будет. Жди.
И зазвонил телефон. Переговорщик снял трубку, в динамике раздался голос Паука:
— Я хочу говорить с англичанином.
Переговорщик вопросительно посмотрел на меня. Я пожал плечами и подошел, по пути отодвинув плечом Валерия Вячеславовича. От такой наглости чиновник слегка оторопел… Извини, кореш, узковат проходец…
— Здравствуйте, — сказал я в трубку на довольно приличном русском языке.
— Привет, — сказал Паук на очень скверном английском. — Ты кто?
— Мое имя Джон Смит, я собственный корреспондент «Санди Тайме»,
— А в КГБ у тебя какое звание, урод? — спросил Паук. Слово «урод» он произнес по-русски.
— Что есть урод? — по-русски же спросил я.
— Урод — это ты.
— Ол раит, урод — это есть я. А кто вы? Представьтесь, пожалуйста.
— Меня зовут Паук, — снова перешел он на английский. — Я хочу сделать заявление для английской… далее для мировой прессы. Понял?
— Да, понял. Я готов к разговору с вами, мистер Паук.
— Готов он… урод, — пробормотал Паук. — Слушай меня внимательно, недоносок британский… Через три минуты ты должен стоять под дверью нашей твердыни…
— Вашей… что?
— У входа в больничку, урод чухонский. На пороге Ада… Придешь один.
Когда прозвучали эти слова, офицеры «Града» быстро переглянулись.
— Джастин момент, — быстро сказал я. — Здесь есть русские коллеги-журналисты… тиви… они хотят брать интервью…
— Засунь их в свою английскую жопу, урод, Черчилль гребаный… Я и тебе-то не верю, а не то что «рюсским жюрналистам». Понял?
— Я только хотел сказать, мистер Паук, что…
— Говорить будешь, когда я тебе разрешу! Придешь один, перед дверью разденешься до трусов.
— Простите?
— До трусов! С собой возьмешь только диктофон. Все! Больше в руках — ничего. Понял?
Переговорщик быстро подвинул мне раскрытый блокнот. На страничке было написано печатными буквами: «Вы можете отказаться».
— Понял, мистер Паук… Я иду.
* * *Я на секунду приостановился на подножке автобуса. Впереди лежала пустынная улица, маячили мощные фигуры омоновцев. Солнце висело за облаками слабенькое, блеклое. Из толпы зевак за оцеплением на меня оторопело уставился Володя Соболин… Сто пудов, Володя, сто пудов… Жди приказ… если, конечно, мистер Паук не очень голоден и не надумает приготовить из меня ужин.
Я шагнул со ступеньки на асфальт. В спину мне смотрели мои коллеги-журналисты — офицеры «Града». Я пошел к старинной петербургской арке. К одной из тысяч петербургских арок, которые так хорошо выглядят в кино и так непрезентабельно в натуре. Вперед, журналюга! Тебя ждет изысканная компания Паука, Оборотня и Мерзавца… нет, Негодяя. А мне они уже присвоили прозвище Урод… Мило, очень мило. Позвольте представиться: Урод… оч-ч… приятно… Урод… оч-ч приятно.
Я шел по выщербленному асфальту, и арка эхом повторяла мои шаги… шлеп да шлеп… Урод идет брать интервью у сироток, усыновленных Дьяволом. В заключении психиатра, проводившего экспертизу Смирнова-Козырева, идейного лидера сироток, написано: «У него не сформировано представление о ценности жизни как собственной, так и чужой. Другие воспринимаются функционально, как объекты для удовлетворения собственных импульсов и влечений. Представления об общечеловеческих ценностях не сформированы».
Интересно, насколько сильно «усыновленные» отличаются от своего лидера?.. Я вспомнил крик женщины, которую «пощекотали»… Наверно, они отличаются не очень сильно.
Я вышел из-под арки. Передо мной лежал двор-колодец. Такой же, как тысячи других дворов, романтичных в кино и не особо приглядных в жизни. «Второй подъезд справа, — сказал офицер-„градовец", — третий этаж». Я поднял глаза. В щели между шторами белело лицо. Кого: Паука? Оборотня? Негодяя?
— Вы можете отказаться, Андрей, — сказал Костин. — Дело далеко не безопасное, и мы не имеем права вас использовать помимо вашего желания. Подумайте… никто вас не осудит.
— Пойду, Игорь Иваныч… познакомлюсь с сиротками.
— Вы понимаете, что, как только вы окажетесь
внутри, мы уже ничем не сможем вам помочь?
— Понимаю. Но я, знаете ли, любопытен без меры. Схожу — познакомлюсь.
— Ну… удачи тебе.
Я пересек двор. У дверей на стене висела табличка: «Клиника профессора Болотовского». И другая, поменьше — «Клиника: третий этаж»… Зрасьте, я к профессору. Нервишки у меня, знаете ли… — А профессор, голубчик, занят. Вас примет его ассистент Паук. Как вас представить? — Скажите, пришел Урод. — Оч-ч, оч-ч приятно, господин Урод.
Я взялся за ручку двери… заскрипела пружина. И я вошел в подъезд. Ступеньки… почтовые ящики… Двое мужчин в штатском, еще двое в бронежилетах и шлемах…
— Третий этаж, — сказал мне мужчина в штатском.
— Знаю, — ответил я.
Ступеньки… Удачи — шепот в спину… ступеньки. Пятьдесят две ступеньки широкой просторной лестницы. Площадка третьего этажа. Стальная дверь с телекамерой и сияющей табличкой: «Клиника профессора Болотовского». Камера смотрела сверху сине-фиолетовым зрачком, белым от ненависти сетчатым паучьим глазом…
Паук растопырил мохнатые мускулистые лапы, прильнул к микроскопу и стал пристально изучать урода. Как там называется наука, изучающая уродства? Кажется — тератология…
— Раздевайся, — сказал Паук Уроду.
И я начал раздеваться. Наверно, это выглядело дико: взрослый человек раздевается посреди лестничной площадки, складывает на пол одежду.
— Штаны тоже снимай.
Я пожал плечами и снял джинсы. Теперь я остался, в трусах, носках и часах — …гардеробчик!
— Сейчас я открою дверь, — сказал Паук в переговорное устройство. — Если вдруг у ментов есть какие-то сюрпризы… ты умрешь первым. Понял, тупоголовый?
Я кивнул… щелкнул замок, я распахнул дверь.
* * *Я распахнул дверь. На меня глядели глаза, на меня глядели стволы.
— Быстро! Быстро дверь закрывай, урод…
Я вошел и закрыл дверь. Щелкнул замок.
— Стой на месте, — сказал человек в маске мертвеца. Он направлял мне в живот обрез двустволки. Нас разделяло метра три. И еще стволы, и натянутая в несколько рядов проволока — растяжки! За спиной человека в маске стояла обнаженная женщина. Она была привязана за руки — как распята! Еще пятеро заложников лежали на полу. У всех на голове — наволочки.
В глубине помещения стоял человек с собачьей головой. В правой руке — ТТ. Третий террорист в маске гориллы был вооружен револьвером.
— Я Паук, — сказал человек в маске мертвеца. — Я буду говорить. Мы, Усыновленные Дьяволом, бросили вызов государству и человечеству. Наш товарищ находится в тюрьме.
— Он совершил преступление? — спросил я.
