Андрей Константинов - Дело об урановом контейнере — 2

Андрей Константинов

Дело об урановом контейнере — 2

…Я ошибся. История не окончилась, она получила продолжение. Неожиданное, трагическое и — как ни вульгарно это звучит — несколько сатанинское.

Уже прошел август… страшный Август-2000. И осень шевельнула журавлиными крыльями. Из отпусков вернулись господа депутаты Думы. Видного предпринимателя Быкова А. по решению суда выпустили из тюрьмы… Чего, действительно, держать в застенках нормального человека? За него поручились уважаемые люди… М-да…

Борис Абрамыч решил передать принадлежащие ему сорок девять процентов акций ОРТ группе «творческой интеллигенции». Вот пример подлинного высокого благородства! Патриотизма. Альтруизма. Подвижничества.

Олимпийская сборная России получила благословение Президента и убыла в Австралию. А сам Президент — в Японии. Стрелка у него забита с ихним паханом, хотят тему перетереть насчет Курил.

…Со дня задержания в Выборге прапорщика Смирнова прошло более двух месяцев. У меня уже отросли волосы и усы. Сотрудники ФСБ слово сдержали и дали мне информацию о хищении урана с объекта ядерного комплекса России в Вологодской области. Впрочем, информация оставалась нереализованной — меня попросили не писать об этом деле до окончания следствия… Пришлось ограничиться короткой заметочкой в июльском номере «Явки с повинной».

Итак, урановый прапорщик сидел в «Крестах». В Вологде был арестован его подельник. Теперь ими занималось следствие. А я… я занимался другими делами, благо их хватало.

Однажды утром в мой кабинет ворвался Володя Соболин. И с порога заявил: бомба!.. Ну, это нормально. У Соболина всегда — бомба. Иногда супербомба. Иногда — мегабомба.

— Что на этот раз? — спросил я. — Депутат ЗакСа обстрелян из водяного пистолета? Бомж на смерть загрыз бультерьера? Семидесятипятилетняя пенсионерка пыталась совершить ограбление банка?

— Захват заложников вооруженной группой.

Вот так для меня началось продолжение урановой темы. Впрочем, в тот момент я, разумеется, об этом не догадывался.

— Захват заложников вооруженной группой, — сказал Володя.

— Где? — спросил я. Вполне возможно, что заложников захватили в Чечне, Таджикистане, Сиднее или Лондоне… Но взволнованный голос Соболина подталкивал к другой мысли: здесь, у нас.

— В частной клинике на Египетском проспекте.

— Подробности: кто? Чего хотят? Есть ли жертвы?

— Пока ничего нет, шеф. Сам только что узнал… еду туда.

— Откуда информация, Володя?

— Мой источник из РУБОПа подкинул.

— Понятно, Володя… действуй. Держи нас в курсе.

Окрыленный Соболин улетел, а я остался. Если информация подтвердится… если подтвердится — действительно, бомба! Еще совсем недавно непривычные для нас слова «захват заложников» стали реальностью. Почти ежедневной… Но все-таки довольно далекой от Санкт-Петербурга. Захваты происходили в «горячих точках», в ближнем или не очень ближнем зарубежье. А у нас — тишь, гладь и почти что благодать.

Нет, конечно, и у нас было кое-что. От громкой истории с Мадуевым до полуанекдотических случаев с шизофрениками. Но все это уже вчерашний день, об этом позабыли и пресса, и обыватель… А тут — захват медицинского учреждения вооруженной группой. Чем-то знакомым повеяло, вспомнился 95-й год. Буденновск. Рейд Басаева.

Бред, подумал я. Здесь не Буденновск, а Санкт-Петербург. И год не 95-й, а 2000.

И тут же сам себе возразил: ну и что? Что изменилось? Точно так же идет война в Чечне. Точно так же мы раз за разом оказываемся не готовы к ударам в спину: Буйнакск, Москва, Волгодонск в прошлом году… переход под Пушкинской площадью в этом. И — голос Черномырдина: хотели как лучше, а получилось… А что получилось?

Неужели чеченская война вошла в Питер?.. Я задавал себе этот вопрос, не зная, что уже через несколько минут получу на него ответ. Отрицательный, но легче от этого мне не станет.

Неужели, думал я, чеченцы? Неужели ко всем тем бедам, которые выпали России, добавится еще одна?.. Постыдная и унизительная для города, который выстоял даже в блокаду… Верить в это не хотелось.

Мои сомнения прервал телефонный звонок.

— Полковник Костин, — доложила Оксана. — Соединять?

— Соединяй, — ответил я. В трубке пиликнуло, и я услышал голос начальника службы БТ.

— Здравствуйте, Андрей Викторович, Костин беспокоит.

— Здравствуй, Игорь Иванович. Рад вас слышать.

— Боюсь, что радуетесь вы преждевременно… Вы сильно заняты?

— Ну, вообще-то, занят… Что-то случилось, Игорь Иваныч?

— Случилось, Андрей, случилось… Крайне неприятная хреновина случилась.

— Вы про события на Египетском?

Костин немного помолчал, потом сказал:

— Вы очень информированный человек, Андрей Викторович.

— Но не настолько, как вы, Игорь Иваныч.

— Иногда у меня возникают сомнения по этому поводу… Но давайте не будем терять время, Андрей. Итак, вы уже в курсе того, что произошло. Подробности знаете?

— Нет, — честно ответил я, — пока не знаю.

— Хорошо. Если сейчас к вам подскочит Виктор Михалыч Спиридонов — найдете время поговорить с ним?

— Да, обязательно найду.

— Отлично, — сказал Костин мне и, оторвавшись от трубки, — в сторону — Езжай, Михалыч, тебя ждут.

И снова мне:

— Через десять минут Виктор Михалыч будет у вас.

— Понял. Жду. Скажите мне только одно, Игорь Иваныч…

— Да?

— Это… вайнахи?

— Нет, Андрей, это снова «лейтенант Смирнов».

Я, признаться, оторопел.

Спустя десять минут подполковник Спиридонов вошел в мой кабинет. Как всегда подтянут, собран, энергичен. После приветствий, после дежурного: «Кофейку?» — «Спасибо, с удовольствием», — Виктор Михайлович перешел к делу. Он потер лоб правой рукой и сказал:

— Андрей, ситуация весьма нехороша, и, возможно, нам придется снова просить вас о помощи.

— Если я чем-то могу…

— Вероятно, сможете.

Спиридонов на несколько секунд умолк, посмотрел мне в глаза, и я увидел, что передо мной сидит очень усталый человек. Замотанный, задерганный, обеспокоенный. «Подтянут, собран, энергичен», — имидж, положенный сотруднику ФСБ так же, как галстук и строгий костюм… А за всем этим кроется огромная работа, хроническая нехватка времени, стресс. Раз в год — 20 декабря — пресса и ТВ говорит о чекистах несколько (весьма немного) теплых слов. Остальные 364 дня в году мы слышим только обвинения в адрес «этих наследничков Дзержинского»…

— Вероятно, сможете… Дело в том, Андрей, что около полутора часов назад частную клинику, специализирующуюся на лечении нервных болезней, захватили подельники нашего друга Смирнова-Козырева.

— Требования? — спросил я, но ответить Спиридонов не успел — в кабинет вошла Оксана, принесла кофе…

— Требования? — сказал Спиридонов, когда Ксюша вышла. — Да вы, наверно, уже и сами догадались.

— Освобождение Смирнова, деньги и самолет, — предположил я.

— Да, — кивнул Виктор Михайлович, помешивая кофе. Сахар он положить забыл. — Все именно так. Только не самолет, а вертолет.

— Хорошо… но чем могу помочь я?

— Возможно, ваша помощь не понадобится, но мы прорабатываем все варианты. Одно из требований бандитов, о котором я не упомянул — заявление для прессы… Они хотят пообщаться с одним нашим журналистом и одним западным. Понимаете мою мысль?

— Кажется, понимаю, — ответил я. — Я готов.

Захват клиники произошел около половины двенадцатого. В стальную дверь, снабженную телекамерой, позвонил респектабельного вида мужчина. Медсестра в приемной справилась через систему связи о цели визита. «Для консультации», — ответил визитер… «Вы записаны?» — спросила сестра. «Нет, — ответил он, — не знал, что нужно записываться…» — «Зайдите, я вас запишу», — ответила сестра и нажала кнопку дистанционного замка.

Стальная дверь, которую можно «открыть» только зарядом тротила, распахнулась. Меня всегда эта отечественная черта умиляла: сначала человек ставит стальные двери, заморские запоры, глазки и прочее, а потом запросто открывает на магические слова «сантехник», «участковый Сидоров», «сбор подписей в поддержку кандидата Засранцева»… Спрашивается: зачем ты стальную дверь-то ставил?

Вопрос, разумеется, риторический.

Сестра впустила визитера. Он вошел, вежливо поблагодарил… а потом направил на медсестру револьвер («Пистолет, — рассказывала медсестра, — большой и черный… мне стало очень страшно».), а потом он сказал: «Там, на лестнице, ждут еще двое… пациентов. Отворите им, пожалуйста». Но медсестру парализовало от страха. Она сидела белая, как ее накрахмаленный халат, и не могла пошевелиться. И тогда он заорал: «Открывай! Открывай, сука! Кому я сказал? ОТКРЫВАЙ, СУКА! ПОРВУ!..» Ствол пистолета (большого и черного) мотался перед лицом, а тот («Псих, псих! Сволочь!») орал: «Открывай, сука! ПОРВУ!»