Тэа Тауэнтцин - Любовь моя последняя
— И госпожу Ахенваль тоже?
— И ее не видел.
— А ведь у нее номер в той же гостинице, где живете и вы.
— Я об этом слышал, но ее не встречал.
— Когда вы вернулись в отель?
— В половине четвертого.
Рыжеватые брови Фрайтага поползли вверх.
— Можно узнать, где вы были с половины второго до половины четвертого?
Виктор насторожился. К этому вопросу он не был готов.
— Я пошел в бар выпить чашечку эспрессо, а потом мне стало дурно от шума и дыма, и я отправился в Английский сад, прогуляться вокруг озера, чтобы немного отдышаться.
— В котором примерно часу?
— Около четверти третьего.
— Вы там случайно никого не встретили?
— Никого. А когда был убит Ахенваль?
— Около половины третьего. — Фрайтаг замолчал и повернул голову к окну.
— Да, — протянул Виктор, — признаю, это довольно жалкое алиби.
— Жалкое? — рассмеялся Фрайтаг. — Это вообще не алиби… Вам еще не приходилось обеспечивать себе алиби, иначе бы вы знали, как невероятно трудно это сделать.
— Все зависит от умственных способностей, — усмехнулся Виктор.
— Конечно, господин Брюль, — сухо ответил Фрайтаг. — Но мы здесь тоже не дураки… Между прочим… какое на вас вчера было пальто?
— Вот это. У меня нет с собой другого. — Виктор бросил на полицейского непонимающий взгляд и отвернулся.
Когда он вышел из кабинета, Дундалек закрыл за ним дверь и заметил:
— Он не похож на человека, который может убить кого-нибудь из-за шести тысяч марок.
Фрайтаг пожал плечами.
— Так ведь и не доказано, что Ахенваль был убит из-за шести тысяч марок. Вперед, Дундалек, теперь мы возьмемся за Осси Шмерля.
— Вызвать?
— Нет, вызывать не будем. Эту птичку я хочу посмотреть в ее клетке. — И, прежде чем выйти из комнаты, Фрайтаг взял со стола пуговицу и положил ее себе в карман.
На табличке, прикрепленной к двери квартиры, было написано: Осси Шмерль, а ниже — художник.
Дундалеку пришлось три раза нажимать на кнопку звонка, прежде чем в квартире послышался какой-то шорох. Потом зашлепали шаги, сопровождаемые хриплым кряхтящим бормотанием, которое вдруг перешло в ужасный кашель человека, выкуривающего по шестьдесят сигарет в день.
Дверь открылась, и в полутемном коридоре полицейские увидели Осси Шмерля, длинного, тощего как жердь, со сморщенным лицом под запущенной гривой каштановых волос. От него так разило виски, будто он в нем выкупался.
— Уголовная полиция, — представился Фрайтаг. — Вы — Осси Шмерль?
— Да, именно я. А что, собственно, случилось? — Он снова закашлялся и отступил в сторону.
Фрайтаг широким шагом прошел мимо него к каморке, дверь которой была слегка приоткрыта. У одной стены стояла кровать, у другой — шкаф и стол с двумя стульями. На стульях в беспорядке валялась одежда: пиджак, брюки, белье, но пальто отсутствовало.
— Что вы у меня ищете? — пробурчал Осси.
— Пальто, в котором вы гуляли сегодня ночью. — Фрайтаг еще раз бросил быстрый взгляд на каморку и тут увидел серо-зеленый длинный плащ с кожаными застежками. — Вот это.
Он снял пальто с крючка и подошел к окну. Одной из кожаных пуговиц не хватало, а пришита она была шелковыми нитками ядовито-зеленого цвета. Парочка оборванных ниток еще свисала с прочного материала плаща.
Фрайтаг вытащил пуговицу, которую нашли рано утром на стройке, и сравнил ее с остальными, а Дундалек с любопытством наклонился к ней и тихо проговорил:
— Точно. И нитки те же самые.
— Что такое с моим пальто? — прокряхтел Осси. — Мне нечего скрывать, со мной все в порядке Я вообще ничего не знаю.
— Даже то, что Гвидо Ахенваль сегодня был убит в своей квартире?
— Что-о-о? Гвидо?
— На вас падает весьма веское подозрение в совершении убийства. Вы признаете, что сегодня ночью были в этом пальто?
Лицо Осси приобрело мертвенную бледность, а копна грязных волос стала похожа на приклеенный театральный парик.
— Он был моим лучшим другом, — невнятно пробормотал он. — Единственным другом. Вы говорите, Гвидо убили в его квартире? А как? Застрелили?
— Нет, в него не стреляли.
— Когда же это случилось?
— Вопросы здесь задаю я. И я хочу знать, надевали ли вы сегодня ночью это пальто? — начал терять терпение Фрайтаг.
— Пальто, да, я был в пальто. — Осси продолжал пребывать в состоянии шока.
— Ну, наконец! Да и не было никакого смысла отрицать это. Мы нашли пуговицу, которой нет на вашем пальто. С теми же самыми нитками, видите?
На Осси слова комиссара не произвели никакого впечатления.
— Я вчера был там, в квартире, — бормотал он. — И другие там были.
— Но пуговицу мы нашли вовсе не в квартире, а рядом на стройке. На третьем этаже. Что вам там было нужно?
— Я там вообще не был, — запинаясь, произнес Осси.
— Не лгите! Пуговица была там, значит, и вы были. Вы проникли через строительные леса на балкон, а потом проломили Ахенвалю череп железным крюком.
— Нет, нет! Я… Мы же вместе были в «Бонбоньерке»… В два часа. Тогда Гвидо был еще жив…
— А где вы были в половине третьего?
— В половине третьего я все еще был в «Бонбоньерке» и оставался там до закрытия. Все время сидел у стойки. После того как ушел Гвидо, я разговаривал с барменом, владельцем ресторана. Можете спросить у него.
— Когда ушел Ахенваль?
— Должно быть, где-то в четверть третьего. Он был там недолго и в плохом настроении. Опять какие-то неприятности с его женой. А где была она, когда убили Ахенваля?
Фрайтаг холодно посмотрел на Шмерля.
— Сейчас речь идет о вас. Вы еще не объяснили, что делали на стройке.
— Не был я там. Я — художник, а не маляр. И еще кое-что хочу вам сказать, господин комиссар. Без моего друга Гвидо я бы давно уже сдох, можете мне поверить. И именно я его убил? Не смешите меня.
— Не стоит иронизировать, — сквозь зубы процедил Фрайтаг. — Это убийство с целью ограбления. У Ахенваля были при себе деньги. Несколько тысяч. Где они?
— Деньги? Послушайте, мне никогда бы не пришло в голову убивать моего друга из-за денег. Он всегда был ко мне щедр и давал предостаточно.
— Вот как? — язвительно заметил Фрайтаг. — Сколько же он дал вам вчера?
— Вы угадали, он дал мне вчера деньги на хранение.
— И где они?
— Там, в моем ателье. — Осси показал на соседнюю дверь.
— Вы останетесь здесь, Дундалек. И не спускайте с него глаз, — приказал Фрайтаг и прошел в студию. Закрыв за собой дверь, он пораженно остановился.
Фрайтаг ожидал увидеть грязную дыру, а увидел ларец. Жемчужно-серое ковровое покрытие, колоссальных размеров кровать цвета бордо, кожаные кресла, камчатные занавески, кедровая мебель, в углу — сверкающий хромом бар. И все безупречно прибрано, как на витрине. Тридцать красных свежайших роз в капельках росы в напольной вазе. Только высокое окно, занимающее почти всю северную сторону, позволяло предположить, что это помещение по своему замыслу должно быть студией художника.
Фрайтаг наугад открыл дверцу узкого шкафа, и ему в нос сразу ударил сильный запах духов, исходящий от белоснежного шелкового пеньюара.
На нижней полке стоял чемодан из крокодиловой кожи. Фрайтаг открыл его и увидел в крошечных, ящичках только бутылочки из керамики и стекла, но стекла шлифованного, с позолоченными замочками и крышечками. Несессер. Очень дорогая вещь, стоящая две-три тысячи марок. Затем он подошел к комоду и выдвинул ящики. Они были пусты, кроме одного, в котором лежала фотография в рамке с подставкой: блондинка с челкой, дерзкий носик, смеющиеся глаза. На обратной стороне типографская надпись: «Фото Кибица, Зальцбург».
Фрайтаг сощурил глаза и тихо свистнул сквозь зубы. Зальцбург… Есть ли какая-нибудь связь между ним и этой блондинкой, которая, видать по всему, устраивает здесь, в ателье Осси, тайные рандеву? Случайно, не с Ахенвалем?
По показанию Виктора Брюля, Ахенваль вчера лишь разыгрывал свою ревность, а в действительности ему было важно что-то совершенно иное. Не был ли он сам обманщиком, а не обманутым?
То, что именно Ахенваль устроил это любовное гнездышко, совершенно очевидно. Тогда дело приобретает иной оборот Фрайтаг почувствовал, что на шажок приблизился к истине. Он вытащил фотографию из рамки, положил ее в нагрудный карман и опять подошел к шкафу.
— У вас есть ордер на обыск, господин комиссар? — спросил вошедший в сопровождении Дундалека Осси.
— Не говорите глупостей! Кому принадлежат чемодан и пеньюар?
— Моей подружке.
— Вашей подружке или подружке Ахенваля?
— Моей, — ухмыльнулся Осси. — Мне на женщин везет.
— Что это значит?
— Сожалею, но об этом справок не даю.
— Она замужем?
— Я же говорю, никаких… — Осси замолчал, заметив открытые ящики комода, и подбежал к нему. Увидев пустую рамку без фотографии, он буквально взвился.