Джон Гилстрап - Пятьдесят на пятьдесят
Эйприл повернула ключ и, отворив дверь, чуть не закричала. Уильям ждал ее, сидя в кресле напротив двери. В голубоватом свете телевизионного экрана он походил на призрак.
– Ты напугал меня до смерти! – воскликнула она.
– Прости, – пробормотал Уильям. – Я дожидался тебя.
– Что-то случилось?
Можно назвать это интуицией, или предчувствием, или как-нибудь еще, но она поняла, что произошло что-то ужасное.
Он ничего не ответил. Лишь повернул голову, и тогда ей стали видны синяки на левой стороне лица и заплывший глаз.
– Уильям, что… – Эйприл сделала полшага и застыла. – Джастин! – выдохнула она.
Уронив сумочку, из которой по полу рассыпались ключи и мелочь, она бросилась к детской. Джастин обычно спал на полу на матрасе. Сейчас матрас был пуст.
– Джастин? Джастин! Где ты?
Его не было.
– Уильям! Уильям, где Джастин? – она метнулась в гостиную, от ужаса ее бросило в жар. – Он умер? Скажи, скажи, что нет!
Уильям едва заметно покачал головой:
– Он не умер. Скорее всего.
– Расскажи мне, расскажи, что случилось!
Уильям поморщился от боли и глубоко вздохнул:
– Его забрали.
– Кто забрал?
– Двое. Думаю, они работают на Логана.
– Зачем Патрику Логану понадобился мой сын?
– Н-не знаю.
– Не ври! – в ее руке появился пистолет.
– Эй, Эйприл! Ладно, скажу. Я ему немного задолжал.
– Ты брал в долг у этого подонка?
– Я не брал ни у кого в долг. Я на той неделе обчистил парня, а он оказался одним из подручных Логана. Он хочет, чтобы я вернул деньги, и в качестве гарантии забрал Джастина.
– Сколько?
– Около тысячи.
– Тысяча долларов! Ты должен был понимать, что это деньги Логана. Или Ортеги, или кого-то еще из наркоторговцев.
– Я не подумал.
– Ты не подумал! Это все, что ты можешь сказать? – Тысяча долларов – столько денег сразу Эйприл не видела никогда в жизни. – Верни их, и нам вернут Джастина.
– Все не так просто. У меня их больше нет.
– Ты потратил тысячу за неделю?
– Так уж вышло.
Это было слишком. Эйприл не верила своим ушам.
– Как ты умудрился потратить столько денег?
– Сам не знаю. Выпил у Уилсона, да и в карты в тот вечер мне не слишком везло.
– Ты пропил и проиграл моего сына в карты?
Уильям начинал сердиться:
– Послушай, я же не выставил его на продажу. Его забрали, Эйприл. И при этом надавали мне как следует.
Эйприл повернулась и пошла в кухню:
– Я вызову полицию.
Уильям поспешил за ней:
– Нет. Нельзя.
– Мне наплевать, пусть тебя засадят за решетку.
Уильям грубо схватил ее за руку:
– Не об этом речь. Они сказали, что, если я позову копов, они убьют Джастина.
У Эйприл задрожали колени, она прислонилась к стене, чтобы не упасть. Ее сын – ее любимый малыш – похищен. Похищен людьми, которые не задумываясь убьют его.
– И что же нам теперь делать?
– Он дал мне неделю. Его люди пообещали, что за это время они мальчишку не тронут. Неделю, и ни дня больше.
Руки Эйприл бессильно повисли, пистолет упал на пол.
– Мы добудем деньги. У нас есть неделя.
– У нас нет недели! Я не допущу, чтобы мой малыш лишнюю секунду пробыл в руках этого человека.
Уильям усмехнулся:
– Придется потерпеть. К утру мне таких денег не собрать.
От его наглости Эйприл взорвалась и наотмашь ударила мужа по лицу.
– Как ты смеешь…
Он ответил оглушительной пощечиной. У Эйприл искры посыпались из глаз, и она рухнула на пол.
– Никогда не поднимай на меня руку, стерва, – злобно проворчал он. – Я достану деньги, поняла? И верну твоего проклятого мальчишку, но никогда, слышишь, никогда не смей на меня замахиваться. – И он исчез в спальне.
Подгузники пришлись как нельзя кстати. Она вытерла мальчику попку и сменила оборванную пижаму на чистую футболку из рюкзака Бобби. Мальчик все равно был грязный, но по крайней мере она могла держать его без отвращения – он уже не так вонял.
Даже когда она его переодевала, он так и не проснулся, хотя, казалось, сон его был неглубоким – во сне его преследовали те же люди, что и наяву.
Ну что ж, сейчас он в безопасности. Сьюзен сделает все, чтобы с ним больше не случилось ничего плохого. Он положил голову ей на колени, и так они ехали к дому. К их настоящему дому. До сих пор их дом не был настоящим – там никогда еще не слышался детский смех. До сих пор увитый розами кирпичный особняк в Клинтоне, штат Виргиния, – воплощение их мечты – стоял надгробием их неродившимся детям.
Сьюзен знала в жизни горе – смерть матери, три выкидыша, омрачивших начало их супружеской жизни. Она думала, что сумеет быть сильной, что сможет справиться с горем, когда придется встретиться с ним. Но потерять Стивена – потерять, как они его потеряли, – это было совсем уж невыносимо.
Из-за предыдущих случаев эту ее беременность контролировали, как запуск ракеты на Луну. Она посещала гинеколога каждую неделю и прошла все возможные обследования. За несколько месяцев у них накопился целый альбом ультразвуковых снимков – она не могла разобрать, что на них, но это не имело значения. Они, наконец, станут родителями. Все идет нормально. Все отлично.
Они узнали пол ребенка – это был мальчик. Мечты Бобби сбывались. Весь их мир вращался вокруг гиперактивного младенца, который без устали брыкался в животе у матери, а когда обнаружил ребро, стал барабанить по нему ногой в ритме известной ему одному мелодии. У Бобби вошло в привычку присутствовать при вечерних купаниях Сьюзен и наблюдать, как шевелится Стивен, почувствовав теплую воду.
Это были самые счастливые дни в жизни Сьюзен.
Затем, за две недели до рождения, Стивен погиб. Ее сын – сын, которого она так хорошо знала, хотя никогда и не видела, – задохнулся, обмотавшись пуповиной.
– Я хочу, чтобы вы знали, что вы ни в чем не виноваты, – сказала наблюдавшая ее гинеколог. – Возможно, вам станет легче, если вы будете помнить, что он умер, играя.
Умер, играя. Сьюзен понравилась эта фраза и понравился образ, который она вызывала в воображении. Но затем на нее обрушилось непосильное горе.
Все шесть недель в ней жила боль, такая же острая, как и в первый день. От своего психиатра Сьюзен знала, что шесть недель – не срок, но она не знала, насколько еще у нее хватит сил. Порой ей казалось, что она сходит с ума.
И все это время Бобби чудесным образом оказывался рядом с ней, его сила служила ей поддержкой, его оптимизм был непоколебим. Сьюзен поймала себя на том, что смотрит на затылок Бобби, рассматривает его сильный подбородок, чувствует, как сосредоточен он на ночной дороге. Глядя на него, она ощутила слабый прилив тепла. Кошмар и вправду пройдет, сказала она себе, и если она выйдет из него целой, то только потому, что Бобби все это время держал ее за руку.
Час спустя Сьюзен крепко спала, пальцы ее правой руки запутались в немытых волосах мальчика. Ей снилось, что Стивен снова с ней, его голова лежит у нее на коленях и он внимательно слушает, как ока читает ему «Винни-Пуха».
Расселл Коутс покрепче затянул ремень безопасности.
– С вами все в порядке? – спросил пилот вертолета.
Коутс постарался улыбнуться в ответ:
– Все прекрасно.
– Я занимаюсь этим уже много лет, сэр. Со времен Вьетнама, так что вы не волнуйтесь. Вон внизу место преступления. Можем спустить вас на лебедке или…
– Вы с ума сошли!
– Другой вариант – это долгая пешая прогулка.
– Я всегда любил долгие пешие прогулки. Только посадите эту штуку и выпустите меня, хорошо?
В наушниках Расселла раздался треск.
– Вертолет полиции штата, это подразделение ФБР. Мы здесь, под вами. Агент Коутс у вас на борту?
Расселл узнал голос Тима Берроуза, своего помощника, и повернул регулятор микрофона.
– Я здесь, Тим. Мы высматриваем место для посадки.
Отделение ФБР в Чарлстоне, штат Западная Виргиния, занималось не всеми убийствами – большинство расследований попадало под юрисдикцию местной полиции. Однако поскольку убийство было совершено в Национальном парке Катоктин – на территории, находящейся в федеральной собственности, – его расследование передали ФБР. А коль скоро убийство произошло в первый день возвращения Расселла Коутса из круиза по Багамам, его, очевидно, следовало считать своеобразным приветственным подарком от Бюро.
Какой-то турист обнаружил тело и позвонил в службу спасения. Оттуда, в свою очередь, позвонили в местную полицию, которая уведомила ФБР. Кому-то пришло в голову поднять Расселла с постели в последний день отпуска, и вот теперь он летел неизвестно куда на вертолете полиции штата.
То, что Расселла всю эту неделю заменял Тим Берроуз, восходящая звезда, ситуации не улучшало. В свои тридцать с небольшим Берроуз был уж больно честолюбив. Молодые агенты никогда не отличались низкой самооценкой, но честолюбие ровесников Берроуза Расселла страшно раздражало, а иногда становилось просто невыносимым.
