Джон Гилстрап - Пятьдесят на пятьдесят
Мальчик весил меньше пятнадцати килограммов, но, спящий, казался гораздо тяжелее. К тому же Бобби не видел, куда ставить ногу на узкой каменистой тропе, и вместо получаса они добирались до «эксплорера» целых полтора.
– Вижу машину, – раздался сзади голос Сьюзен.
Бобби повернул голову и тоже увидел между деревьями что-то белое.
– Слава богу. – Ему уже казалось, что малыш весит килограммов сто.
– Ну, паренек, – сказал Бобби, обходя автомобиль, – слезай, приехали.
Мальчик проснулся и встал на ножки. Бобби отпер дверцы и посадил малыша на заднее сиденье, где тот сразу же свернулся калачиком и засунул в рот большой палец.
– Я сяду сзади, рядом с ним, – сказала Сьюзен.
Через полминуты они двинулись вниз по ухабистой дороге, которая должна была вывести их на шоссе, ведущее к дому. Еще вчера Бобби не мог представить себе ситуации, в которой решился бы проделать этот путь в темноте. Разве что кто-нибудь был бы тяжело болен.
Или убит выстрелом в голову.
Наконец Бобби облегченно вздохнул: под колесами снова было твердое дорожное покрытие и от вероятных спутников убитого полицейского их уже отделяло приличное расстояние. Пока что худшее осталось позади.
Сэмюэл поплыл. Так он называл состояние, когда покидал реальный мир и «уплывал» в непостижимые ни для кого другого мысли. А когда он «вернулся», ни палатки, ни света фонарика уже не было, только темнота кругом.
Сэмюэл не любил темноты. Но, во всяком случае, в темноте хорошо плакать. Никто не увидит, никто не назовет его слюнтяем. Джейкоб уж точно. Сэмюэл опустился на колени, в темноте раздались его всхлипы. Джейкоб никогда не вернется. Он умер. И с этим ничего не поделаешь.
Еще полчаса ему понадобилось, чтобы набраться храбрости, сойти с места и сделать то, что он должен был сделать.
Сквозь ветви он заметил ярко белеющий на земле прямоугольник. Наклонился рассмотреть получше и увидел бумажку, на которой было что-то написано. Сэмюэл любил бумагу, ему нравилось писать, и он сунул ее в карман джинсов.
Ты здесь не для того, чтобы подбирать мусор.
Он знал это и рассердился на себя за то, что так легко отвлекся. Всего через шесть шагов он оказался на поляне. Его брат по-прежнему не двигался.
Сэмюэл встал на колени и положил руку Джейкобу на грудь.
– Мне правда-правда очень жаль, Джейкоб, – сказал он. Затем, подавив рыдание, нагнулся и поцеловал старшего брата на ночь.
Боже мой, я убил человека. Нельзя убить человека и вот так уехать. К тому же это был коп.
«Но я не знал этого, судья, – Бобби представил себе, как он говорит это в зале суда. – Это была самозащита. Он так сильно меня напугал, что я бросился на него, а потом, когда он вытащил пистолет, разве у меня был выбор?»
У него внутри все сжималось при одной мысли о суде. Они ему не поверят, ни за что не поверят. Но они не видели глаз этого человека. Они не слышали, как отреагировал мальчик на звук его голоса. Все совершенно логично, но звучит смехотворно.
«Невинные люди не убегают, мистер Мартин».
И это тоже правда. Спроси кого хочешь. Правда – мощное оружие, говорят. Она дает человеку свободу.
Да, пока улики подтверждают твой рассказ.
И пока твоей жертвой не окажется коп.
Боже Всемогущий, что же делать?
Счетчик показывал, что бензин почти на нуле, и внимание Бобби привлекла светящаяся вывеска «АМОКО». Он сбросил скорость, включил поворотник и медленно двинулся вдоль ближайшего к шоссе ряда колонок.
Почувствовав изменение скорости, Сьюзен что-то пробормотала, затем откинулась на сиденье. Через минуту она снова спала.
– Хорошо ей, – пробормотал Бобби и осторожно открыл дверцу.
В своем теперешнем состоянии он сомневался, что когда-нибудь сумеет забыться сном. Он прошел между автомобилем и колонкой, по дороге вытаскивая бумажник. Он уже держал в руках кредитную карточку, как вдруг его поразила мысль: если когда и не нужно пользоваться кредиткой карточкой – которую можно легко отследить, – то как раз сейчас. Нужно платить наличными. Он пошарил по карманам, нашел двадцать два доллара, снял заправочный пистолет, нажал на рычаг, но ничего не произошло.
– Сначала надо заплатить, – прозвучал в динамике ломающийся голос подростка.
Бобби направился к невысокому стеклянному зданию минимаркета. Как только он открыл дверь, прыщавый мальчишка за прилавком вскочил на ноги.
– Сколько вы хотите? Ой, с вами все в порядке? Что у вас с лицом?
Очевидно, на внешности Бобби драка отразилась сильнее, чем на самочувствии.
– Наверное, такой от рождения. – Он не собирался ничего объяснять этому парню. – Налейте на двадцать баксов.
Внимание Бобби привлекла картинка на коробке – улыбающийся малыш. Значит, тут и памперсы продаются. Отлично. И вот эти салфетки тоже пригодятся. Он положил отобранное на прилавок и чуть не упал, когда парнишка сказал:
– Вместе с бензином – сорок четыре доллара тридцать семь центов.
– Вот это да, – только и сумел произнести Бобби.
Прыщавый юнец улыбнулся:
– У нас не очень дешево, но другой ближайший магазин в пятидесяти километрах.
– Тогда сделаем так, – сказал Бобби. – Бензина на пятнадцать долларов и подгузники.
Когда он открыл заднюю дверцу, Сьюзен пошевелилась:
– В чем дело?
– Я остановился заправиться и купить кое-что.
Увидев подгузники, Сьюзен улыбнулась.
– Здорово, – пробормотала она, поджала под себя ногу и снова закрыла глаза.
«Эксплорер» поглотил топлива на пятнадцать долларов и не возражал бы против добавки. Бобби сунул заправочный пистолет на место и совсем уже собирался сесть за руль, как вдруг заметил на дальнем конце стоянки телефон-автомат. Это твой шанс, сказал он себе. Шанс сделать верный шаг.
Но что сказать? «Привет, это Роберт Мартин, я только что убил полицейского»?
Нет, не пойдет. По правде говоря, он никому ничего не должен говорить. Возможно, ничего так никогда и не выплывет.
Бобби приближался к телефону, даже не сознавая, что делает. Оставь все как есть, твердил внутренний голос. Поезжай дальше.
Но ведь погиб человек, черт возьми. А с мальчиком что делать?
Он взялся за трубку.
– О'кей, Бобби. Ты сумеешь это сделать, – сказал он вслух. И набрал номер.
Глава 2
Эйприл Симпсон поблагодарила Бога за то, что оказалась в состоянии вести машину и не заснуть по дороге домой. Иногда она боялась, что такая жизнь убьет ее. Восемь часов в «Макдоналдсе», затем еще четыре – уборка офисных помещений в деловой части города. С каждой новой неделей беременности ей требовалось все больше сна, а она не могла себе этого позволить.
Иногда ночью Эйприл лежала в слезах, задаваясь вопросом, как она справится с двумя детьми. Она помнила бесконечные ночи, когда малыш Джастин совсем не спал, только плакал и плакал. Она не была уверена, что у нее хватит сил на двоих.
Впрочем, Эйприл твердо решила оставить ребенка, и все. К черту, что там думает Уильям. Уильям свинья. Он был свиньей всегда, сколько она его знала, и если бы не ночь пьяной страсти, когда был зачат Джастин, она никогда бы за него не вышла.
Эйприл припарковалась на своем обычном месте у «Сосен» и внимательно осмотрелась по сторонам, прежде чем вылезти из крошечного «джио». Маленькая машинка служила символом ее свободы, доказательством того, что она не совсем безнадежна. К тому же это было единственное имущество, которым она самолично владела. Возможно, когда-нибудь эта машинка послужит ей пропуском в другой мир.
Пересекая темную детскую площадку, она сжимала в кармане пальто маленький пистолет, купленный шесть лет назад. Даже выпустив в злоумышленника целую обойму, она в лучшем случае только напугала бы его. Но если таким образом можно выиграть время, чтобы избежать рук насильника или направленного на нее оружия калибром покрупнее, этого уже достаточно.
Не поворачивая головы, она взглянула на группу подростков, которые тоже наблюдали за ней. Что они здесь делают в четыре утра? И почему они вылезли на улицу в такую холодную ночь? Эта весна в Питтсбурге очень похожа на зиму.
Подростки, до которых было двадцать-тридцать метров, не представляли опасности, но, когда один из них сделал шаг в ее сторону, она крепче стиснула рукоятку пистолета. Оказалось, что он просто решил обойти горку, и она вздохнула свободнее.
Она всегда считала шаги от стоянки до своей двери, и число 182 отпечаталось в ее мозгу навеки. Сто восемьдесят два шага – и все это время она не защищена от посягательств любого, кто захочет причинить ей вред. Но пока таких не нашлось.
Наконец она подошла к крыльцу и, поняв, что дверь заперта, вздохнула с облегчением. Это означало, что Уильям относительно трезв.
Эйприл повернула ключ и, отворив дверь, чуть не закричала. Уильям ждал ее, сидя в кресле напротив двери. В голубоватом свете телевизионного экрана он походил на призрак.
