Кир Булычев - Гибель поэта

- Именно так. Но мне нужное вами поговорить. Вы не возражаете?

- Про мое творчество? - спросил поэт.

- Про жизнь вообще. Пять минут, не больше.

- Только чтобы не больше, - предупредил поэт.

На улице было прохладно, но дождя с утра не было, поэтому скамейки в сквере просохли, а свежим холодным ветром сдуло влагу с желтых листьев.

- Ну, излагайте, - сказал серый человек. - Только коротко. У меня дела.

- Знаю, - сказала Зоя Платоновна, - палатку надо открывать. Вдруг снова Леонида Андреева за бесценок принесут…

Крымский-Москвич приоткрыл в изумлении рот. Такого от московской старухи он не ожидал. Ну, может, стихотворной критики ждал или даже предложения взять стихи и напечатать в Москве, в центральном журнале, а почему нет? Стихи хорошие.

- Это какого Леонида Андреева?..

Но Зоя не намеревалась терять инициативу.

- А стихи откуда переписывали? Из альбома, да?

- Из какого альбома?

- А из того, который вам юная дурочка на макулатуру притащила вместе с бабушкиными письмами и Леонидом Андреевым, да еще с альманахом «Северные цветы».

- Откуда ты знаешь? - Поэт сделал попытку подняться со скамейки и бежать, но Зоя Платоновна была к этому готова и сжала его кисть твердыми пальцами бывшего шофера.

- Сидите, - сказала она. - И слушайте.

- Ничего не знаю. Альбома не видал.

- Молчать, жулик, - сказала громким шепотом Зоя Платоновна. - Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что было на самом деле. Вы - безнадежный графоман. Вирши ваши, я имеюв виду вирши вашего собственного изготовления, - безнадежны, за несколько лет планомерной осады газеты и снабжения кое-кого книжками по сходной цене вам удалось пробить только один опус… -Два!

- Второго я не углядела. Не важно. И вдруг совсем недавно вы, по словам той же Сонечки, начали писать лучше. Значит, или в вас прибавилось таланта…

- А если прибавилось?

- А вот не прибавилось! Вы не такой уж идиот, чтобы переписывать стихи из книг. Значит, вам в руки попал источник, вернее всего рукописный, такой, что вам показало» безопасным, чтобы из него черпать. Если бы мне вчера случайно не пришлось узнать, как вы купили у той молодой жен шины бабушкин альбом, я бы, наверное, еще долго ломала голову.А теперь ясно. Вы взяли альбом…

- Ничего подобного!

- Ваши глаза вас выдали!

Эта банальная фраза из следовательской литера туры неожиданно оказала эффект: поэт зажмурился и ответил, не размежая век:

- Все равно не сознаюсь.

- Уже сознались. И должна вам сказать, чтовы совершили ошибку, которую всегда совершают начинающие преступники. В силу недостаточною знания русской поэзии первой половины девятнадцатого века вы решили, что, если написано от руки, значит, напечатано не было. А в те времена в провинциальные альбомы часто переписывали напечатанные стихотворения. Печатных изданий не хватало. Понимаете, каквы жестоко ошиблись? Ваши творения уже сто пятьдесят лет каквключены в хрестоматии!

Поэт все еще сидел с закрытыми глазами. Онкивнул, сдаваясь на милость победителя.

- Были напечатаны… - прошептал он. - Какпопался!

- Странно вы устроены, - сказала ЗояПлатоновна. Если печатный текст украли, то это преступление или, скажем…

- Ошибка, - быстро подсказал поэт.

- А если бы ненапечатанные, то тогда можно?

- Можно, - сказал поэт.

- У меня к вам предложение, - сказала Зоя Платоновна. - В газету вы больше не ходите. И без меня там не сегодня-завтра догадаются. Альбом же вернете хозяевам, вместе с письмами их бабушки.

- Нет, - сказал поэт. - Я за него по весу заплатил.

- Не сопротивляйтесь, - сказала Зоя Платоновна, поднимаясь со скамейки. - Вы далеко живете?

Ковать железо надо, пока горячо, поэт мог опомниться.

- Рядом…

- Пошли. Идите, идите, не стесняйтесь. Деньги, заплаченные за макулатуру, вы уже с лихвой возместили. Гонорар за стихи получили?

- Разве это гонорар? - удивился поэт. - Это все равно что на общественных началах.

- Не притворяйтесь, - сказала Зоя Платоновна, подталкивая свою жертву. - Все равно эта сумма значительно превышает расходы на покупку. Учтите, я сейчас не спрашиваю, сколько вы взяли с Сонечки за Андреева и кому продали «Северные цветы»! И не заставляйте меня интересоваться этим всерьез.

Некоторое время они шли молча. Потом Крымский-Москвич немного опомнился и спросил:

- Значит, я вам альбом, а вы его себе возьмете?

- Ничего подобного, - отрезала Зоя Платоновна. - Мы вместе пойдем к его хозяевам. Вместе и отдадим, С извинениями.

Придумать ответа поэт не успел, потому что они подошли к его дому, двухэтажному сооружению, построенному в тридцатых годах.

- Подожди здесь, - сказал поэт.

- И не подумаю, - ответила Зоя Платоновна. - Не знаю, каким черным ходом вы убежите.

Преступник вздохнул - возможно, Зоя Платоновна угадала его тайные мысли.

Они поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж, остановились перед дверью с большим навесным замком. Поэт сунул руку в карман и сказал:

- Я ключи забыл.

- Вас обыскать? - вежливо спросила Зоя Платоновна. На площадку выходило еще три двери, за ними были слышны голоса.

- Тишше, - прошипел старьевщик, вытаскивая из кармана связку ключей. Замок открылся. Поэт вошел первым, Зоя на шаг сзади. Ни на секунду не ослаблять давления!

Большая грязная - видно, никогда не ремонтировалась - комната была завалена старыми вещами и книгами так, что продавленный диван, на котором лежала неубранная постель жителя этого поэтического логова, с трудом угадывался в месиве вещей. От каждого шага поднималась пыль… Альбом в потертом сафьяновом переплете с позолоченными застежками лежал на столе, под сковородой с недоеденной яичницей.

- Альбом вижу, - сказала Зоя Платоновна, снимая сковородку. - А где письма бабушки?

- А кто их знает? - ответил поэт. - Может, и выкинул.

- Ищите! Быстро. Это как операция. Чем скорее сделать, тем скорее выздоровеете. Может, даже что-нибудь дельное напишете. Сами.

Почему-то эта мысль приободрила поэта, он пошел к приоткрытому шкафу, в котором не помещались старые костюмы, и нагнулся, чтобы достать пачку писем.

Зоя Платоновна открыла альбом. Настоящий. Тридцатых годов девятнадцатого века…

Поэт положил пачку писем без марок, с замысловатыми росписями фамилий, и замер у стола, словно ждал приказаний.

- Ну, пошли? - сказала Зоя Платоновна.

- Ладно уж, - сказал поэт почти миролюбиво. - Твоя взяла. Бери, неси, делай что хочешь.

- Правильно, - сказала Зоя Платоновна. - Раскаяние - шаг к исправлению.

Интересно было пролистать плотные, с золотым обрезом страницы альбома. Голоса тех времен… Почерки разные. Видно, друзей у владелицы альбома было немало. Альбом надо отвезти в Москву. Мало ли что там может быть? Например, варианты, разночтения. Знакомый почерк. Чей почерк? Почерк Пушкина. Могло быть и такое? Господи, что я делаю? Я гляжу на страницу с автографом Пушкина!

- Ты чего? - спросил подозрительно поэт. - Сто рублей между страницами нашла?

- Нет, - сказала Зоя Платоновна, медленно закрывая альбом. Только не выдать себя… Если он узнает, он не остановится ни перед чем, он не остановится перед убийством…

- Пошли, - сказала Зоя Платоновна.

И сразу повернулась к двери. И шмыгнула в нее, не глядя, идет он следом или нет. Сзади стучали его мелкие шаги. Зоя Платоновна сбежала по лестнице, а он закричал вслед:

- Ты куда! Все равно догоню.

Но Зоя Платоновна уже стояла на улице. В безопасности. Вокруг ходили люди, можно было в случае чего закричать. Под мышкой у нее был альбом с автографом Пушкина и неизвестно ещечьими автографами. Открытие мирового значения, которое следовало вырвать из лап поэта-самозванца.

- Никуда я небежала, - сказала Зоя. - Письма не забыли?

- Здесь они.

5

Труднее оказалось найти хозяев альбома. Дома в том переулке оказались такими похожими, что никак не поймешь, из какого же вчера вечером выскакивал возмущенный Митя.

Зоя прошла переулок из конца в конец, вглядываясь в одинаковые фасады, в одинаковые цветы на подоконниках, а когда повернула обратно, старьевщик взбунтовался.

- Отдавай альбом,- сказал он.

- Не отдам, - в отчаянье ответила Зоя Платоновна.

- Тогда гониза него полсотни, - сказал старьевщик.

- Почему полсотни? - спросила Зоя Платоновна. - А то отниму, - сказал старьевщик.

- Я буду кричать, - сказала Зоя Платоновна.

- Кричи, а я скажу, что ты меня обокрала. Меня знают, а ты приезжая.Придумала ты про хозяев.

- Они здесь живут!

- Никто здесь не живет. Давай полсотни, и молчим. Ты молчишь, я молчу - все молчат.

Полсотни. Это все, что она взяла с собой из Москвы. Но промедление смерти подобно - старьевщик уже вышел из-под контроля.

- Сорок, - сказала Зоя Платоновна. - Мне надо на обратную дорогу оставить.