Джеймс Кейн - Растратчик

Целую книгу можно написать о том, как женщина способна остановить мужчину, когда захочет дать задний ход. Если она залепила оплеуху, она дура, и все, что тебе остается, убраться восвояси. Если она оттолкнула тебя и ты чувствуешь себя полным идиотом, значит, она ничего не умеет и тебе лучше оставить ее в покое. Если же она повела себя так, что ты останавливаешься сам и при этом не чувствуешь себя идиотом, — она знает свое дело, и ты можешь переходить в атаку, не рискуя, что на следующее утро проснешься, сожалея о том, чем не обладал. Именно так и произошло. Она не вырывалась, не выказывала удивления, не отпускала колких шуточек. Но в то же время не поощряла меня. Спустя минуту или две она потянулась за бокалом, а когда выпрямилась, оказалась в моих объятиях.

Я был слишком разъярен и слишком уверен, что раскусил в ней потаскуху, чтобы обратить внимание или хотя бы задуматься о том, чем мои действия могут обернуться. Лишь на мгновение у меня мелькнула мысль: то, что я собирался сделать, могло поставить меня в ужасное положение в банке, к тому же я оказывался всецело в ее руках, ведь, начав, мне будет трудно остановиться. Но это только разгорячило мои губы.

Я снова обнял ее и притянул к себе. Она никак не отреагировала. Я прижался щекой к ее щеке и стал осторожно искать ее губы. Она по-прежнему никак не реагировала, но ее губы были недосягаемы для меня. Я провел ладонью по ее щеке, затем медленно скользнул по шее и расстегнул сзади верхнюю пуговку ее платья. Она отвела мою руку, застегнула платье и снова потянулась за бокалом. Она запрокинула голову.

Этот глоток длился целую вечность. Я ждал, глядя на нее. Наконец она поставила бокал, и, прежде чем успела выпрямиться, я обнял ее одной рукой, а другой задрал подол платья, так что стали видны ее подвязки. Не знаю, что было потом, но только произошло то, чего я не ожидал. Ноги у нее были такие пухлые и теплые, что у меня запершило в горле и на секунду я потерял над собой контроль. Следующее, что я помню, — она стояла возле камина, лицо ее было искажено.

— Да что с вами сегодня?

— Ничего особенного. А в чем дело?

— Пожалуйста, объяснитесь.

— Вы меня возбуждаете. Вот и все.

— Разве я давала вам повод?

— Вроде бы нет.

— С вами что-то случилось, и я не понимаю, что именно. Когда я вернулась в банк с Банни Кайзером, вы смотрели на меня как-то странно. В чем дело? Это из-за того, что за обедом я сказала, что могу очаровывать?

— Вы и в самом деле очаровательны, и мы сошлись на этом.

— Знаете, что я думаю?

— Нет, но хотелось бы узнать.

— Видимо, мое замечание или что-то еще заставило вас вспомнить, что я замужняя женщина, встречаюсь с вами, и этого достаточно, чтобы, следуя старой мужской традиции, попытаться записать меня в число своих побед.

— Во всяком случае, я пытаюсь.

Она потянулась за бокалом, но передумала и закурила сигарету. С минуту она стояла, глядя на огонь и затягиваясь табачным дымом. Наконец она продолжила:

— Я не говорю, что это невозможно. Последний год мое замужество не было таким уж светлым. Мало приятного сидеть у постели мужа, который приходит в себя после наркоза, и слышать, как он бормочет имя другой женщины вместо твоего. Наверное, потому я и каталась с вами каждый вечер. Эти поездки были для меня отдушиной, чем-то светлым и романтическим. И если бы я сказала, что они ничего для меня не значили, я бы покривила душой. Я была по-настоящему счастлива. И вот, когда я уломала Кайзера, привела с собой, я была на седьмом небе. Не из-за того, что провернула для банка выгодное дельце — мне на это наплевать, — не из-за двух с половиной долларов прибавки — на это мне тоже наплевать. Просто это — то, что мы сделали сообща, что будем потом вечером обсуждать и вместе радоваться. Но едва я вернулась в банк, как поймала на себе ваш странный взгляд. Ну а сегодня вечером вы были просто ужасны. Думаю, это могло бы произойти. В конце концов, я живой человек, со своими слабостями. Но не таким же образом. Впрочем, хватит об этом. Можно от вас позвонить?

Я решил, что она ищет предлог, чтобы пройти в ванную комнату, поэтому отвел ее к телефону, который был наверху, в моей спальне, а сам спустился и сел в ожидании у камина. Голова у меня кружилась. Все произошло совсем не так, как я рассчитывал. Где-то в глубине у меня начало свербить: я должен ей все рассказать и все выяснить, как вдруг позвонили в дверь. Я открыл, на пороге стоял водитель такси.

— Такси вызывали?

— Нет.

Водитель достал из кармана листок бумаги и уставился в него, но тут появилась она.

— Полагаю, это за мной.

— Так это вы вызвали?

— Да, благодарю за чудесный вечер. Все было замечательно.

Она была холодна как лед. И вышла, прежде чем я успел что-либо сказать. Я постоял, посмотрел, как она садится в такси, как машина отъезжает, и закрыл дверь. Потом вернулся в гостиную и сел на диван. В воздухе все еще чувствовался ее запах. Ее бокал остался не допит. Снова к моему горлу подкатил ком. Кляня себя на чем свет стоит, я налил себе еще.

Я пытался понять, что все это значит, но единственное, что было мне ясно: я втрескался в нее по уши. Я мысленно прокручивал происшедшее, пока у меня не начала кружиться голова. Все ее слова и поступки не доказывали ровным счетом ничего. Она могла быть честна и могла играть со мной как с последней размазней, заставляя делать все, что ей вздумается, и ничего не давая взамен. В банке она держалась со мной так же, как с остальными: вежливо, доброжелательно, мило. Я больше не отвозил ее в больницу. Так продолжалось три или четыре дня.

И вот настал день проверки наличности. Я старался убедить себя, что ждал этого, прежде чем предпринять какие-либо меры с растратой. Я присоединился к Хельму, и мы пересчитали всю наличность. Нам открывали кассы, и Хельм считал деньги, а я проверял его. Шейла стояла с невозмутимым видом, пока я возился с ее кассой, и, конечно, все сошлось до последнего цента. В глубине души я догадывался, что так и будет. Фальшивые вложения наверняка были уже сделаны, чтобы привести кассу к балансу. Возможно, они всплывут через пару лет, но едва ли это произойдет в течение месяца.

В тот день, вернувшись домой, я вдруг понял, что ничего не предприму с недостачей, что просто не смогу ничего с этим сделать, пока не объяснюсь с ней, как это принято в цивилизованном мире.

И вот вечером я отправился в Глендейл и припарковал машину на Маунти-Драйв, где обычно поджидал ее. Я приехал пораньше, чтобы успеть перехватить ее, если она поедет на автобусе. Ждать пришлось долго, так долго, что я уже почти отчаялся дождаться. Наконец около половины восьмого она вышла из дому. Когда до машины ей оставалась какая-нибудь сотня футов, я, как обычно, просигналил в клаксон. Она ускорила шаг, и я забеспокоился, что она уйдет, даже не поговорив. Такого удовольствия я ей позволить не мог. Но едва я подумал об этом, дверца автомобиля открылась, захлопнулась — и вот Шейла уже сидела рядом со мной. Сжав мою руку, она прошептала:

— Я так рада, что ты здесь. Так рада.

Почти всю дорогу мы молчали. Я отправился в киношку. Но что происходило на экране, едва ли смогу вспомнить. Я снова и снова подбирал слова, которые собирался сказать ей, или, по крайней мере, пытался делать это. Но всякий раз мои мысли переключались на ее семейные дела; я пытался понять, действительно ли Брент сошелся с другой женщиной и прочее в том же духе. Это означало лишь одно: я хотел, чтобы она была моей. Я старался заставить себя поверить, что она ничего не знает о недостаче, что была честна все это время и что и впрямь неравнодушна ко мне. Я вернулся к машине, сел, и вскоре она вышла из больницы. Она сбежала по ступенькам и замерла. Постояла, словно размышляя о чем-то, и снова направилась к машине, но уже не бегом, а обычным шагом. Она села, откинулась на сиденье и закрыла глаза.

— Дейв.

Впервые она назвала меня по имени. Сердце у меня подпрыгнуло.

— Да, Шейла?

— Может, посидим сегодня вечером у камина?

— Конечно, с удовольствием.

— Мне... мне нужно поговорить с тобой.

Я направил машину к своему дому. Сэм открыл нам, и я тут же спровадил его. Мы прошли в гостиную. Я, как и в прошлый раз, не стал включать свет. Шейла помогла мне развести огонь в камине, и я направился было в кухню, чтобы приготовить что-нибудь выпить, но она остановила меня:

— Я не буду, но если ты хочешь...

— Нет, я не такой уж любитель.

— Тогда просто посидим.

Она села на диван, на то место, что и в прошлый раз. Я расположился рядом. Она долго глядела на огонь, затем взяла мою руку и обвила вокруг себя.

— Я ужасна?

— Нет.

— Я хочу этого здесь.

Я попытался поцеловать ее, но она вскинула руку, закрыла мне пальцами губы и отвела мое лицо. Затем уронила голову мне на плечо, закрыла глаза и долго молчала.

Наконец она произнесла:

— Дейв, мне нужно тебе кое-что рассказать.

— Что-то случилось?