Алла Демченко - Александра: Жизнь и судьба
— Александра Ивановна, вас можно на минутку?
Верочка с нетерпением дожидалась, пока Саша окончит разговор. Ей не было никакого дела до того, что Саше плохо с самого утра и, что еще будет так же, а может и хуже, еще пару дней.
— Александра Ивановна, — Верочка понизила голос, перейдя почти на шепот, — это правда, что Владимира Ивановича отправляют на пенсию?
Слух о том, что заведующий якобы уходит или его уходят, пронесся по отделению еще в сентябре. Говорили разное. Говорили о грядущей реорганизации больницы, что само по себе, значило сокращение отделений, а, следовательно, и персонала. Всякое говорили. Но, администрация, в лице главврача и его заместителей, стойко хранила молчание и все по немного успокоились. Надежда — самое живучее, что есть в человеке. Надеялись, что пронесет и на этот раз.
— Александра Ивановна, но нас — то не сократят? Как вы думаете?
Ей, конечно, хотелось больше всего уверенно сказать, что неврологии это не коснется. И если б не звонок Стрельникова, она так бы сделала.
— Верочка, вы не беспокойтесь, идите, работайте. Я думаю, это только слухи. Посудите сами, если б решили сокращать, то уже сократили б. А так, бюджет на год принят, так что нечего пока беспокоится.
— А Владимир Иванович, ведь…
Телефон, зазвонил прямо в кармане. Она машинально поднесла трубку к уху, дав понять Верочке, что разговор окончен и направилась в кабинет заведующего.
В кабинете Владимира Ивановича, ничего такого, что подтверждало б догадки или сплетни коллектива, не было заметно. Все было как обычно. Старая мебель, книжный шкаф наполнен доверху всякой макулатурой, которую давно надо было выбросить, и обои не мешало б переклеить. Только Владимир Иванович к окружающей обстановке относился спокойно, скорее безразлично, считая, что вся работа должна сосредотачиваться возле постели больного, а не в кабинете заведующего.
— Как дела? До тебя не дозвониться. Ты, что телефон забыла дома?
— Случайно отключила.
— Ладно, проходи, присаживайся.
Сегодня был тот первый, самый тяжелый день после встречи со Стрельниковым, когда все шло наперекосяк, и не только телефон.
— В меня по — сути два дела к тебе, — Владимир Иванович закрыл папку. — Я только что от главного.
Саша опустилась в кресло, которое столько лет числила за собой и по — настоящему забеспокоилась. Значит, никакие это не догадки и вовсе не сплетни об уходе заведующего.
— Саша, к нам, вернее, к тебе, поступает больной. Я только что от главного, — напомнил Владимир Иванович. — Поступает некий Лагунов Роман. Сын того Лагунова.
Шеф поднял глаза вверх и тяжело вздохнул, как будто такие «логуновы» поступали в отделение первые в жизни. И сразу стало понятно, что будет не столько работы, сколько нервотрепки. Комок, застрявший в горле, стал уменьшаться. С любой проблемой они справятся. С этим можно жить.
Она не понимала, почему люди, имеющие деньги, власть и значимость, обязательно считали своим долгом подсказывать, навязывать свое видение процесса лечения. И когда врач, исчерпав всю аргументацию, просил просто не мешать, не отвлекать — это зачастую и служило поводом к словесным и письменным жалобам родственников в вышестоящие инстанции. Почему никто не чинит самостоятельно чинить холодильник, компьютер? Вызывают мастера. И никто не дает советы как тому быть. Стоят в сторонке. Смотрят затаив дыхание. А если касается здоровя — все готовы лечить, а уж советы давать и подавно.
— Что хотят родственники? Группу инвалидности? Армия? — прервала внутренний монолог Саша.
— Да все дело в том, что уже ничего не хотят, — Владимир Иванович снова открыл тоненькую папку, где, кроме выписок, ничего не было.
— Вот, смотри сама. Вначале лечились у нас, в смысле в Москве, потом в Германии. Вот еще Израиль. И снова у нас.
Владимир Иванович аккуратно сложил выписки и накрыл их широкою морщинистой ладонью. Значит, к этому вопросу они возвращаться не будут.
— А история с ним приключилась, со слов родителей, такая: среди полного благополучия, в расцвете так сказать творческих сил, — легкая едва заметная усталость сквозила в голосе шефа, — мальчик перестал ходить.
— Мальчику — то сколько?
Возраст она всегда уточняла потому, что к категории мальчиков шеф относил все без исключения мужчины не старше пятидесяти лет.
— Мальчик — это я образно. За тридцать. А вот причина…Причина — неизвестна. Зарубежные светила об этом открыто нам не говорят. Но, судя по диагнозу на две страницы, не нашли они причину. Смотри, Александра Ивановна, — Владимир Иванович развернул папку так, что бы Саша могла сама убедиться. — Обследовали очень добросовестно. Почти все показатели в норме, если очень не придираться.
— Эти Лагуновы хотят, что б мы еще дообследовали их сына?
— Сашенька, после такого обследования, мы уже ничего не можем дообследовать. Общее состояние ухудшается, отказывается от еды, не разговаривает, одним словом — собрался человек помирать, а ему не дают родственники. И моя личная просьба, — шеф посмотрел прямо в глаза, — поступает через час или завтра с утра, но в твою палату. И если сегодня, то задержись до приезда.
— Я — то не против, но может лучше к Дуднику? Дудник представит все научные регалии и родители успокоятся. И если такие родственники, как вы говорите, то, может, Елизавете? Она быстро расставить все точки…
— Саша, регалии Дудника помогают только невростеничкам, а в нас не тот случай. Главный распорядился — только к тебе. Да и я бы сам так сделал.
Мелкая незаметная дрожь пробежала по телу и сконцентрировалась между лопатками. Одно мгновение и ординаторская наполнилась непонятным нарастающим гулом.
— Саша, ты меня слышишь? Я видел в главного мадам Лагунову. Та еще дама, скажу тебе. Скандал гарантированный ежедневный. А нам это, скажи, надо? Вот и я так думаю.
Шум внезапно исчез. Голос заведующего стал внятным.
— Но, с Лагуновыми, можно поговорить?
— Я же тебе говорю — уехали они. Все, что считали нужным, сказали главному. С этим вопросом вроде все. И вот еще…
В горле образовался комок. Сердце ухнуло в груди. Пусть сколько угодно скандальных «лагуновых», только не уход Владимира Ивановича. Только не уход.
— Александра… Я ухожу на пенсию, — боясь, что Саша его перебьет, Владимир Иванович поднял руку. — Вопрос уже решен наверху. Я хочу, что б ты осталась вместо меня.
— Владимир Иванович, вы же знаете мой ответ. Это не мое. Я не смогу. Здесь нужен другой человек. Другого склада. Лучше Елизаветы никто не справиться. Вы же сами знаете. Спасибо, конечно. И… я скорей всего уеду в Германию. Мне снова пришло приглашение в клинику. Я должна дать ответ.
— Конечно… Конечно…Раз приглашают, то… решать тебе. Но… мне очень жаль…
Владимир Иванович поднялся из — за стола подошел к шкафу, потом к окну, посмотрел на кактус, попробовал на ощупь землю в горше, так словно этот кактус был тем самым главным, что его волновало. От нервного мельтешения заведующего, у нее разболелась голова. Она смотрела во все глаза на Владимира Ивановича, не понимая, откуда у него, всегда сдержанного и спокойного, взялась эта старческая нервозность.
— Елизавету не утвердят. С ее то характером. А ты еще подумай. Пару месяцев есть в запасе.
Наконец — то Владимир Иванович, сел и немного успокоился. В кабинете повисла тишина.
Первый день после встречи со Стрельниковым близился к концу. В рабочей суете она вспомнила о Павле только, когда увидела его в окно.
Стрельников, прохаживаясь по истоптанной дорожке, периодически посматривал на циферблат. И надо ж, ко всем неурядицам, еще и рецепт потерять. Не найдя в аптеке бумажки с размашистым почерком, он перезвонил Софье, но та, как не силилась, кроме Сашиных наставлений о вреде курения, о лекарстве не вспомнила. Он хотел позвонить Лере, может она помнит, куда он приткнул рецепт, но представив тональность разговора, решил — проще самому съездить в больницу.
Он опять посмотрел на часы. До встречи с начальником внутренней охраны оставался ровно час. Если Саша, конечно, не опоздает на этот час.
Павел еще раз посмотрел в сторону главного входа и боковым зрением приметил припаркованный синий «Опель». Все мысли о женской непунктуальности вылетели с головы. Взгляд прикипел к водителю.
Натянув почти на глаза яркую нелепую кепку, миновав проходную, тот направлялся к охраннику. Судя по жестам, вероятнее всего, он спрашивал куда — то дорогу и получив отрицательный ответ, так же, не спеша направился к воротам.
Мало ли в городе синих «опелей». Он бы не обратил никакого внимания на чужую заурядную машину, если б не события последних дней.
Поздно вечером, едва покинув парковочное место для служебного транспорта банка, за ним тронулся такой же, невзрачный синий «Опель». Еще не поняв до конца, что именно заставило насторожиться, Стрельников переключил скорость и, влившись в монотонно гудящий поток, интуитивно скосил глаза в зеркало.
