Что дальше, миссис Норидж? - Елена Ивановна Михалкова
– Мистер Хоган, за что Брок Пламер выгнал сына? – спросила как-то Норидж.
Я покосился на нее.
– Двадцать лет назад Абрахам избил до полусмерти жениха девушки, что ему приглянулась. Брок замял дело. Откупился от полиции и от семейства юноши. Но юный Пламер и до этого вытворял всякое, так что больше старый Брок терпеть не стал.
– Благодарю вас, мистер Хоган.
Вот и все, что она сказала. Я не мог толком понять ее. Пожалуй, она единственная во всем поместье сохраняла невозмутимость. Как только Чедвик приходил в себя после побоев дядюшки, гнала его заниматься. Другая пожалела бы мальчишку… А впрочем, гувернантка есть гувернантка. Ну да, она не истязала Чедвика так, как поначалу считал Абрахам. Но когда их обман раскрылся, она приняла его условия игры.
Вы спросите, что же она должна была сделать? Не знаю. Уволься она, Чедвику стало бы только хуже. Но в том, как невозмутимо шествовала она на прогулку каждое утро, мне виделось что-то противоестественное. Не должна женщина быть бессердечной.
Правда, слуги шептались, что как-то за обедом она пыталась урезонить Абрахама. Тот рассвирепел и заявил, что еще одно слово – и гувернантка вылетит без рекомендаций в ту же минуту. А мальчишке досталось еще сильнее.
После этого я начал подмечать, что Норидж все чаще уводит Рыжего заниматься то в холмы, то в поле… Как-то, прогуливаясь, я наткнулся на них возле реки. Мальчик кидал с берега камешки, гувернантка стояла в стороне.
Мы поздоровались и некоторое время молчали, глядя на него.
– Что же дальше, миссис Норидж? – не удержался я. – Что с нами будет?
Не знаю, что это на меня нашло. Мне вдруг почудилось, будто у нее есть ответы на все вопросы.
Никаких ответов у нее, ясное дело, не имелось. Она глянула на меня сверху вниз и ответила скучным голосом:
– Все в руках Господа, мистер Пламер.
Я взглянул на икры парнишки, черные от синяков, и отвернулся.
В те дни я впервые задумался о том, чтобы уехать. Абрахам был словно ядовитый источник, отравлявший все вокруг.
Но даже тогда я не догадывался, как далеко он способен зайти.
Видите ли, Абрахам Пламер не был глупцом. Да и в наблюдательности ему не откажешь. Один глаз у него был красным и выпученным от бешенства, но второй-то он держал прищуренным, чтобы ничего не упустить.
Он приглядывался, и подслушивал, и шатался повсюду, вынюхивая то, что могло ему пригодиться.
И в конце концов вынюхал.
В тот день мы жгли сухие ветки и траву. С утра было морозно, так что земля побелела. Но к полудню распогодилось, и тусклое солнце пробилось сквозь облака. Я запалил большой костер. Дым от него поднимался высоко в небо, а пахло так, как всегда пахнут костры холодными осенними днями – уютом и теплым ночлегом, а еще скорой зимой и промозглыми ветрами.
Чедвик сидел на моем крыльце, а у него на коленях устроился Обглодыш. Мальчуган гладил кота, а кот мурчал. Так испокон веков поступают коты и мальчишки.
Абрахам возник будто из ниоткуда. Я рта открыть не успел, как он схватил Обглодыша за шкирку и дернул вверх.
Чедвик закричал. Видно, он раньше меня понял, что сделает дядя. А я до последнего не верил. И только когда серый кот, извиваясь всем телом, взлетел в воздух, я догадался, наконец, что сейчас произойдет.
Если бы у Обглодыша был нормальный хвост, он мог бы вырулить. Но хвост ему погрызли собаки. Так что он приземлился туда, куда швырнул его Абрахам Пламер, – точнехонько на потрескивающие ветки в середину костра.
Огонь вспыхнул ярче. Меня оглушил отчаянный крик мальчика. А затем кот подпрыгнул, будто в каждой лапе у него было по пружине, перемахнул через огонь, приземлился на сухую траву и помчался что было духу в сторону леса. Шерсть у него опалилась, но и только.
– Зачем вы это сделали? – спросил я, не в силах сдержаться.
Абрахам даже не посмотрел на меня. Он провожал взглядом бегущего кота, и в глазах у него было разочарование.
Кот явился только к ночи. Я смазал ему ожоги гусиным жиром. Не скажу, чтобы от этого был какой-то прок. Обглодыш полночи слизывал жир, и с утра морда его блестела, а усы выглядели так, словно их навощили к кошачьему балу. Но чувствовал он себя неплохо.
Я усадил его перед собой и произнес речь.
– Шел бы ты отсюда, братец, – сказал я. – Коли Абрахам Пламер что-то задумал, так он доведет это до конца. Может, он и имеет что-то против тебя. Это мне неведомо. Но ты – любимец Рыжего. Смекаешь, к чему я клоню?
Кот спрыгнул с табуретки и потерся об мою ногу. А потом свернулся в углу и уснул. Я сидел посреди своей мастерской – дурак дураком – и обдумывал, не запихать ли его в мешок и не увезти ли куда подальше – да хоть к моей родне в Нортамберленд, – и остаться там.
Если бы можно было в этот мешок запихать и мальчишку, я бы не раздумывал. Но оставить Чедвика без его последней отдушины…
Знаю, я принял плохое решение. Может, понадеялся на ум этого кота. Он ведь не погиб уже дважды… Вдруг небеса сохранят его и в третий раз! Не зря говорят, что у кошек девять жизней.
Да, я сглупил.
На следующий день ко мне явилась Норидж и сообщила, что у них с Чедвиком новая забота. Они задумали строить ни больше ни меньше – кукольный домик!
Чертеж у нее уже был готов. Норидж взяла за основу Пламер-холл. Два этажа, по восемь комнат на каждом.
– Лестницу и мансарду мы решили не делать, – сообщила она.
Я ошарашенно уставился на нее. Видал я такие кукольные домики, когда бывал в Кентербери. Высотой с десятилетнего ребенка, а внутри комнаты, будто разрезанные пополам: малюсенькие комоды, кроватки, столы и стульчики – точь-в-точь как настоящие. На стенах поклеены обои, а кое-где даже висели картины: величиной с мой ноготь, не вру.
– Мы сделаем несложный домик, – успокоила меня Норидж. – Нам не нужны изыски. Могу я рассчитывать на вашу помощь?
Я отказался. Знал, чем все это закончится. Абрахам стер в порошок два ковчега с их обитателями – а я трудился неделю, вырезая их, – размолотил игрушечный поезд Чедвика и швырнул в огонь его солдатиков. На прошлой неделе я услыхал, как из
