Женщина в библиотеке - Сулари Джентилл
Когда я поднимаю взгляд, глаза Каина открыты, он смотрит на меня.
Я улыбаюсь:
— Здравствуй. Тебе получше?
Он медленно кивает.
— Который сейчас час?
Проверяю часы на экране:
— Почти пять.
Он садится.
— Прости меня, Фредди. Я собирался подремать всего пару минут.
Я встаю с кресла, потому что он слишком далеко. Потому что я хочу быть ближе. И когда я сажусь рядом с ним, он поворачивается и целует меня. Я удивлена. И я рада. Отдаюсь ему полностью, так страстно, что начинаю дрожать. Когда он отдаляется, прерывисто дыша, я протестующе вздыхаю.
Он смотрит на меня:
— Уверена?
Я тяну его к себе. В этот момент я знаю лишь, что уверенность слишком переоценивают.
Но Каин боится, что я попаду в паутину, сплетенную вокруг него.
Я протягиваю руку и касаюсь его лица, пытаясь придумать, как убедить его, что делаю выбор, полностью понимая, что он сделал. В конце концов, я просто целую его, надеясь, что действия помогут там, где сложно подобрать слова. Секунда растягивается в бесконечность, наш пульс становится быстрее. Он возится с крошечными пуговицами моей рубашки и в спешке умудряется оторвать несколько.
Те катятся по деревянному полу, а я предупреждаю:
— Надеюсь, ты умеешь шить.
— Ради тебя я научусь, — бормочет он мне в шею.
Рубашку Каина я расстегиваю чуть более аккуратно. Пальцы ложатся на шрам над его бедром.
— Откуда он у тебя?
Каину смешно, что я задаю этот вопрос сейчас.
— От аппендицита.
— А этот? — Я пробегаюсь пальцами по шраму на его пояснице.
— Ты пытаешься сменить тему? — Он целует меня, и я не успеваю опровергнуть его обвинения.
Я прекращаю задавать вопросы. Мы теряемся в наших чувствах: кожа и тепло, дыхание и стук сердец. Нам открывается нечто новое, сладкое и обжигающее.
Затем я веду его в кровать, и мы занимаемся любовью и там, не спеша, неторопливо узнавая тела друг друга. Я целую шрам у него на спине и спрашиваю снова:
— Этот не от аппендицита, верно?
— Фредди, я не могу отвечать, когда ты так делаешь. — Он поворачивается и притягивает меня к своей груди.
— Не нравятся мои методы допроса?
— О нет, нравятся… Однако они несколько контрпродуктивны. Как если бы я спросил, почему тебя интересуют мои шрамы, делая вот так. — Он целует меня под грудью.
Я жду, пока он закончит.
— Аргумент принят. Просто он в том же месте, что шрам у Уита.
— Да? — Он замирает. — Меня ударили ножом в тюрьме… ножом, который сделали из каркаса кровати.
— Другие заключенные пытались тебя убить?
— Не в тот раз. — Он притягивает меня ближе. — То было наказание… довольно незначительное. Меня ударили в безопасное место.
— Такое есть?
— Если нож держит бывший хирург, то да. Органы не повреждаются, рана не перманентная. Они сразу позвали надзирателей, и меня отвели в медчасть.
— За что тебя наказали?
— Знаешь, я не уверен за что. Иногда умнее всего просто принять происходящее.
— Тебя могли убить!
— Нет, они знали, что делали. Как я сказал, там был хирург… Не будешь дергаться, выживешь. Будешь сопротивляться…
— Боже.
Он целует меня в макушку.
— Пока ты не начала представлять самое худшее: исправительное учреждение, куда меня перевели, было довольно прогрессивное. Не летний лагерь, но и не Алькатрас.
— Но тебя ударили ножом за непонятную провинность?
Он смеется. Прижатая к его груди, я скорее чувствую его смех, чем слышу его.
— Это было не официальное наказание, Фредди.
— Но его допустили.
— Даже в прогрессивных тюрьмах существуют свои правила, своя иерархия. К тому же мужчины в тюрьмах не всегда ведут себя честно и благоразумно.
— Значит, потом с ними ничего не произошло?
— По официальной версии — я поскользнулся и поранился на кухне.
— Но ты знал, кто на тебя напал?
— Да, но я не помнил.
— Но…
Его губы прижимаются к моим. Мягкий, но эффективный способ прервать поток моего негодования.
— Мне приятно, что ты переживаешь, Фредди. — Он переплетает наши пальцы. — Это много значит. Но с того случая прошло прилично лет. Я принял лучшее на тот момент решение… и в конце концов со всем справился.
Я кладу голову ему на плечо, наслаждаясь моментом, теплом его тела. Пока этого достаточно. Каин рассказывает о зарождении своего первого романа, еще в тюрьме. Об идее, которая не выходила из головы, пока он не осознал, что бывшего заключенного мало кто хочет нанимать на работу. О книге, которую он писал, пытаясь разобраться, как жить в свободном мире. И я бы сидела с ним вечность — или по крайней мере пока не проголодалась бы, — если бы в дверь не постучали.
Понимаю, что это Мэриголд, еще до того, как она зовет меня по имени.
Из меня вырывается стон:
— Я сказала ей, что перезвоню. А ты меня отвлек.
Каин широко улыбается:
— Я рад.
Пока мы с Каином торопливо одевались, Мэриголд начала колотить в дверь, чем разбудила интерес моих соседей, повылезавших из своих квартир. Едва я открываю, Мэриголд обнимает меня.
— Ты не перезвонила и не отвечала, я подумала, что что-то случилось…
— Все в порядке, Мэриголд. Прости… Я выключила телефон.
— Почему? — Она замечает моего гостя и напрягается. — Каин!
— Здравствуй, Мэриголд. — Каин приветствует ее из гостиной, где совсем недавно собирал разбросанную одежду.
— Ты не упомянула, что с тобой Каин, — обвиняюще говорит Мэриголд.
— Я не успела…
— А говорила, что работаешь.
Не зная, что сказать, я отвечаю не сразу:
— Я не работала.
Каин берет меня за руку, тем самым объясняя происходящее:
— Это все моя вина.
Мэриголд смотрит на нас раскрыв рот:
— Серьезно?
Честно говоря, я чувствую себя немного нелепо. Мы все тут взрослые люди, черт возьми. Однако Мэриголд прилетела сюда, потому что действительно беспокоилась за меня, пускай и безосновательно.
— Как ты добралась? Неужели пешком?
— Конечно нет. Есть такие штуки, называются «уберы». — Мэриголд не отрывает взгляда от Каина. — Я так понимаю, у полицейских в головах провода перемкнуло… Я так и знала!
Бросаю взгляд на Каина.
Он вздыхает:
— Если они утверждают, что я недавно кого-то убил, то да, у них в головах провода перемкнуло.
— Недавно?
Я объявляю, что пойду варить кофе.
Каин и Мэриголд устраиваются на кухне, и он рассказывает ей примерно то же самое, что рассказал мне. Долгое время Мэриголд молчит.
— Ты не собирался его убивать, — говорит она. — Отчима?
Каин отвечает не сразу:
— Нет, но и