Игра в наперстки - Николай Иванович Леонов
Внимательно осмотрев столик, за которым сидели жертва и его гость, Гуров не нашел ничего такого, что смогли бы пропустить эксперты.
После разговора в ресторане полковник поднялся в офис Воронцовой, где его ждали напарник и Федора, и уже мечтал о том, чтобы этот длинный день закончился какой-нибудь хорошей новостью или стал еще длиннее, чтобы они успели сделать что-то еще.
– Есть какие-нибудь хорошие новости? Или плохие?
– Никаких, кроме того, что Воронцова банкрот. Ее несостоявшийся муж, пока она была при смерти, пользуясь оформленной на него доверенностью вывел все средства со счетов. Даже деньги, которые лежали на депозите за аренду офиса, – ответил Стас. Гуров осмотрелся и кивнул: теперь было понятно, почему все вокруг было в коробках, а мебель частично пропала.
– Либо он знал, что она уже не вернется, либо решил кинуть ее до того, как они поженились, хотя странно. В браке мог бы воровать больше.
Федора тем временем сидела за компьютером убитой Воронцовой.
– У этого человека удивительно грязные руки. К ним прилипает все, что имеет более или менее финансовую ценность. Тут даже не закрыты вкладки. Когда он только успел… Его же сразу задержали?
– После смерти жены, – отозвался Гуров. Он вспомнил все, что ему рассказывала про своего бывшего начальника жена, и пытался понять, как в одном человеке ужились две настолько разные личности. Но Рассолкин тогда несколько раз повторил, что у Игоря было слишком много секретов и это видно невооруженным глазом.
– Что будем делать? – спросил Крячко. Они еще раз проверили на предмет чего-то необычного офис, но там царила обычная разруха закрывающейся компании.
– Наследники у них остались? Кто наследует весь этот бардак?
– Пока что секретарь Воронцовой.
Лев задумался.
Кто будет следующим в этой игре на выбывание?
Он еще раз посмотрел список оставшихся в живых из этого микроавтобуса.
– Так. Вызываем всех жертв в Главк, – коротко сказал полковник, а Крячко кивнул. – Заканчивай тогда здесь, я поеду.
Станислав снова кивнул, взглядом умоляя друга не оставлять его одного с Федорой.
– Не волнуйся, скоро приедет секретарь, вам тут будет не так скучно, – отозвался Гуров и вышел из кабинета, на ходу набирая телефон Орлова.
Как ни странно, вся творческая братия оказалась хорошо организованной. А может быть, они действительно поняли, что от того, насколько согласованно люди будут выполнять все, что им говорят, зависит то, как быстро поймают преступника.
Пока он ждал первого пострадавшего, Гуров просматривал записи с видеокамер вокруг дома Рассолкина и дорог, ведущих к дому. Только на одной из камер, магазина напротив стоянки, было видно, что как идет Рассолкин. Рядом с ним никого не было. Трости тоже при нем уже не было.
Гуров просмотрел все доступные записи. Повернув за угол от стоянки, консультант пропал. И все. Больше его не было ни на одной из записей.
– Если бы я не знал тебя, то подумал бы, что ты знаешь, где камеры, и скрываешься от них намеренно, – сказал Гуров замершему на экране Рассолкину.
В этот момент начали приезжать пострадавшие. Их отводили не в допросную, а в кабинет сыщиков, подчеркивая, что никто не видит в них преступников или подозреваемых. Только очень полезные свидетели. Через четыре часа полковник максимально широко открыл окно и несколько минут стоял и жадно дышал, ловя себя на малодушном желании сбежать с работы как можно дальше. Хотя, казалось, он просто вел беседы. Много бесед. С очень шумными людьми. И из каждого приходилось буквально клещами вытаскивать все.
Не было ли в последние дни чего-то подозрительного? Ничего и никого. Никаких подозрительных звонков, сообщений о том, что они следующие или взломов квартир и машин. Блокноты также никто не вел, и никому ничего не приходило по почте. Даже лекарства уже никто не принимал, потому что, как оказалось, уже не нужно было, и все чувствовали себя сравнительно хорошо. Оставшиеся в живых пассажиры того злополучного микроавтобуса приняли к сведению все, что сказали им сотрудники Главка, и почти все постарались уехать за город, но не покидая Московской области, чтобы быть в доступе в случае, если нужно будет срочно приехать. Таким образом удалось быстро собрать всех сегодня. И убедиться, что они живы-здоровы.
Значит, по какой-то причине убийцу они не интересовали.
– Смотри, какую интересную штуку я нашел в госпитале, – сказал Стас, входя в кабинет в тот момент, когда Гуров смотрел вниз, опираясь руками на подоконник. – Лев, не смей выпрыгивать из окна, не бросай меня одного в этом деле!
Лев обернулся:
– Если и выпаду, то только от смеха над твоими шутками. Что ты там нашел интересного?
– Легкое чтиво.
Крячко протянул Гурову блокнот. Точно такой же, только, в отличие от всех остальных, он был заполнен полностью.
– Похоже, что мы нашли нулевого пациента. Того самого, с которого началась вся эта зараза. Там, в офисе Воронцовой, Игорю была выделена отдельная каморка. И в его столе в ящике таких блокнотов три. Я взял первый по дате. Видишь, три года назад.
Гуров бы поспорил, что у остальных погибших может быть тоже были еще блокноты, но нет. Почему-то он был уверен, что именно этот, первый блокнот, правильный. Они еще раз сели и пролистали записи в остальных. Примерно одно и то же, практически даже одними и теми же словами, видимо, кто-то советовал им писать так. Было видно, что вначале, на первых страницах, в самом деле все повторялись. А потом уже стали добавлять что-то свое. И чем дальше, тем больше было такой «отсебятины». Погибшие описывали свои дни, максимально собирая все самое хорошее. И вот тут, в блокноте Игоря, было то же самое. Гуров позвал Дарью и попросил ее объективно оценить, правы ли они, вкратце обрисовав ей свои идеи.
Девушка честно потратила почти сорок минут, листая записи.
– Да, вы правы. Похоже, что методику или как это еще назвать лучше, я не знаю, отработали именно на этом блокноте. Как интересно. Получается, что Игорь должен был умереть первым?
– Или из-за него решили убрать остальных.
Гуров покачался в кресле. Так. Значит, нужно копать прошлое режиссера.
– Вы тут еще? По домам быстро, ночь уже, – заглянул в кабинет Орлов, который, кстати, тоже был на работе. О чем ему сказали тремя крайне красноречивыми взглядами.
– Так я тоже уже ухожу, – отозвался Петр Николаевич чуть ворчливо. – И вообще, я тут главный. Считайте, что у вас начальник-самодур и отправляет всех спать.
– А сам-то он шел не из кабинета, а в кабинет, –
