Опасная игра бабули. Руководство по раскрытию собственного убийства - Кристен Перрин
Поэтому я парирую:
– В этой фразе «веселье» обычно означает, что вы пропустите нечто интересное, если обойдете острые углы. В этом случае – набор цифр, достаточно важный для Фрэнсис, чтобы использовать его в качестве кода для замка, и, вероятно, играющий роль и в других аспектах ее жизни. – Я бросаю взгляд на предсказание, написанное на стене. – Она не производит на меня впечатление человека, который выберет случайные цифры.
В глазах Саксона мелькает какая-то мысль, и он немедленно возвращается к замку. Здесь у него преимущество, он ведь давно знаком с Фрэнсис. Самое интересное, что он говорит мне, какие цифры набирает и что они значат. Он вводит день рождения Фрэнсис, потом собственный и день рождения ее покойного мужа, дату его смерти (выглядит жутковато, но вполне в духе тети Фрэнсис с ее мрачной одержимостью) и – вот так сюрприз – день рождения моей мамы, который помнит наизусть.
Ничего не подходит, и я спрашиваю, когда родились Роуз и Эмили Спарроу.
– Откуда мне знать? – вскидывается Саксон.
От двери доносится голос мистера Гордона, тихий и печальный.
– Эмили родилась первого декабря 1949 года.
В комнате повисает тишина. Саксон крутит диск направо, к первой цифре, потом налево ко второй, а затем снова направо, к сорока девяти. Когда и этот набор не срабатывает, мистер Гордон вздыхает и идет дальше по коридору, скрываясь из вида.
Саксон возвращается к другим ящикам, в которых по-прежнему роется Эльва. Я беру маленькую связку ключей, чтобы открыть новый ящик, но Эльва слишком шумит, мешая мне думать. Она возбужденно шуршит бумагами, все равно что ногтями по грифельной доске моего методичного ума.
Саксон, похоже, перенимает ее манеру, ныряет в ящики и бормочет себе под нос, даже не пытаясь скрыть свои мысли:
– Фрэнсис явно убил кто-то из деревни, на кого она накопала компромат – она только этим и занималась. И вся эта чепуха здесь.
Я решаю вернуться, когда они закончат, а пока исследовать дом. Вытаскиваю телефон, фотографирую схемы с расследованиями на стенах и оставляю Саксона и Эльву мародерничать дальше.
Я иду через кухню, но там нет ни следа Бет. Наверное, подав завтрак, она вернулась в свой магазин. А у меня еще столько дел. Я хочу осмотреть ферму – тот выстрел 1966 года отдается эхом у меня в голове. Надо навестить ветклинику подруги Бет Миюки и расспросить насчет железа. Но чем дольше я брожу по дому, тем живее представляю сцены из старого дневника тети Фрэнсис.
Делаю круг по библиотеке и воображаю темный апрельский вечер, гудящий огонь в камине и барабанящий по окну дождь. За большим письменным столом высятся книжные полки, и мое внимание привлекает шахматная доска. Рядом лежит искусно сделанная доска для нардов, закрытая на защелку, я достаю ее с полки и ставлю на стол.
Я беру фотографию, которую нахожу за ней, и пристально рассматриваю: Форд, Фрэнсис и Саксон стоят в саду, залитом солнечным светом. Внизу подпись от руки: «Сад Пагман, Кабул. Медовый месяц, 1968 год». Это первая фотография Форда, которая попалась мне на глаза. Он привлекателен, но все внимание притягивает Фрэнсис. Она немного отличается от фотографии на схеме по расследованию убийства – той, где Фрэнсис с Эмили и Роуз. Она и раньше была красива, но здесь выглядит роскошной и уверенной в себе. В то лето, когда пропала Эмили, им всем было по семнадцать, так что на этой фотографии ей около двадцати.
Я брожу без цели, мне просто нравится думать во время ходьбы. В конце концов я оказываюсь в прихожей и, вместо того чтобы свернуть налево, в столовую, возвращаюсь на кухню, еще раз взглянуть на впечатляющую оранжерею.
За кухней есть еще одна гостиная, которую я не заметила раньше, видимо, потому, что туда ведет длинный коридор. Большие стеклянные двери гостиной выходят на террасу в саду. С задней стороны дома – крутой склон с лужайками, и оттуда открывается идеальный вид на сад. Я смотрю через стеклянные двери на просторы поместья.
Теперь я вижу все через призму дневника, поэтому не останавливаю взгляд на тщательно постриженных кустах и взбирающихся по каменным стенам розах. Я едва замечаю огромные фонтаны с журчащей водой и зеленый лабиринт где-то вдали. Мои глаза останавливаются на том, что я надеялась найти. Отсюда я вижу детали, о которых писала Фрэнсис. С южной стороны лужайку ограждает густая полоса деревьев. Где-то там была дыра в заборе. Интересно, думала ли когда-нибудь тетя Фрэнсис, стоя на этом месте, как тот сломанный забор изменил ее жизнь.
Я вглядываюсь в полосу деревьев и вижу маленькую полянку. Представляю, как Эмили и Уолт курят, сидя на греческих развалинах, а Эмили подшучивает над Фрэнсис, потому что та еще девственница.
Была ли Эмили в самом деле беременна от Форда? Но ведь… замуж за него вышла Фрэнсис. И у Форда не было детей, кроме племянника. По крайней мере, детей, которых он признал. Нас с мамой включили в завещание, потому что мамин отец был братом Фрэнсис. У нас нет кровного родства с Грейвсдаунами, мы связаны с ними только через Фрэнсис. Я испытываю искушение задержаться в этой солнечной комнате и почитать дневник, но слышу голоса из библиотеки. Видимо, приехал детектив Крейн и допрашивает Саксона.
Я нахожу взглядом вдалеке фермерский домик. Он стоит в долине, за небольшим каменным мостом через реку Димбер. Выглядит он как с открытки или из зачарованного сна. Колесо водяной мельницы на самом деле крутится, а от реки отведен канал в большой пруд, почти полностью огибающий дом, так что тот словно стоит на острове. Я пытаюсь представить, каким дом был тем вечером, когда Уолт (мистер Гордон) ударил Эмили по лицу, а Фрэнсис в панике выстрелила из револьвера, найденного в кармане пальто.
Связано ли исчезновение Эмили с теми событиями или это отдельная загадка, которая невольно меня затянула? Или я просто теряю время зря и в итоге лишусь наследства? Прошло всего два дня после убийства тети Фрэнсис, но мне уже
