Ли Ванс - Расплата
Мистер Розье одновременно просматривает английский и русский тексты, сравнивая названия глав и считая абзацы. Он снова обращается к своему словарю, а затем поворачивает ко мне русский вариант и отмечает предложение пальцем.
— «Есть ли в моей жизни смысл, который не будет разрушен неминуемой смертью?…»
У меня по спине бегут мурашки: зловещие слова почему-то вызывают в памяти дикие заявления Дэвиса о связи Андрея с террористами.
— И какой ответ предложил Толстой?
— Любовь к человечеству. Толстой отказался от богатства, высказывался против социального неравенства и стал выдающимся пацифистом. Произведения Толстого значительным образом повлияли на Ганди.
Я важно киваю, подозревая, что если я скажу мистеру Розье, что считаю подобные высказывания чушью, его отношение ко мне может измениться. Каждый отвечает за себя. Утопизм — философия для неудачников.
— Возможно, вы захотите взять это, — мистер Розье подталкивает книгу в мою сторону.
— Благодарю, но нет, я не очень интересуюсь религиозными текстами, — отвечаю я. Толстой никак не поможет мне разгадать тайну убийства Дженны. Я с большей пользой проведу время за файлами Андрея.
— Вероятно, основная идея здесь в том, что жизнь становится осмысленной только тогда, когда человек помогает другим, — говорит мистер Розье. — Например, жертвует деньги на библиотечные программы для детей, которых даже не знает.
— Хорошая мысль. — Мне не терпится продолжить свои исследования. — Я был бы вам благодарен, если бы вы показали мне, где я могу подключиться к Интернету.
— Разумеется. — Он встает. — Я здесь для того, чтобы помочь вам.
25
Мистер Розье отводит меня вниз по лестнице. Мы спускаемся на два пролета и оказываемся в плохо освещенном подвале, заполненном стеллажами с книгами. Здесь затхлый, но сухой и достаточно теплый воздух. В дальнем конце подвала, возле высокого решетчатого окна, стоит поцарапанный деревянный стол с компьютером и настольной лампой с потрескавшимся зеленым абажуром. Мистер Розье включает лампу, и на столешницу падает ромбовидное пятно желтоватого света.
— Вам нужно что-нибудь еще?
— Можно бумагу и ручку или карандаш?
Он открывает ящик стола, в котором лежат погрызенные ручки и несколько листиков дешевой писчей бумаги со штампом магазина, торгующего разными мелочами для катеров.
— Чего только люди не забывают у нас, — поясняет дедушка Кейши. — Финансирование очень ограничено. Мы стараемся жить чем Бог пошлет. — Он смеется скрипучим, резким смехом.
— Спасибо, — говорю я. — Я очень благодарен за все, что вы делаете для меня.
— Не за что. Я заскочу к вам немного позже.
Мистер Розье медленно поднимается по лестнице, а я вынимаю свой новый мобильный телефон и проверяю, как он здесь принимает. Сигнал слабый, но сгодится. Я набираю номер Гарвардского клуба, а затем — своей голосовой почты. По-прежнему ничего. Разочаровавшись, я включаю компьютер, захожу в почтовый ящик, который я создал на Yahoo, и скачиваю каталог Андрея. Я щелкаю на нем и натыкаюсь на диалоговое окно, требующее ввести пароль.
Дмитрий говорил, что код сигнализации Андрея совпадал с его паролем для входа в компьютерную сеть, просто цифры были заменены буквами. Если мой друг использовал тот же пароль, чтобы защитить свой каталог, я, вероятно, смогу вычислить его. Сначала я ввожу цифровой код сигнализации — 8657869 — надеясь, что мне повезет. Увы. Тогда, сверяясь с клавиатурой на мобильном, я записываю на листке бумаги группы букв, стоящие под каждой цифрой на клавиатуре, и внимательно рассматриваю их. TUV — MNO — JKL — PQRS — TUV — MNO — WXYZ. Надеюсь, слово-пароль Андрей загадал на английском, а не на русском или немецком языке. И хотя можно составить тысячи буквосочетаний, только ограниченное число комбинаций гласных, согласных и суффиксов будут обладать смыслом. Я молча артикулирую различные комбинации, решив быть терпеливым. Внезапно у меня с языка срывается знакомая комбинация, и я резко выпрямляюсь на стуле. Т-О-L-S-T-O-Y. Мое сердце колотится от радости, я ввожу имя в компьютер и нажимаю кнопку ввода. Перед моими глазами на экране открывается таблица Excel. Она включает десятки взаимосвязанных страниц, в каждой из которых — сотни записей. Это очень напоминает финансовую ведомость. Взволнованный тем, что наконец-то нашел что-то, что в состоянии понять, я беру ручку и начинаю делать записи. Возможно, в конце концов Толстой и поможет мне раскрыть убийство Дженны.
После получаса кропотливой работы с таблицей я понимаю, что страницы передо мной — записи торгов со стороны компании «Терндейл» и пяти клиентов. Около половины деятельности купли-продажи происходило в русских ценных бумагах, стоимость которых выражается в рублях, а вторая половина относится к торговле иностранной валютой, в основном между евро и долларом. Я откладываю данные о торговле иностранной валютой в сторону и решаю сконцентрироваться сначала на ценных бумагах. Им посвящена отдельная страница, на которой обозначается их ISIN[28] и где приводится средняя цена, определяемая на конец операционного дня в течение периода в четырнадцать месяцев. Последняя запись относится к августу. Записи торгов и цен связаны с отчетами о текущем положении дел и с совокупной стоимостью портфеля ценных бумаг клиента. Информации слишком много, чтобы разглядеть что-то конкретное помимо того факта, что компания «Терндейл», похоже, получала прибыль. К счастью, Андрей также связал всю отчетность по торговой деятельности с серией страниц, детализирующих движение денежных потоков. Один австралийский профессор, безумно влюбленный в свое дело, научил меня основам судебной бухгалтерии в мою бытность студентом Школы бизнеса, причем его основополагающее правило звучало так: всегда следуй за деньгами.
Я только начал следить за перемещением денег, но уже заметил странное и зловещее противоречие. Записи торгов относятся к компании «Терндейл» и пяти клиентам. Следовательно, деньги должны перемещаться между шестью банковскими счетами. Я еще раз все пересчитываю, зная, однако, что не ошибся. Денежные потоки перемещаются между семью счетами. Мой профессор по бухучету провел у нас одно занятие по мошенничеству, начав с рассказа о сети супермаркетов, которая по причине кражи постоянно теряла десять процентов выручки в одном из своих отделений. Только потратив много времени и денег на охранников и камеры слежения, они наконец обратились за помощью к своему бухгалтеру. Бухгалтер прошелся по магазину и сразу же заметил, что менеджер каждый день присылал информацию по проданному товару с девяти касс, в то время как в супермаркете их было десять. Мораль, согласно моему профессору, такова: любое мошенничество становится очевидным, стоит только признать его возможность. С тяжелым сердцем я снова поднимаю ручку, страшась того, что мне предстоит узнать.
Несколько часов спустя приглушенный кашель, донесшийся от темных стеллажей за моей спиной, вырывает меня из моих мрачных размышлений. Повернув голову, я вижу мистера Розье, приближающегося ко мне с белой керамической кружкой в руке.
— Вы здесь уже довольно долго сидите, — поясняет он, ставя передо мной кружку. Стершиеся золотые буквы на ней складываются в надпись: «Самый классный дедушка в мире». — И я подумал, что вам захочется попить свежего кофе.
— Спасибо.
Я откидываюсь на спинку стула и тру лицо обеими ладонями, стараясь не задеть синяк. Уже спустились сумерки, и через подвальное окно на уровне земли над моей головой в комнату падает мерцающий свет фонаря. У меня болит шея, и я поворачиваю голову влево и вправо, стараясь хоть немного снять напряжение в спине и плечах.
— У вас усталый вид, — обеспокоенно замечает мистер Розье. — Может, вам стоит сделать перерыв, перекусить чем-нибудь?
— Я уже почти закончил с этим делом. Мне осталось вычислить только один момент.
— Я могу помочь?
— Возможно, — отвечаю я, подняв на него глаза. — Был ли Толстой или кто-то из его последователей известен под именем «добрый отец»?
— Насколько мне известно — нет, — отвечает мистер Розье, подняв брови. — А что?
— Я пытаюсь получить доступ к счету на французском веб-сайте, но система требует ответить на дополнительный вопрос. — Я поворачиваю экран монитора так, чтобы мистеру Розье было видно, и прикасаюсь пальцем к экрану. — Вот здесь. Эта фраза переводится как «Введите свое личное слово», а если нажать на кнопку рядом с надписью, система дает подсказку.
— «Bon papa», — говорит он, и теперь, когда он читает с экрана, акцент, который я заметил раньше, становится более отчетливым.
— Вы говорите по-французски?
— Более или менее, — отвечает мистер Розье, все еще изучая монитор. — Я родился и вырос на Гаити, а там говорят по-креольски. Когда настоящие французы слышат мой выговор, они затыкают уши и стонут. — Он поднимает руки и изображает на лице культурный шок. Я устало улыбаюсь ему, но веселье уже уходит с его лица. — Вы пытаетесь получить доступ к банковскому счету в Люксембурге. Зачем вам это?