Ли Ванс - Расплата
— Гарвардский клуб, — отвечает оператор.
— Говорит Питер Тайлер из пятьсот двадцать первого номера. — Мне больно говорить из-за щеки. — У вас есть сообщения для меня?
— Нет, сэр.
— Не могли бы вы перезвонить мне? Хочу убедиться, что телефон работает.
Звонок раздается через секунду. Я благодарю оператора и прошу его прислать мне ведерко льда и ибупрофен.
Перед тем как лечь спать, я оставил сообщения Эмили и Грейс и назвал номер телефона Гарвардского клуба. Я снова набираю их номера и снова попадаю на голосовую почту. Черт. Я швыряю трубку. Поверить не могу, что Лиман исчез, как раз когда мы его уже почти поймали. Я сажусь на край кровати, обхватываю голову руками и пытаюсь представить себе свои следующие шаги, понять, что еще я могу делать, помимо того, чтобы просто сидеть сложа руки и ждать звонка. У меня все еще есть каталог Андрея, а Дмитрий, возможно, дал мне ключ к его раскодированию. Однако сначала надо сделать самое необходимое: помыться, купить новую одежду и вычистить паутину из мозгов большой чашкой кофе. Поднявшись, я снова обращаю внимание на малиновые буквы на зеркале. VERITAS. Интересно, как будет на латыни «месть»?
Час спустя я, в своем пальто от Барберри поверх свежего белья, сижу на табуретке в крошечном галантерейном магазинчике на Сорок шестой стрит, а услужливый продавец с пейсами подрубает мне вручную пару угольно-черных слаксов. В кармане у меня новый мобильный, а на запястье — новые часы на пластмассовом ремешке. Лицо по-прежнему болит, когда я отхлебываю кофе из литровой чашки. Пожалуй, не надо было оставлять в раковине в ванной импровизированный пузырь со льдом, как бы сильно он меня ни смущал. Я замечаю, что пальто оттопыривается с одной стороны, и лезу в карман, где обнаруживается книжка в мягкой обложке, которую я нашел на тумбочке в комнате Андрея. Переплет исчез, на его месте — клейкая лента: должно быть, полицейские из службы иммиграции разобрали книгу по листикам в поисках контрабанды. Я пролистываю загадочные страницы и замечаю предложение, которое и подчеркнуто, и выделено маркером, а на полях напротив него чернилами нарисована звездочка. Пока я размышляю над тем, что же Андрей читал, мне в голову приходит мысль.
— В этом районе ведь есть публичная библиотека, правда? — спрашиваю я.
— На Сорок седьмой улице, к западу от Десятой, — отвечает продавец, зажав в зубах кучу булавок. — С северной стороны. У моего племянника на углу этой улицы кафе кошерной китайской пищи — «Шалом Хунан». Скажите ему, что вы от меня. Вам нужно подкрепиться, иначе брюки все время будут спадать.
Если верить вывеске, эта библиотека — филиал Библиотеки Клинтона. Снаружи это всего лишь два узких здания из песчаника, но внутри удивительно оживленная атмосфера: двадцать или тридцать человек всех возрастов работают за длинными столами, примерно половина из них сидит за компьютерами IBM или за ноутбуками. Охранник в форме останавливает меня у двери, угрюмо сообщая мне, что с кофе вход запрещен.
— Я пришел, чтобы увидеться с мистером Розье, — отвечаю я.
— Ваше имя? — спрашивает он, снимая трубку телефона.
— Питер Тайлер. Скажите ему, что я работал с его внучкой, Кейшей.
Через считанные секунды ко мне подходит пожилой негр в синем вязаном жилете, его глаза под кустистыми бровями обрамлены очками в черепаховой оправе.
— Мистер Тайлер, — приветствует он меня, протягивая мне руку. Ладонь у него мозолистая, как у каменщика — неожиданный контраст с его интеллигентным видом. — Приятно познакомиться.
— Аналогично, — отвечаю я. Он говорит с акцентом, но каким — я понять никак не могу.
— Я снова хочу выразить вам свою благодарность от имени детей и передать вам, как опечалена моя семья вашей трагедией. Вы были чрезвычайно добры, не забыв о нас даже во время вашей скорби.
— Спасибо, — говорю я. Я отправил ему полторы тысячи долларов через несколько недель после похорон. Моя игра с Теннисом в офисе кажется сейчас такой же далекой, как и Малая бейсбольная лига, в которой я играл в детстве. — Я получил фотографию, которую сделали дети. У Кейши все в порядке?
— О да. Она получила значительное повышение и очень этим взволнована.
— Хорошо. — Я рад узнать, что мое вмешательство в ее судьбу в результате принесло плоды. — Она это заслужила.
— Что я могу для вас сделать?
— Две вещи. Во-первых, я надеялся, что у вас, возможно, есть отдельная комната, где мне не будут мешать и где я смогу воспользоваться компьютером, подключенным к Интернету.
— Разумеется, — кивает мистер Розье. — И второе?
Я перекладываю чашку с кофе из одной руки в другую и выуживаю из кармана книжку Андрея.
— Эта книга принадлежит одному моему другу. Она написана на русском языке. Вы сможете сказать мне, что это за книга и есть ли у вас ее англоязычная версия?
Он вопросительно поднимает бровь, берет книгу, пролистывает ее и останавливается на фотографии на последней странице обложки.
— Толстой, — сразу же определяет мистер Розье. Он осторожно открывает книгу, его узловатые черные пальцы ласкают страницы. — Для романа — слишком коротко, для рассказа — слишком длинно. Вероятно, одно из философско-религиозных произведений, которые он писал. Пойдемте со мной. Это не займет много времени.
— Где я могу выбросить вот это? — спрашиваю я, поднимая свой кофе повыше.
— Вы можете взять его с собой наверх, если будете осторожны, — улыбается мистер Розье. — Мы стараемся идти навстречу друзьям нашей библиотеки.
Мистер Розье предоставляет мне потрепанное кресло в его кабинете без окон на втором этаже и уходит, чтобы поработать со справочной литературой. Древний ноутбук фирмы «Эппл» на его столе окружен тщательно рассортированной корреспонденцией и периодическими изданиями, на обложке каждого из которых прилеплен желтый стикер. Стены увешаны семейными фотографиями в пластмассовых рамках. Я вижу несколько фото Кейши: на одном она — высокий подросток на пони, на другом — в мантии выпускника, на третьем — под руку со своим женихом. Здесь еще есть фотография мистера Розье в колпаке Санта-Клауса и с младенцем на каждой руке, окаймленная веточками остролиста, символа Рождества. Дженна всегда хранила рождественские семейные фотографии, которые нам присылали. Она также вставляла фотографии с нашего отпуска в поздравительные открытки, после того как мы поженились, но несколько лет назад перестала делать это. Я так и не спросил ее почему.
— У вас чудесная семья, — говорю я мистеру Розье, когда он заходит в комнату, неся под мышкой парочку толстенных книг.
— Четверо детей, одиннадцать внуков и трое правнуков. Господь очень щедр ко мне. Вот. — Он протягивает мне чашку из пенопласта, наполненную кубиками льда, и небольшую пачку бумажных полотенец. — Вам необходимо приложить лед к ушибу на лице. Иначе у вас там будет синяк.
— Что это у вас? — спрашиваю я, помогая ему очистить пространство на столе для двух тяжелых томов.
— Русско-английский словарь и собрание сочинений Толстого. Мне понадобится пара минут, чтобы разобраться в кириллическом алфавите.
— Вам нужна моя помощь?
— Нет, — отказывается мистер Розье. — Я люблю отгадывать загадки. Я веду с детьми кружок по расшифровке кодов. В основном мы просто заменяем буквы цифрами, но нам нравится.
Я заворачиваю кубики льда в бумажное полотенце, а дедушка Кейши сосредоточенно изучает словарь, делая неразборчивым почерком пометки на обрывке бумаги.
— Так я и думал, — заявляет он, отрываясь от своего занятия. — Книга называется «Исповедь». Толстой написал ее — дайте-ка взглянуть… — Он открывает собрание сочинений и водит пальцем по титульной странице, — в тысяча восемьсот восемьдесят втором году.
— Вы ее читали?
— Много лет назад. Вам что-нибудь известно о Толстом?
— Вообще-то нет.
Мистер Розье прикладывает ко рту сложенные вместе ладони и задумывается.
— Толстой родился в русской аристократической семье в 1828 году. Прежде чем стать романистом, он служил в армии, а в юности был известным повесой, но в зрелые годы впал в депрессию. Первая половина «Исповеди» посвящена его борьбе с желанием покончить жизнь самоубийством. Вторая же описывает открытие им личной веры в Бога вне обрядов православной Церкви.
Никогда не знал, что Андрей религиозен. Поднимая книгу, я пролистываю страницы, пока не нахожу подчеркнутое и помеченное звездочкой предложение.
— Можете ли вы сказать мне, что здесь написано?
Мистер Розье одновременно просматривает английский и русский тексты, сравнивая названия глав и считая абзацы. Он снова обращается к своему словарю, а затем поворачивает ко мне русский вариант и отмечает предложение пальцем.
