Анне Хольт - Чему не бывать, тому не бывать
— Да, — ответил он. — Я хочу довольно много всего.
— Я имел в виду кофе или чай. Чего-нибудь такого?
— Нет, спасибо.
— Воды, может?
— Да, спасибо.
Стюбё налил воды из графина. Стакан был большой, и Матс Бохус осушил его одним глотком.
— Это не настоящий допрос, — предупредил полицейский. — Понятно? Вас пока ни в чем не обвиняют.
— Ага.
— Если в дальнейшем выяснится, что вас можно в чем-то подозревать, все обстоятельства, связанные с вашей... болезнью, будут учтены. Приняты во внимание. А сейчас я просто хочу с вами поговорить. Получить ответы на некоторые вопросы.
— Я понимаю.
— Поэтому здесь присутствует ваш врач, и на всякий случай мы пригласили адвоката Нильсена. Если он вам не понравится, вы получите другого. — Ингвар Стюбё улыбнулся. — Позже. Если в этом будет необходимость. — Матс Бохус кивнул. — Насколько я понял, вы узнали о том, что вас усыновили, довольно поздно.
Матс Бохус снова кивнул. Человек, который назвался Стюбё, сел прямо напротив него, на место врача. За письменный стол врача. Это показалось ему дерзким. Это был личный стол, с фотографиями жены и троих детей в серебряной рамке. Алекс Бонхеур сидел на подоконнике. Это выглядело неприятно. Матс Бохус видел сквозь оконное стекло, как ползком, закутанный в матовый сероватый свет подбирается день.
— Можете немного рассказать об этом? — начал задавать вопросы Ингвар Стюбё.
— Почему вы спрашиваете?
— Мне интересно.
— Я не думаю. — Матс Бохус поднял ладью и зажал ее в правой ладони.
— Мне правда интересно.
— Ну хорошо. Меня усыновили. Я ничего об этом не знал. Пока мне не исполнилось восемнадцать. Когда умер мой папа в день моего рождения. Рассказывать-то не о чем.
— Вы были... шокированы? Удивлены? Расстроены?
— Не знаю.
— Попробуйте.
— Попробовать что?
— Вспомнить. Что вы чувствовали.
Матс поднялся. Его глаза горели, он осуждающе обвел глазами всех присутствующих. Все уставились на него, кроме Алекса, который легко улыбнулся и кивнул. Матс потянул вниз рубашку.
— Я не знаю, как много вам известно о моей болезни. — Он пошел к двери. — Но, к вашему сведению, мне по горло хватает забот с тем, чтобы разобраться с нынешними чувствами. И я не стал бы утверждать, что вы мне очень нравитесь.
— Не стали бы? Я чем-то конкретным вас раздражаю?
— Не знаю, хочу ли я продолжать здесь находиться.
Он уже дошел до двери и положил руку на ручку. Медленно разжал вторую ладонь и изучил черную ладью.
— Я немного разбираюсь в тактике, — сказал он. — Вы выбрали неверную.
Стюбё улыбнулся и спросил:
— У вас есть какие-то предложения?
— Перестаньте обращаться со мной как с идиотом.
— Я не хотел. Если я обращался с вами как с идиотом, приношу свои извинения.
— Вот опять!
— Что?
— Говорите с выражением «бедный даун».
— Да перестаньте.
Стюбё поднялся и пошел к шахматному столику. Он был почти такого же роста, как Матс. Он взял слона.
— Это совершенно неправильно, — заметил Матс.
— Неправильно? Это я сам решаю.
— Нет. Это заданная партия. Первая партия в...
— Ничего заданного не бывает, Матс. И это самое прекрасное, что есть в игре.
Матс Бохус отпустил дверную ручку. У него болела голова. Боль обычно начиналась в это время суток — когда больница просыпалась и людей становилось слишком много. Это помещение просто переполнено. Адвокат стоял в углу, заложив руки за спину. Он приподнимался на носках и опускался снова. Вверх. Вниз. Он мало походил на человека, который должен ему помогать.
— Я прекрасно понимаю, что вы сейчас делаете, — сказал Матс Ингвару Стюбё.
— Пытаюсь вести беседу.
— Bullshi. [8] Вы пытаетесь вызвать доверие. Говорить о безопасных вещах. Просто для начала. Вы хотите заставить меня чувствовать себя в безопасности. Поверить в то, что вы на самом деле хотите мне помочь.
— Я здесь для того, чтобы вам помочь.
— Вот-вот! Вы, конечно, должны меня задержать. И вы считаете, что вам выгодно работать под доброго полицейского. А вот он... — Короткий толстый палец указал в направлении Зигмунда Берли, который, сидя на стуле, пытался подавить очередной приступ зевоты. — Он, может быть, окажется the bad guy. [9] Если ваша вежливая тактика не сработает. Это очень легко предсказать. — Матс Бохус заметил, что у полицейского порез за ухом — царапина в форме буквы «И», как будто кто-то начал вырезать его имя, но потом передумал. — Это все ерунда, — сказал он.
Бойницы на ладье были оправлены в серебро. Из одной из них, припав на одно колено, целился крошечный человек с арбалетом. Матс осторожно потрогал миниатюрного солдатика.
— Вы помните, что я сказал, когда вы пришли?
— Да.
— И что же?
Ингвар Стюбё изучающе посмотрел на молодого человека. Уходить тот уже явно не собирался. Дверь была по-прежнему закрыта, и Матс Бохус снова повернулся к остальным.
— Вы сказали, что ни в чем не раскаиваетесь, — произнес Ингвар Стюбё.
— Именно. И как вы это понимаете?
— Как признание.
— В чем?
— В этом я не совсем уверен.
— Я ее убил. На это я намекал.
Адвокат открыл рот и сделал шаг вперед, предостерегающе подняв руку. Потом он внезапно остановился и закрыл рот — только лязгнули зубы. Доктор Бонхеур смотрел без всякого выражения, руки сложены на груди. Зигмунд Берли собирался подняться, но потом передумал и со стоном упал обратно в кресло.
Никто не сказал ни слова.
Матс Бохус сделал несколько шагов и уселся в глубокое кресло для гостей. Ингвар внимательно следил за ним. В движениях молодого человека была какая-то странная грация. При ходьбе он раскачивался, и жир на его теле ходил волнами, как у кита под водой.
— Я убил мою мать.
Голос изменился. Шрам на верхней губе стал еще заметнее, он облизал его.
Все продолжали молчать.
Ингвар тоже сел, облокотился на стол.
Матс Бохус выглядел моложе своих двадцати шести лет. На щеках не было даже намека на щетину. Кожа гладкая, ни одного прыщика, только широкий рубец над губой. Глаза бегали.
— Я был ей не нужен, — напряженно сказал он. — Я был не нужен тогда, когда она меня родила, и оказался не нужен сейчас. В своих программах... В интервью она говорила: когда родные находят друг друга — это счастье. Фиона Хелле помогала всем, кто к ней обращался, а ко мне, своему собственному сыну, она повернулась спиной. Она лгала. Я не был ей нужен. Я никому не нужен. Я не нужен самому себе.
— Ты был нужен своей матери, — заверил его Ингвар. — Своим настоящим матери и отцу. Им ты был нужен.
— Они были ненастоящие, как оказалось.
— Ты слишком умен, чтобы действительно так думать.
— Они уже умерли.
— Да. Это правда. — Ингвар немного помолчал и продолжил: — А зачем ты убил остальных?
Матс Бохус заплакал. Большие круглые слезы повисали на ресницах, набухали и стекали на щеки. Он медленно наклонился вперед, смел бумаги и семейные фотографии со стола и закрыл лицо ладонями. Стакан упал на пол, не разбившись.
— Что они сделали? — настаивал Ингвар Стюбё. — Вибекке Хайнербак и Вегард Крог?
— Я сам себе не нужен, — не слыша, плакал Матс. — Я... сам... себе... не...
— Я не понимаю, — вмешался Алекс Бонхеур. — Вы сказали, что допроса не будет. Заканчивайте это издевательство. — Он мягко положил руку на спину Матса Бохуса. Молодой человек задыхался от слез. — И вообще я не понимаю, какая может быть связь между...
— Все вы прекрасно понимаете, — устало ответил Ингвар. — Вы, я думаю, в отличие от Матса читаете газеты. И поэтому не можете не знать, что речь идет о нескольких схожих в деталях убийствах.
— Это исключено, — сказал доктор Бонхеур и осуждающе посмотрел в сторону молодого адвоката, который приоткрыл было рот, но так и не нашелся, что сказать. — Матс Бохус находится у нас с двадцать первого января.
Зигмунд Берли попробовал думать. Мозг спал. Зигмунд так устал, что у него не было сил даже пошевелиться, но он должен был думать, поэтому он встал и сказал, повысив голос:
— Но ведь Матса не привязывают к кровати! Он может приходить и уходить, когда ему вздумается...
— Нет, — твердо возразил доктор Бонхеур. — Он был здесь все время.
Тишина, последовавшая за этими словами, повисла мрачно и гнетуще. Адвокат наконец-то окончательно закрыл рот. Зигмунд стоял с протестующе поднятой рукой, но у него не было сил, чтобы закончить начатую фразу. Ингвар закрыл глаза. Даже плач Матса Бохуса утих. В коридоре за закрытыми дверями раньше слышались приближающиеся и удаляющиеся шаги, кто-то разговаривал, кто-то громко кричал. Теперь оттуда не доносилось ни звука.
Но Зигмунд, уронив руку, все же задал вопрос:
— Вы уверены? Полностью, совершенно уверены?
— Да. Матс Бохус пришел в больницу двадцать первого января в семь часов утра. С тех пор он отсюда не выходил. Я за это ручаюсь, — ответил доктор Бонхеур.
