Екатерина Лесина - Браслет из города ацтеков
Дежурный первой городской больницы сонным голосом ответил, что пациент Егор Дмитриевич Осокин был переведен. Куда – дежурный не знал и на вырвавшееся у Вась-Васи матерное слово отреагировал зевком. А после и трубочку повесил.
Вась-Вася, на цыпочках выбравшись в коридор, остановился перед дверью и замер, пытаясь в наступившей тишине услышать Лизаветино дыхание. Не получалось.
Он положил ладонь на ручку, но не решился. И так же тихо перебрался на кухню. До рассвета сидел, курил, думал, и в мыслях этих чужое будущее перемежалось с собственным прошлым Вась-Васи.
Утром Дашка сбежала. Она проснулась первой, потянулась, разминая затекшие мышцы, и зевнула. Сознание с отвратительной четкостью выдало сводку за прошедший день, и настроение окончательно испортилось.
Глянув на спящего Адама – почти ангелочек, ну чудо, до чего хорош, – Дашка сползла с дивана и проковыляла в кабинет. Уже там она помахала руками, разгоняя кровь, неловко присела и поднялась, чувствуя, как похрустывают в теле косточки.
Вещи собрала быстро, выскользнула за дверь и нос к носу столкнулась с Анной.
– Доброе утро, – светским тоном заметила Анна. И на щеках ее вспыхнул румянец. Интересненько, что она теперь подумает про Дашку? А известно что. И наплевать.
– Адам спит, – ответила Дашка, разглядывая новенькую. – И будьте добры, не будите пока.
Потому что у него галлюцинации и приступы раздражения, которые раньше были не характерны. И Дашке предстоит решить, что делать и с приступами, и с самим Адамом, и с собственной совестью.
Другого врача найти? Хорошего? И больничку удобнее?
Дашка оттеснила Анну от двери и гордо прошествовала по коридору. Странно, но чужой взгляд не мозолил затылок. Может, и Анне было плевать на начальство?
Проверить ее следовало бы…
Только к Вась-Васе с просьбой не обратишься.
Под сердцем кольнуло, и желудок, отвлекая Дашку от жизненных бед, возмущенно заурчал. Правильно, война войной, а обед или в данном случае завтрак по расписанию.
И, добравшись до квартиры, Дашка совсем не удивилась, увидев Вась-Васю. Он сидел на подоконнике и вертел на пальце ключ.
– Привет, – сказала Дашка, обнимая обеими руками пакет. По дороге она заехала в магазин и от жадности купила все, на что взгляд упал. Как выяснилось в итоге, падал он часто, и ручки пластикового пакета не выдержали.
– Я не стал звонить. Думал, не захочешь разговаривать. Помочь?
– Помоги.
Вась-Вася принял бремя продуктовой ноши, а Дашка подумала, что, может быть, она действительно все себе сочинила. И не было вчерашней девушки, или была, но совсем не потому, что Вась-Вася Дашку обманывал. Ведь может же быть другая причина.
– Хорошо, что ты пришел, – сказала Дашка, стягивая сапоги. – Я хотела тебе позвонить… ну чтобы поговорить. По делу.
Дашке не понравилось выражение его лица.
– Только ты мне кофе сделай, ладно? – Дашка мысленно затерла неприятное ощущение грядущей катастрофы. – А я расскажу.
Ему придется слушать. И глядишь, он поймет, насколько ему нужна Дашка. Она ведь не хочет расставаться. И переходить в разряд «бывших» или даже «дружелюбно настроенных бывших».
Вась-Вася возложил пакет на стол и отвернулся к плите, предоставив Дашке самой разбирать покупки.
Йогурт. И еще йогурт. И творожок в высоком стаканчике. Сыр нарезанный. Колбаса сырокопченая. Багет, торчащий как флагшток. И тушка копченой курицы в полиэтиленовом коконе.
Дашка старательно смотрела на продукты, чтобы не смотреть на Вась-Васю. И говорила ровно, сама удивляясь правильным, аккуратным фразочкам. Им бы в Адамовой голове родиться.
Когда информация иссякла, Дашка решилась поднять взгляд и спросить:
– Ну что скажешь теперь?
Например, что Дашка умница и поработала на славу, что без нее – как без рук, а лучше бы без сердца, но надежды не оправдались.
– Не лезь в это дело, – отрезал Вась-Вася, вытирая руки кухонным полотенцем. Руки были чистыми, а вот полотенце – не очень. Только Вась-Васю этот факт не смущал.
– Почему?
– Потому что мы знаем, кто это. И мы его возьмем. Не лезь.
– А откуда знаете?
– От верблюда, – Вась-Вася вздохнул и повторил: – Даша, спасибо тебе большое, честное слово, но твоя работа закончена. Все. Не мешайся под ногами.
Вот так? Спасибо и вон пошла?
Дашка преодолела желание запустить кружкой в этого паразита. Остановил главным образом кофе, которого оставалось в кружке изрядно.
– Дашунь, я знаю, как это выглядит, – Вась-Вася аккуратно сложил полотенце. – И меньше всего мне хочется тебя обидеть, но дело и вправду раскрыто.
– Вы его задержали?
– Вопрос времени.
Значит, нет. Но ведь какое Дашке дело? Никакого. Она человек посторонний. Частное лицо с ограниченными полномочиями. И если попробует по глупости врожденной эти полномочия расширить, нарвется на грубость.
– Ты за этим пришел? – тему все-таки пришлось сменить, и болезненный холодок под сердцем расширился. Вась-Вася же мотнул головой, пожал плечами и ответил:
– Не только. Я поговорить. По поводу Лизы. Мне раньше следовало бы, но вот как-то… замотался.
Бывает. Или просто отговорился занятостью. Трус он. Все трусы. Один Адам достаточно смелый, чтобы на горло собственным страхам наступить. Ну так Адам – псих, какой с него спрос-то?
– Лиза живет у меня. В смысле в моей квартире. Так уж получилось. И да, мы были знакомы. Ну… старые соседи по лестничной площадке. А потом любовь случилась. Я жениться собирался. Предложение сделал.
– Она отказала?
Дашке хотелось бы, чтобы не тянули ее в чужую, однажды погибшую любовь. Трупы чувств – самые мерзопакостные из всех трупов.
– Она согласилась. Только отсрочки попросила. Понимаешь…
…не понимает и понимать не желает!
– …Лиза – мечтательница. Ей всегда хотелось невозможного.
Если сильно захотеть, можно даже полететь. Мультик такой был. Про волчонка и щенка, а Дашка – человек, она летает на самолетах и в мечтах, только очередную партию мечтаний пора отправлять в утиль.
Заняться переоснасткой крыльев, а заодно и жизни собственной.
– …ну и перед самой свадьбой она заявила, что моделью будет, что кастинг какой-то там прошла. И что это ничегошеньки не меняет, она меня любит и все такое, но надо немного подождать со свадьбой.
– А ты отказался ждать?
– Да я ей и думать запретил! Ну Дашка, ты же видела, каким местом там карьеру делают! Да я… я и представить не мог, чтобы Лизка пошла в модели.
Конечно, она должна была принадлежать исключительно супругу и детям, которые появятся, чтобы привязать мечтательницу к земле, отнюдь не обетованной. Дашка не должна жалеть рыжую девку, которая появилась из ниоткуда, чтобы убить Дашкин роман, но все равно жалела. Она вообще жалостливая.
– И отец ее был согласен со мной. И брат.
Мужская солидарность, кто бы сомневался.
– А она взяла и из дому сбежала. Простите. Не ищите. Я не хочу растрачивать жизнь впустую. Тьфу!
Он вскочил и принялся мерить комнату шагами. А Дашка смотрела, думая о том, что, наверное, когда-нибудь Вась-Вася и ее попробовал бы запихнуть в рамки собственных представлений о правильности жизни. Или не попробовал бы, потому что стал старше и умнее.
– Вот чего она добилась? Скажи?
– Понятия не имею, – Дашка развернула фольгу, добираясь до комочка шоколада в коричневой пыльце какао-порошка.
– Я нашел ее в доме одного урода. Жирного, старого урода!
И теперь не в состоянии забыть про урода и про любовь поруганную. А воображение подливает маслица в огонь старых обид. И мучают Вась-Васю эротические фантазии зловещего содержания.
– Он с ней обращался, как… как с животным. Сидеть. Голос. Точнее, заткнись. И она принимала! Вот скажи, как можно такое принимать?
– Понятия не имею, – повторила Дашка прежний ответ.
– И я тоже. Я не мог ее там оставить!
Благородный Тристан спас Изольду. И теперь любит ее гораздо сильней, потому что теперь она – живое напоминание совершенного подвига и свидетельство широты души.
Дашка, не занудствуй. Тебе просто завидно.
– А брат Лизкин видеть ее не желает. И дружка ее убили. Наверное, хорошо, что убили. Я и сам хотел это сделать. И хорошо, что ее забрал. Ведь если бы она там была, то убили бы ее. Ну не на улице же ее оставлять?
– Конечно, – подтвердила Дашка, облизывая пальцы. – Но ты мог предупредить хотя бы.
И переночевать здесь, а не дома, приврав про занятость и обстоятельства. В этом проблема, а не в рыжеволосой Лизавете.
– Я боялся, что ты не поймешь, – Вась-Вася перевел дух. Ему казалось, что все решено и исповедь искупает вину.
– Ты ее любишь? – спросила Дашка, глядя на собственные руки. Ей страшно было заглядывать в глаза Вась-Васи, потому что, если он соврет, глаза эту ложь выдадут.
– Казалось, что уже нет, – ответил Вась-Вася, присаживаясь: – Извини, что так. Я сам хочу разобраться.
– Тогда… может, нам стоит немного отдохнуть друг от друга? Отпуск от отношений. Небольшой.
