Камилла Лэкберг - Письмо от русалки
— С Алисой что-то не так. Чем раньше ей помогут, тем лучше. Мы оказываем ей медвежью услугу, закрывая на это глаза.
Мать покачала головой. Длинные темные волосы рассыпались у нее по спине, ему так хотелось протянуть руку и прикоснуться к ним. Но он знал, что ей это не понравится и она лишь отстранится от него.
Мать продолжала качать головой. Слезы потекли у нее по щекам — он понял, что она все же начала сдаваться. Отец чуть повернулся и бросил на него быстрый взгляд. Он улыбнулся отцу, не понимая, что тот имел в виду. Но улыбка, видимо, оказалась некстати — отец нахмурил брови и посмотрел на него строго, словно хотел видеть у него какое-то другое выражение лица.
Он не понимал, почему мать и отец так озабочены и расстроены. Теперь Алиса стала спокойной и послушной. Матери не приходилось все время носить ее на руках — она спокойно и мирно лежала, где ее положили. Однако мать и отец не радовались. И хотя теперь они не были так заняты Алисой, на него все равно не обращали внимания. То, что отец его в упор не замечал, его не очень расстраивало. Но и мать смотрела на него редко, а если и смотрела, то с отвращением.
Потому что он уже не мог остановиться. Он не мог сдержаться, сидя за столом, раз за разом поднимал вилку, подносил ко рту, жевал, проглатывал, ощущал, как все тело наполнялось тяжестью. Его не покидал страх, что она вообще перестанет его замечать. Он давно уже перестал быть ее любимым мальчиком, однако он присутствовал и занимал место за столом.
~~~
В доме было тихо, когда Кеннет вошел. Лисбет, по всей видимости, спала. Поначалу он собирался заглянуть к ней, но потом решил не будить, если она только что заснула. Лучше сделать это потом — ей сейчас очень нужен отдых.
На мгновение Кеннет остановился в холле, прислушиваясь к тишине — скоро он останется наедине с этой тишиной. Правда, ему и раньше приходилось сидеть дома одному — Лисбет была очень увлечена своей учительской работой и часто задерживалась по вечерам. Но когда он возвращался домой раньше ее, в доме царила иная тишина. Она была полна обещаний и ожиданий того момента, когда хлопнет входная дверь и раздастся ее голос: «Дорогой, а вот и я!» Этих слов он больше не услышит. Лисбет скоро покинет этот дом, но уже не вернется.
Внезапно на него накатила скорбь. Всеми силами души Кеннет сдерживал это чувство, откладывая его на потом, но теперь все плотины прорвало. Прижавшись лбом к стене, он почувствовал, что сейчас заплачет. И он сдался, беззвучно заплакал, и слезы закапали на ботинки. Впервые он в полной мере представил себе, каково ему будет без нее. Ибо она уже почти покинула его. Любовь по-прежнему жила, но изменилась. Ибо от той женщины, которую он когда-то любил, осталась лишь тень. Ее уже не было с ним, и он горько оплакивал ее.
Долго простоял он так, прижавшись лбом к стене. Через некоторое время слезы стали капать реже. Когда они прекратились, Кеннет глубоко вздохнул, поднял голову и вытер щеки ладонями. Достаточно, больше он не может позволить себе расслабляться.
Кеннет зашел в кабинет. Письма лежали в верхнем ящике стола. Его первым движением было выбросить их, проигнорировать, но что-то помешало ему. И когда накануне вечером появилось четвертое, подброшенное прямо в дом, он порадовался, что сохранил их. Теперь он понимал, насколько это все серьезно. Кто-то желал ему зла.
Кеннет понимал, что надо было сразу отнести их в полицию, вместо того чтобы сидеть и бояться нарушать покой Лисбет, смиренно ожидавшей смерти. Для того чтобы защитить ее, надо было воспринять это всерьез и что-то предпринять. Слава богу, что он вовремя это осознал — что Эрик заставил его вовремя это осознать. Если бы с ней что-то случилось из-за его бездействия, он никогда бы этого себе не простил.
Собрав дрожащими руками письма, Кеннет проскользнул в кухню и сложил их в обычный полиэтиленовый пакет. Поразмыслил над тем, не уйти ли тихонько, чтобы не разбудить ее. Однако он не мог удержаться от того, чтобы еще раз взглянуть на нее. Увидеть, что все в порядке, увидеть ее лицо — в спокойном сне.
Кеннет осторожно приоткрыл дверь в гостевую комнату — открыл беззвучно и увидел жену. Она спала. Глаза были закрыты, и он внимательно разглядывал ее, каждую черточку ее лица — исхудавшего, высохшего, но все же красивого.
Он беззвучно вошел в комнату, охваченный желанием прикоснуться к жене. Но внезапно почувствовал, что что-то не так. Вид у нее был такой же, как всегда во сне, но вдруг он понял, что заставило его внутренне сдаться. В комнате царила полная тишина — дыхания Лисбет не было слышно.
Кеннет кинулся к ней, приложил два пальца к шее, потом к запястью, ища биения пульса. Но все усилия были напрасны — он ничего не почувствовал. В комнате было тихо, и ее тело оставалось неподвижным. Она покинула его.
Он услышал звук, похожий на рычание раненого зверя. Жуткий гортанный рык. Кеннет не сразу понял, что этот звук вырвался у него из груди. Он сел на кровать и приподнял ее — осторожно, словно она по-прежнему могла ощущать боль.
Ее голова тяжело опустилась ему на колени. Он погладил Лисбет по щеке и почувствовал, что слезы снова жгут ему глаза. Горе навалилось на него с такой силой, что все прочие горести растворились в нем. Он понял, что никогда не знал, что такое настоящая скорбь. Острая физическая боль растекалась по всему телу, закручивая каждый нерв. От этого невыносимого чувства он закричал в голос. Звук отдался эхом в маленькой комнатке, отраженный бледными обоями и цветастым пододеяльником.
Ее руки были сложены на груди, и он осторожно расцепил ее пальцы — ему хотелось в последний раз подержать ее руку в своей. Он почувствовал пальцами шершавость ее кожи — ее рука утратила свою мягкость от облучения, но не перестала быть родной и знакомой.
Он поднес ее ладонь к губам, чувствуя, как слезы смачивают руки, соединяя их вместе. Соленый вкус его слез смешивался с ее запахом. Более всего на свете ему хотелось бы так и остаться здесь, не отпуская ее руку. Но он понимал, что это невозможно. Лисбет больше не принадлежала ему — он должен разжать руки и отпустить ее. Ей больше не больно, боль ушла. Рак победил, но и проиграл, ибо он умер вместе с ней.
Кеннет осторожно положил ее руку вдоль тела. Правая рука по-прежнему лежала так, словно была сплетена с левой, и он поднял ее, чтобы тоже положить вдоль тела.
Внезапно он замер. В руке что-то лежало. Что-то белое. Сердце учащенно забилось. Ему захотелось снова соединить ее руки и спрятать то, что скрывалось в них, но он не смог. Дрожащими пальцами он разжал руку Лисбет, и белый предмет упал на пол. Это был свернутый вчетверо листок белой бумаги. Однако Кеннет уже догадывался, какой посыл он хранит. Он почувствовал в комнате дыхание зла.
Кеннет потянулся за бумажкой. Поколебался с минуту, потом развернул ее и прочел.
* * *Анна только что ушла, когда в дверь снова позвонили. У Эрики возникла мысль, что сестра что-то забыла, однако Анна обычно не утруждала себя вежливым ожиданием — она просто входила.
Поставив чашки в мойку, Эрика пошла открывать дверь.
— Габи? Как ты здесь оказалась? — удивленно воскликнула она, пропуская в прихожую директора издательства, которая на этот раз красовалась на фоне сероватого зимнего пейзажа в ярко-бирюзовом пальто и с огромными золотыми серьгами.
— Я была в Гётеборге по делу, вот и решила заехать к тебе поболтать.
Заехать? Дорога из Гётеборга в одну сторону занимала полтора часа, а Габи даже не удосужилась позвонить, чтобы узнать, дома ли Эрика. Какое же срочное дело привело ее сюда?
— Я хотела бы поговорить с тобой о Кристиане, — ответила Габи на ее молчаливый вопрос и прошла в кухню. — У тебя найдется кофе?
— О, да-да, — пробормотала Эрика.
Как всегда при встрече с Габи, ее не покидало ощущение, что на нее несется скоростной поезд. Габи даже не потрудилась снять сапоги, а лишь обтерла их об коврик и зацокала по паркету своими острыми шпильками. Эрика с тревогой смотрела на свои вощеные полы, опасаясь, что на них останутся следы. Но вряд ли имело смысл делать Габи замечание. Эрика не могла припомнить ни одного случая, чтобы та разгуливала в одних чулках. Скорее возникал вопрос, не забывает ли Габи скинуть туфли на шпильке, когда ложится спать?
— Как у вас тут уютно! — проговорила Габи, широко улыбаясь, однако Эрика видела, что та с ужасом озирает горы игрушек, детских вещей, бумаг Патрика и всего остального, безудержно распространившегося по первому этажу дома. Габи уже доводилось бывать у них в гостях, но тогда Эрика заранее знала о ее приходе и успевала прибраться.
Директор издательства стряхнула крошки с кухонного стола, прежде чем усесться. Эрика поспешно взяла тряпку и провела ею по столу, который не успела протереть после завтрака и чая с Анной.
— Ко мне только что заходила сестра, — сказала она извиняющимся тоном и убрала пустую коробку из-под мороженого.
