Татьяна Устинова - Сто лет пути
— Да то и значит. Отправил бы материалы в прокуратуру или куда их надо отправлять… А там пусть разбираются. Главное, я и узнал-то случайно!..
— Что узнали?
— Про аферу.
— Про какую аферу?
— Этого Ломейко назначили директором музея на Воздвиженке, так?..
— Так.
— Музея там раньше никогда не было, так?
— Так.
— Под это дело, под музей, выделили бешеные деньги. Так?
На этот раз Дмитрий Иванович ограничился кивком. По всей видимости, так оно и было, должно быть, выделили.
— Ломейко все раскрасиво и подробно расписал, что куда пойдет. Сколько миллионов на ремонт, сколько на оборудование музейное, сколько на создание экспозиции. На охранные системы, на подсветки, на микроклимат, на персонал!.. В общем, все по делу толково изложил. Это вон в Кондопоге директриса плачет, не знает, как субсидию получить, не умеет красиво написать, а у них того гляди крыша провалится и весь музей снегом заметет!.. — Бурлаков взял папку и потряс ею перед носом Шаховского, как будто это профессор виноват, что директриса из Кондопоги не умеет субсидию получить. — Чаю дадут нам или нет?
Бурлаков вышел из-за стола, походил немного и стал возле окна. Лицо от серого дня за окнами тоже казалось серым, усталым.
— И, главное, он ко мне пришел, понимаете?! То есть до такой степени уверен был, что все ему с рук сойдет, что пришел!
— Я не понял, — сказал Дмитрий Иванович осторожно. — Что сойдет?
Бурлаков отвернулся от окна.
— Я же рассказываю! Ломейко пришел к нам в комитет, прямо ко мне. Денег, говорит, не хватает, и нужно в бюджет на следующий год музей на Воздвиженке вписать как особо важный государственный объект. Помогите, говорит, на министерство культуры выйти, чтобы они нас вписали. Выделено столько-то, нужно еще столько же. Иначе не смогу музей открыть, говорит! А следующий год как раз годом культуры объявили. Нужно поддерживать культуру-то, и все траты на нее — святое дело.
Он вернулся за стол, порылся в папках и вытащил еще одну.
— Вот его предложения, назовем это так. Хотите посмотреть? Хотя чего там смотреть, одни цифры. Я сначала ничего не понял, обещал поддержать. Потом стал разбираться. Вы понимаете, — сказал он с некоторым даже удивлением, — я и разбираться-то стал, потому что денег он просил очень много! Оборотистый молодой человек. Лихой.
Лихой молодой человек был убит в этом своем музее. Убит… скверно, как выразилась тогда Варвара.
— Ну вот. Я читал, считал, ну ни в какие ворота, и концы с концами не то что не сходятся, а вообще не найдешь их, концов-то!.. Я к нему поехал. В первый раз по-дружески, понимаете? Я там никогда раньше не бывал, на Воздвиженке. По идее, ремонт должен полным ходом идти, а никакого ремонта нету, и ремонтировать, на мой взгляд, нечего, все в идеальном порядке содержалось. Там же дом приемов был!.. Я сметы попросил, документы на ремонт, и он ничего! Дал мне сметы, какие-то ведомости с печатями фиолетовыми! В кресле сидел, смотрел на меня, как на душевнобольного. Снисходительно так поглядывал!..
Шаховской представил себе, как импозантный Павел Ломейко сидит в кресле в роскошных директорских покоях, а депутат Бурлаков, похожий на штангиста, листает бумаги с фиолетовыми печатями.
— Он совершенно не боялся, ни о чем не беспокоился, просто сидел и смотрел на меня. Я вернулся сюда, в комитет, попросил людей, они со знанием дела сметы проверили. Говорят, липовые они, все до единой. Деньги уходят на левые счета, оттуда на другие левые счета, потом на совсем левые, а с них уже вообще непонятно куда. Я опять поехал, стал с ним разговаривать. Он слушал, слушал, потом говорит: вы, наверное, чего-то не поняли. Я же не просил вас проверять, как расходуются средства! Я просил вас помочь дополнительные получить. И засмеялся.
Бурлаков опять вскочил, постоял и сел.
— Я ему тогда чуть в лицо не стукнул, — признался он с некоторым удивлением. — Честно. Не знаю, как удержался. Там же счет на самом деле на миллионы шел!.. А если б музею в Кондопоге по десять тысяч рублей каждый год прибавлять, вот они зажили бы! По-царски прямо!
Он махнул рукой.
— Я на Севере вырос, в военной части. Когда в Иркутск отца перевели, я никак привыкнуть не мог, что на каждом углу библиотеки да музеи! Мне казалось, так только за границей бывает — кругом такие развлечения, хоть каждый день ходи, а они все не кончаются. И вот еще что меня перепахало… — при этом слове профессор Шаховской улыбнулся, — был в Иркутске городской голова. Между прочим, депутат городской думы! Очень богатый и образованный человек, профессор. В Петербурге учился, в Киеве. Всю жизнь собирал картины, книги, по-моему, даже музыкальные партитуры. Зимний сад у него был, а в саду розы, дыни и апельсины — у нас, в Иркутске!. Он много всего для города сделал — телефон, электричество, водопровод, училища для мальчиков и для девочек, это в конце девятнадцатого века! И картинную галерею открыл, и туда люди всякого сословия допускались. Бесплатно! И я в первый раз подумал, что лучше музеев вообще ничего на свете быть не может!..
— Его звали Владимир Платонович Сукачев, — сказал Шаховской, и Бурлаков так обрадовался, как будто профессор признался, что прекрасно знает его родного дядю.
— Точно! А тут приходит, понимаете, такая с-с-скотина и мне в лицо говорит, что он все деньги украл, так ему мало, дайте еще! И главное, уверен, что дадут! И не боится ничего! Хоть бы шифровался, прятался, а он — ничего. Он точно знал, для чего его на это место посадили — чтобы воровать. Здесь бы деньги кончились, так он на другое место перешел бы, где еще больше можно п… — тут Бурлаков остановился и произнес не то слово, которое собирался сказать, — присваивать!..
— А кто его посадил на это место? Отец?
Бурлаков кивнул.
— Ну, я так понял. Потом этот отец со мной встречался! Целую операцию провернули, чтоб встречу организовать, как в кино про шпионов. Скрытой камерой снимали, потом пугали, что съемку обнародуют, в программе «Время» покажут, как депутат от бизнесмена взятку требует.
— Он предлагал вам взятку?
— Да ладно, взятку! — фыркнул Бурлаков. — Берите выше — долю!
…Ничего он не похож на штангиста! У него умное, крепкое лицо, бледное от злости.
— Я добиваюсь дополнительного финансирования, вдвое против прежнего, закрываю глаза на все махинации, а они берут меня в долю.
— А вы что? — спросила Варвара с интересом.
Бурлаков посмотрел на нее.
— Я поблагодарил и отказался, — ответил он очень вежливо. — Даже сказал, где именно я их видел вместе с этой самой долей. В каком месте. И посоветовал им там и оставаться.
— Да, — молвил Дмитрий Иванович, не зная, что еще сказать.
— Да, — согласился Бурлаков. — Они мне какое-то время не верили, набивали цену и увеличивали процент. Ну быть такого не может, чтоб кто-то добровольно отказался от денег! Потом стали приставать с угрозами. Потом…
— С какими угрозами? — перебила Варвара, и он опять махнул рукой.
— Вы что думаете, я слушал?! Сказал, чтоб отвязались, а депутатскую проверку я все равно устрою. Но для этого требовались основания, и я эти основания должен был найти — в виде документов! Я нашел. Во-он сколько нашел!.. Я решил его предупредить, что документы отправлю в прокуратуру или куда там их следует отправлять. И поехал к нему. Ну, поругались мы. Я уехал, и его в тот же день убили, вы сказали…
Бурлаков прошел к двери, распахнул ее и спросил у секретарши, даст ли она, в конце концов, чаю, а та с достоинством ответила, что чаю никто не просил. Бурлаков удивился и закрыл дверь.
— Я в бешенство прихожу, когда мне пытаются объяснить, что воровать не только нормально и приятно, но и просто необходимо! Не воруют, мол, только дураки и те, кому украсть нечего. Я точно знаю, вон Говорухин мне в детстве объяснил, что вор должен сидеть в тюрьме! Я «Место встречи изменить нельзя» сто раз смотрел. Убивать этого Ломейко не стал бы, конечно, но рыло с удовольствием начистил бы. Да нельзя никак, я же депутат, мне законы надо соблюдать. А посадить его я бы все равно посадил!
Они помолчали, потом Варвара спросила:
— А все-таки чем вам угрожали?
Бурлаков махнул рукой.
— Чем угрожают в таких случаях? Связями. Влиянием. Подставят, снимут с работы, всякое такое. Ничего нового.
— Отец Ломейко на самом деле такой всесильный человек?
— Не знаю, я не проверял. Но сыночек чувствовал себя аб-со-лют-но спокойно! Я вам объясняю!.. Он даже не скрывал ничего, прямо так и говорил — денег мне мало, дайте еще. А у самого часы за триста тысяч евро! И еще все повторял, что он здесь временно, как только появится возможность уйти на другое место, сразу же уйдет, чтобы время не терять. Другое место, должно быть, это где бюджеты не музейные, плевые, а настоящие, полновесные! — Он посмотрел по очереди на Варвару и на Дмитрия Ивановича. — Ну, я так понимаю, вам вся эта история интересна только с того боку, что это я его прикончил.
