Кофе и полынь - Софья Валерьевна Ролдугина
Погружённая в этот непростой разговор, я не сразу осознала, что в кофейне чего-то не хватает.
Кого-то.
— А где мистер Мирей? — спохватилась я. — Вроде бы в это время он уже обычно на месте.
Георг нахмурился и вытянул из нагрудного кармана серебряные часы в плоском корпусе.
— И впрямь… До сих пор этот Мирей, при всех его бесчисленных недостатках, никогда не опаздывал, — признал он. — Мне думается даже, что ему больше по нраву бывать здесь, в «Старом гнезде», чем у себя дома.
У меня внутри всё похолодело от дурных предчувствий.
— А вы… вы случаем не знаете, где именно живёт мистер Мирей?
— Я знаю! — раздался жизнерадостный и бодрый голос Эллиса. — Апартаменты скромные, но, скажем прямо, несколько более дорогие, чем полагается человеку его положения. Ну, и неудивительно: он сколотил неплохое состояние, работая на «замшелых аристократов», которых так не любит. Не думайте, что я следил за ним, скажем, из ревности, разумеется, нет! Я просто должен был проверить, что за человек собирается работать здесь, с вами и с Мадлен…
— Эллис! — выдохнула я, перебивая его. От сердца отлегло; тревога никуда не делась, но словно бы отступила в сторону, давая возможность мыслить связно. — Как вы вовремя! Скажите, вы можете кое-что сделать для меня?
Он мгновенно сделался серьёзным и даже чуть оправил складки шарфа, чтоб тот лежал пригляднее:
— Разумеется. Что случилось?
— Надеюсь, что ничего, — искренне ответила я. — И что вы хорошенько посмеётесь над моей мнительностью, когда вернётесь в кофейню.
Но, увы, нам всем стало не до смеха.
Как сообщил Эллис, приехав обратно в «Старое гнездо» около двух пополудни, Рене Мирей отравился сердечным лекарством, впал в забытьё — и умер бы, если б никто не хватился его ещё несколько часов.
Ему повезло вдвойне. Не только потому что мы с Георгом волновались о нём, но и потому, что Эллис, которому я одолжила свою машину и водителя, не сразу поехал по нужному адресу, а сперва завернул за своим другом.
За Натаниэллом Брэдфордом.
Последний хоть и имел прозвище «Доктор Мёртвых», с живыми умел управляться не хуже. А в действии ядов разбирался уж точно лучше, чем, скажем, наш семейный врач Хэмптон. И неудивительно! Ведь ему частенько приходилось иметь дело с последствиями отравлений, увы, весьма печальными… Всякое лекарство — яд, если дозировка неверна, о чём знают, пожалуй, все; но Рене Мирею довелось испытать на себе правдивость этих слов.
— Сам не знаю, как такое вообще произошло, мон ами, — лепетал он позже, когда мы навестили его, передавая многочисленные пожелания скорейшего выздоровления от гостей кофейни. — Я просто хотел добавить успокоительных капель в стакан с водой, но отчего-то опрокинул туда пузырёк целиком! А потом выпил и лёг в постель, словно так и надо… Мне казалось, что всё правильно, — добавил он жалобно.
Я отвела взгляд.
За Мирея в кофейне волновались. Миссис Скаровски написала ободряющую оду в его честь, которую и передала нам с Мадлен, а мисс Блэк принесла букетик из искусственных ландышей и миниатюрной протеи. «Тому, кто восстанавливается после болезни, — пояснила она бесцветным, трагичным голосом. — Я хотела добавить цветов, которые символизируют крепкое здоровье, но мастер Горацио сказал, что это не по нашей части. Увы. Но мистеру Мирею к нам рано. Это хорошо».
Утверждение, с которым сложно поспорить, воистину!
Он прошёлся по самому краю; ещё немного — и исход был бы трагическим. А меня не отпускала мысль, что здесь есть и часть моей вины… что вообще всё из-за меня.
— «Правильно»! — передразнил его Эллис безжалостно. Доктор Хэмптон, сменивший на посту уставшего Натаниэлла Брэдфорда, глянул неодобрительно. — Скажите лучше, откуда у вас вообще эти клятые капли? Да ещё такой здоровенный флакон!
Мирей виновато уставился на собственные пальцы, вцепившиеся в плед; они сейчас точно существовали отдельно от него, чересчур бледные даже в сравнении с лицом.
Помертвевшие.
— Мне стали сниться дурные сны. И старые, и новые; я спал, признаюсь, уже совсем скверно, и как-то вечером зашёл в аптеку, чтобы купить лекарство. Подумал сперва, что аптека уже закрыта, но потом дверь отворилась, и фармацевт меня пригласил. Позвал внутрь, да… Он слушал внимательно, очень духовный… душный…
— Душевный? — скривившись, подсказал Эллис.
— Уи-уи, душевный человек! — закивал Мирей. И снова поник. — Я сперва хотел купить тонизирующую настойку. Что-то для живости! В Марсовии я знал одного чжанца, он все хвори лечил женьшенем… Но этот аптекарь сказал, что мне не надо бодриться. Мне надо хорошо спать, крепко, и предложил успокоительную микстуру.
— Сердечные капли, которые ваше сердце едва не остановили, — поддакнул Эллис. И мрачно добавил: — Надеюсь, вы хотя бы выспались?
Это, право, было излишним. Я хотела уже осадить его и запретить издеваться над Миреем, и без того подавленным, когда мне в голову пришла неожиданная мысль.
— Как выглядел этот аптекарь? — спросила я тихо. — Вы помните?
— Уи, — грустно вздохнул Мирей. — Хотя прежде там его не встречал, обычно за прилавком милая девица, точь-в-точь как моя не самая младшая сестра, средняя из младших… Он был высокий и седой, хотя лицом не старый. В зелёном жилете и зелёном сюртуке, таком… старинном. Не модном, — добавил он, несколько оживляясь. А потом нахмурился: — Сейчас припоминаю, что, кажется, тогда я был так расстроен, что даже забыл заплатить за микстуру. Так странно! Надо вернуться и…
— Не надо, — ответила я и стиснула зубы так, что они едва не хрупнули. Пришлось встать со стула и пройтись к окну, чтобы скрыть выражение лица — и чтоб глотнуть успокоительно холодного воздуха. — Тот… человек, полагаю, там уже не работает. Вы вряд ли застанете его.
Ни мгновения я не сомневалась, что в случившемся виноват Валх.
Мы провели в тесных, но обставленных со вкусом апартаментах ещё около часа. Напоследок доктор Хэмптон снова осмотрел Мирея, проверил его пульс и вынес обнадёживающий вердикт: больной не то что б уже болен, просто слаб.
— Жизни его ничего не угрожает, — подвёл итоги доктор. — Однако, леди Виржиния, убедительно прошу вас дать мистеру Мирею несколько выходных дней: ему требуется отдых и покой, а излишняя нагрузка и влажный жар на кухне могут только навредить и помешать полному выздоровлению… Три-четыре дня, а лучше пять.
— Непременно. Он будет отдыхать столько, сколько потребуется, — ответила я.
Доктор Хэмптон глянул на меня поверх очков, явно уверенный, что если ему ни разу не удалось уговорить никого из Эверсанов и Валтеров смирно лежать в постели,
