Королевская тайна - Эндрю Тэйлор
Глава 22
Когда я пришел в канцелярию господина Уильямсона в Скотленд-Ярде, сослуживцы с любопытством воззрились на меня. Самого Уильямсона было не видно. Я взялся за работу: мне было поручено переписать содержание конфиденциальной корреспонденции патрона в специальную книгу. Обычно эта нудная обязанность навевала на меня скуку, а уж когда мне стали давать все более ответственные поручения, она и вовсе превратилась в досадную помеху, но в кои-то веки переписывание подействовало на меня успокаивающе. Единственное, что от меня требовалось, – водить пером по бумаге, копируя уже готовый текст. Да и от тревог это занятие отвлекало.
В полдень я ушел обедать. За общим столом в «Топоре» только и разговоров было что о переполохе на Стрэнде. Я сидел тише воды ниже травы и слушал. Рассказывали, что в «Синем кусте» неожиданно для всех прошла облава. Арлингтон времени даром не терял. Таверну закрыли, двери опечатали. Нескольких человек арестовали.
Когда я вернулся в Скотленд-Ярд, дверь кабинета Уильямсона была открыта. Я уже собирался продолжить свою работу, когда он заглянул в канцелярию и жестом поманил меня.
– Закройте дверь, – велел начальник, как только я вошел в кабинет. – Вижу, вы снова удостоили нас своим присутствием, Марвуд. Почти неделю не имел чести видеть вас.
В его саркастической речи было столько яда, что я даже вздрогнул:
– Прошу прощения, сэр. У меня не было выбора.
– А в чем, собственно, дело? Полагаю, в Эбботе. Видимо, его кончина повлекла за собой какие-то последствия?
– Простите, но его светлость велел никого не посвящать в подробности. Даже вас.
– Черт побери! – рявкнул Уильямсон, и от его благоприобретенной интеллигентной манеры речи не осталось и следа. – А Фэншоу? Он-то здесь при чем?
– Господин Фэншоу был связан с Эбботом, сэр. Вдова Эббота сейчас живет у него.
– Ну разумеется! Покойный сын Фэншоу был первым мужем госпожи Эббот, а значит, она его невестка.
– Да, сэр. – Об этом я уже знал от Горвина. – Господин Фэншоу просил передать вам свои наилучшие пожелания.
– Неужто его в чем-то заподозрили? Невероятно.
На этот вопрос я тоже не мог дать ответа и лишь промолчал, ограничившись виноватой улыбкой, – во всяком случае, я надеялся, что она получится именно виноватой.
Тут Уильямсон не выдержал:
– Не выношу, когда у моих же людей от меня секреты! Я этого не потерплю, Марвуд! Слышите? Не потерплю! Если будете продолжать в том же духе, мне придется с вами распрощаться!
Я поклонился. К счастью, именно в этот момент в дверь постучали и вошел клерк с письмом. Я стоял достаточно близко, чтобы разглядеть, что послание написано рукой лорда Арлингтона. Уильямсон сломал печать, проглядел письмо и бросил его на стол.
– Увы, теперь от меня ничего не зависит. Похоже, я в любом случае перестану быть вашим начальником, Марвуд. Его светлость желает, чтобы вы заняли место Эббота, и просит отправить вас к нему в канцелярию.
Я отвесил еще один поклон. Заместитель Арлингтона не в том положении, чтобы ответить на просьбу своего начальника отказом.
Тут сарказм вернулся к Уильямсону:
– Надеюсь, что новая служба придется вам по нраву! – Он поглядел на меня снизу вверх. – Ну и чего вы стоите? Милорд ждет вас прямо сейчас.
Не успел я перейти под начало Арлингтона, как он сразу же загрузил меня работой. Час спустя я снова вернулся в Скотленд-Ярд – не в канцелярию господина Уильямсона, а в скромное двухэтажное строение у Шотландской пристани. Сначала его использовали в качестве склада, но во времена Кромвеля в этом доме устроили тюрьму. Заключенные, правда, находились там недолго, лишь перед допросом или перед судом, обычно по обвинению в государственной измене. По надежности эта тюрьма не уступала Тауэру, а держать там арестантов было удобнее, да к тому же здание совсем не бросалось в глаза.
Тюремщика я знал давно, поскольку мне уже несколько раз доводилось здесь бывать. Бывший сержант кавалерии, он с каждым годом все толстел и, без сомнения, богател: поток взяток и платежей от заключенных, их друзей и тех, кто был с ними связан, не ослабевал. Кроме того, тюремщик приторговывал мелкими предметами роскоши и брал и с поставщиков, и с покупателей плату за эту великую честь – сотрудничать с ним. Мысленно я дал ему прозвище Луноликий – из-за круглой физиономии и неуемного аппетита к серебру.
Его апартаменты располагались у входа в тюрьму. Меня он приветствовал как старого друга и пригласил посидеть вместе с ним у огня, а ведь этой чести тюремщик удостаивал далеко не каждого. Я неоднократно снабжал его деньгами и считал, что подобные расходы окупятся с лихвой, ведь Луноликий обладает немалой властью и, если пожелает, способен здорово осложнить всем жизнь. Только глупец не замечает, что тайная экономика Уайтхолла и Скотленд-Ярда вертится вокруг разного вида взяток – денег, подарков или услуг.
Я сел на стул, но, когда Луноликий предложил мне глотнуть из своей фляги, ответил отказом, боясь подхватить лихорадку, свирепствовавшую во всех тюрьмах. Водрузив на нос очки, он внимательно изучил мой ордер. Его указательный палец ползал по строкам, а губы беззвучно шевелились.
– Коннолли, – произнес вслух тюремщик. – Тот самый здоровенный ирландский детина, которого привезли сегодня утром. Ненавижу ирландцев. Грязные животные. Вдобавок почти все паписты.
– Куда вы его определили?
– В общую камеру.
– Полагаю, благоразумнее перевести Коннолли в отдельную.
Луноликий почесал живот.
– Почему? Думаете, он всех взбаламутит?
– Можно и так сказать. К тому же мне нужно поговорить с ним наедине.
– Заковать его в цепи?
– Пожалуй, – ответил я. – Береженого Бог бережет. Этот человек из числа тех, к кому лучше не поворачиваться спиной.
– Никто не распоряжался, чтобы с Коннолли обращались помягче?
– Насколько мне известно, нет.
Тюремщик взял со стола колокольчик. На звонок почти сразу же явился помощник, которому были отданы соответствующие распоряжения. Пока мы дожидались, когда их исполнят, Луноликий успел отпить еще несколько глотков из фляги и пожаловаться на свою нелегкую долю, сообщив при этом массу мелких подробностей, которые меня нисколько не интересовали.
Когда помощник вернулся, тюремщик не без труда поднялся со стула. Пыхтя, отдуваясь и звеня ключами, он повел меня вверх по каменной лестнице на второй этаж, где располагались почти все одиночные камеры. В зарешеченных окнах коридора не было стекол, однако даже свежий воздух не помогал развеять отвратительные запахи испражнений, застарелого табака и свечного сала. Луноликий остановился у двери камеры в середине коридора и отодвинул задвижку на уровне глаз.
– Арестант вроде смирный, – заметил он. – Но на всякий случай близко к нему не подходите. Когда закончите, постучите в дверь, и Нат вас выпустит.
Коннолли сидел на соломенном тюфяке, прислонившись
