Сгоревшая жизнь - Юлия Александровна Лавряшина
– Типа того. А ты? Не поступила никуда?
– И не пыталась.
– Почему? – искренне удивился Сережка. – Ты же лучше всех училась!
– Ну уж не лучше всех…
Я потянула его за рукав куртки:
– Пройдемся? Что мы тут торчим у всех на виду… Я не стала никуда поступать, потому что… Ты не слышал, наверное? Всю мою семью убили в мае. Ты уже не учился с нами. Куда ты делся? В другую школу перешел? Пропал совсем.
Забросав его вопросами, я надеялась замаскировать то страшное, что произнесла скороговоркой, но Сережка так и застыл как вкопанный. Желтая лиственница за его спиной казалась более живой, чем он… Дерево еще не догадывалось, что скоро потеряет мягкие иголки и останется обнаженным и беззащитным. Вот тогда они с Серегой станут похожи.
– Саш… – только и произнес он.
– Я знаю, – быстро проговорила я. – Не надо ничего… Я выжила. И у меня даже депрессии нет, как видишь. А у тебя отчего? Ты в итоге сдал ЕГЭ?
– Да черт с ним, с ЕГЭ! – внезапно вышел он из себя. – Подумаешь – цель жизни! Обойдусь я и без высшего…
В своем голосе я различила успокаивающие «докторские» нотки:
– Ну конечно, обойдешься. И я тоже. Кто спорит?
– Ну да, – так же мгновенно остыл Серега.
И даже попытался улыбнуться. Лицо у него было тонким и почти точеным, а русые волосы свешивались на левый глаз точно так же, как раньше. Наверное, в него можно было влюбиться – не мне, конечно, а вообще, ведь он выглядел таким милым, хоть и совсем угасшим. Но я это заметила потому, что знала его раньше, и мне было с чем сравнивать. А если б мы впервые встретились сейчас в этом осеннем саду, то Сережа оказался бы в полной гармонии с этой чуть грустной природой. Когда я обняла его, мне даже показалось, будто от него тоже свежо пахнет яблоками, и уж никак не больницей.
«Я забыла набрать их вчера», – спохватилась я и спросила вслух:
– Хочешь яблоко? Можно сорвать прямо с ветки. Только я не дотянусь…
– И Евой-искусительницей тебе не стать, – он произнес это и смутился. – То есть… Я не имел в виду, что ты не тянешь на Еву! Ничего такого. Ты очень даже классно выглядишь…
– Перестань, – остановила я его и по-свойски взяла под руку. – Пойдем. Не напрягайся, я знаю, как выгляжу. И меня это вполне устраивает. Это такая фигня в сравнении… со многими другими вещами в моей жизни.
– Я понимаю, – откликнулся он невесело. – В моей тоже до хрена дерьма…
– Например?
Сережка покосился на меня:
– А тебе-то что?
– Разве мы больше не друзья?
Мне и самой был известен ответ, но хотелось услышать, что скажет он. В его голосе прозвучало удивление:
– Друзья-я?! Ты серьезно?
И прежде чем я успела что-то ответить на это, он вырвался и прошипел мне в лицо:
– Пошла ты! Не нужны мне друзья… Пошли вы все!
И бросился бежать к своему корпусу – длинный, хрупкий, уязвимый до того, что у меня слезы навернулись, хоть он и послал меня. Как раз эти слова меня ничуть не обидели: сколько раз мне так же хотелось послать весь мир куда подальше! Только он никуда не делся бы от моего проклятия… Твердолобые машины продолжали бы вытеснять с улиц людей… А те из них, кто не хочет жить в стаде с тавром на крупе, скоро перестанут высовываться из своих квартир… Пастухи содрогаются от наслаждения, щелкая кнутами… А того, кто еще мнит себя человеком, пролечат электрошоком… Пингвины и коровы. Да пошел он – такой мир! Серега прав.
Я уже почти добралась до своей потайной двери, когда неожиданно вновь услышала его голос:
– Ты же не сдашь меня?
Обернувшись, я просто посмотрела в его глаза. Серые и тоскливые. Если Сережка хоть что-то помнил о том, какая я, сам должен был понять.
И он больше ни о чем не спросил, только с усилием моргнул, точно прогоняя наваждение, и хрипло признался:
– Я видел, как убивают людей…
Мне тоже за это время довелось повидать мертвые тела, но никого из них не убили прямо на моих глазах. Снова ухватив его острый локоть, я оттащила Сережку подальше от двери – мало ли кто мог стоять за ней.
– Ты сам видел?
Он кивнул:
– Меня тут втянули в одну… В одно…
– Скинхеды, – подсказала я, стараясь говорить спокойно, чтобы не спугнуть его порыв к откровенности. – Я слышала.
Яростно втянув воздух, Сережка произнес как сплюнул:
– Точно.
– Ты участвовал в их… зачистках?
– Не участвовал! Нет. Я сам никого… Но я был там.
Остановившись, он закрыл глаза, и лицо его на мгновение показалось мне мертвым. Это было страшно.
– Они убили троих парней. Таджиков. Те никого не трогали, просто сидели под деревом, болтали… А они… Эти… Они начали мочить их железными прутами. В кашу головы…
Его так передернуло, будто Серега снова увидел это наяву. И больше можно было не расспрашивать, как он оказался в психушке… Но почему-то я неожиданно подумала, что это сейчас была та самая мучительная судорога, после которой больным становится легче.
Я сжала его руки:
– Ты справишься, слышишь? Раз ужаснулся этому, значит, возвел стену. Ты больше не ходил к ним?
Сережка с усилием сглотнул:
– Нет. Ни разу.
– Вот и хорошо, – подбодрила я.
– Но я же смотрел! – внезапно заорал он и вырвался. – Ты не врубаешься, что ли?! Их убивали! А я стоял и смотрел. И ничего не сделал.
Мы уже порядочно углубились в сад, вряд ли кто-то мог нас услышать, поэтому я решила не прерывать его. Пусть выплеснет из себя всю накопившуюся тягостную муть.
– Эти мужики… Они же просто работяги. Я слышал потом: они своим семьям все деньги отсылали… Пахали в чужой стране, чтобы детей своих прокормить. Они никого не обидели здесь… Они просто были первыми попавшимися!
Утешить его было нечем. Он и в самом деле стал соучастником… Хотелось верить, что я смогла бы предпринять какие-то действия, чтобы спасти невинных людей. Хотя бы полицию вызвала бы… Успели бы те приехать – это уже другой вопрос. Но, наверное, я не стала бы просто смотреть. Хотя… Сережка считал этих уродов с палками своими друзьями. Кто станет сдавать друзей, даже когда они превращаются в чудовищ?
– Пошли они, – процедила я.
Не для того, чтобы подладиться под его язык, я действительно именно это и чувствовала.
И вдруг меня осенило…
– Сережка, помнишь, мы в детстве играли в совпадения?
