Татьяна Коган - Клуб для избранных
Пластиковые настенные часы из «Ашана» показывали четверть двенадцатого. Ожидание затягивалось. Леся встала со стула, размяла затекшую шею, повращала руками, снова села.
Когда Леся была маленькая, отец иногда брал ее на работу, поддавшись на уговоры и клятвенные заверения не мешать и не ныть, а просто тихонечко наблюдать. На совещаниях (за длинным столом сидели дяди с серьезными лицами) Леся обычно устраивалась на стульчике в углу и, затаив дыхание, слушала непонятные диалоги — вроде бы говорили по-русски, но она понимала через слово. Порой совещания затягивались, и ей становилось скучно, и тогда она придумала игру: представлять, что это она управляет всеми этими людьми. Видя, что кто-то собирается встать и начать доклад, она мысленно приказывала:
«А ну-ка, поднимайся и расскажи, как обстоят дела?» И он выполнял ее беззвучный приказ. Это здорово веселило.
Дверь резко распахнулась, заставив Лесю вздрогнуть. Она уже приготовилась напустить на себя раздраженный вид, чтобы лейтенантик устыдился своего долгого отсутствия, но едва подняв глаза, оцепенела от ужаса.
Вместе со следователем в кабинет вошли два санитара.
Она отбивалась, верещала, цеплялась за стены и мебель, пыталась расцарапать санитарам лицо — в общем, вела себя как буйная помешанная — и, осознавая это, бесилась еще сильнее. Одному из бугаев удалось вколоть ей в плечо какую-то дрянь, и почти сразу же Леся обмякла, перестала сопротивляться, а через пару минут и вовсе утратила интерес к происходящему.
Ее медленно вывели из здания УВД (встречавшиеся на пути сотрудники останавливались и пялились на нее, кто-то даже снимал на мобильный и подхихикивал), усадили в машину «Скорой». Машина плавно тронулась, и Лесе показалось, что она поплыла над дорогой, полетела — как летала по воздуху в гробу мертвая панночка Гоголя. Мерный гул двигателя убаюкивал, и окружающий мир сузился до белой металлической коробки кузова, внутри которого Леся ощущала себя зародышем еще не вылупившегося из яйца цыпленка. Все правильно. Она еще не созрела. Однажды мир снова предстанет во всей красе и величии, но не сейчас. Сейчас она слишком слаба, чтобы справиться с ним.
— О вас позаботятся, все в порядке, — доносился до нее чей-то ласковый бас.
— О вас позаботятся, — тихо повторила Леся. И запричитала на одной ноте: — Всевпорядкевсевпорядкевсевпоря…
В какой-то момент она отключилась. Сидевший рядом и придерживавший ее санитар бережно опустил ее на спинку сиденья, не позволяя упасть.
Она проснулась перед закатом. Золотисто-розовые лучи гуляли по стене, рисуя узор светотени. Несколько минут Леся лежала, соображая, кто она и где находится. Реальность никак не желала достигать ее сознания. Леся обводила комнату безучастным взглядом, цеплявшимся за знакомые предметы — тумбочку с пузатыми красными часиками, прикрепленный у потолка телевизор в белом корпусе, стол со стопками книг, плакаты на стенах…
Все эти предметы, хотя и привычные, воспринимались странно, как будто что-то в них неуловимо изменилось. Например, часы она обычно хранила в тумбочке, чтобы громко не тикали — а теперь они стояли сверху. Постеры изображали голливудских киногероев, а сейчас среди них затесался плакат с пучеглазой черной собакой. Вместо сиреневой фиалки на подоконнике росла ярко-желтая орхидея — в знакомом маленьком горшочке.
Леся, безусловно, находилась в своей больничной палате. Но отчего же все казалось таким… вырванным из контекста, не подогнанным под формат? Словно в компьютерной программе случился сбой, и на изображение ее жизни наложили фрагменты из посторонних, не имеющих к ней отношения историй. Или как будто сперва кто-то уничтожил ее палату, стер ластиком, как неудачный эскиз, а потом быстро восстановил по памяти, извратив некоторые детали.
Интересно, а сама-то она как выглядит? Может, и ее тоже того… стерли и нарисовали заново? Леся приподнялась на локтях, потом осторожно села, достала из выдвижного ящика зеркальце и почти разочарованно выдохнула, увидев собственное отражение. Все те же русые волосы, тусклые серые глаза, тонкие огорченные губы. Скучный, невыразительный облик. Детский, беззащитный. Идеальная жертва для какого-нибудь маньяка. Вон и синяк вполлица расплывается — подарочек от Люцифера.
Секундочку.
Леся медленно покрутила головой, осмысливая открывшуюся глазам картину, и вдруг застонала в голос. До нее наконец дошло.
Она снова в клинике. Ее доставили сюда силой, прямо из отделения УВД. И весь ее бунт, ее гордый побег горели синим пламенем.
Дыхание перехватило, и где-то внутри взорвался истончившийся клапан. Леся завыла в голос, отчаянно, давясь слезами, заламывая руки. Ее тонкие плечи конвульсивно вздрагивали; она сгорбилась, сжалась, сразу уменьшившись в размерах, а истерика накатывала все сильнее, и теперь — даже если бы Леся захотела — не смогла бы остановиться, полностью не иссякнув.
Прошло не менее получаса, прежде чем сквозь шумевшую в ушах кровь она расслышала мягкий скрип открывающейся двери.
На пороге стоял Виктор. На его переносице залегла глубокая скорбная морщина. Весь его облик выражал едва сдерживаемое страдание.
— Я больше не могу этого выносить.
Лесю так изумило это признание, что она моментально перестала рыдать и молча уставилась на него.
— Давай поговорим, Олеся. Я постараюсь ответить на все твои вопросы. Твой лечащий врач, Петр Петрович, считает, что это не самая блестящая идея. Твоя психика еще нестабильна, слишком рано выдергивать тебя из твоей добровольной иллюзии, с определенной долей вероятности это усугубит твое нынешнее состояние. Я имел с доктором долгую беседу, мы взвешивали все «за» и «против», и в конце концов он пришел к выводу, что сейчас, когда у тебя внезапно образовался короткий период прояснения, стоит рискнуть и попробовать дать тебе то, чего ты так жаждешь, — правду. — Виктор умолк, испытующе глядя на Лесю. — Ты в состоянии общаться? Или лучше отложить беседу?
— И что, никаких уколов, мерзких таблеток и смирительных рубашек? — Леся вскинула дрожащий подбородок. — Мы просто побеседуем?
— Никаких уколов и мерзких таблеток, пока ты сама не согласишься их принимать. А смирительные рубашки в современной психиатрии уже давно не используются, тебе ли не знать, Олеся, — с легкой укоризной вымолвил он.
Кровь прихлынула к ее щекам, но она не опустила глаз:
— Где мой отец, Виктор? Почему я не могу с ним связаться?
Его лицо помрачнело:
— Вот об этом прежде всего нам и нужно поговорить. — Он выдержал паузу, мучительно подбирая слова. — Твой отец… Ты не можешь с ним связаться… Потому что он мертв, Олеся. Мертв уже несколько месяцев.
Какое-то время Леся взирала на Виктора с замешательством и досадой, не понимая, то ли он так жестоко шутит, то ли намеренно сводит ее с ума.
— Он не может быть мертв, — резко ответила она. — Особенно несколько месяцев, как ты изволил сказать. Я говорила с ним по телефону на этой неделе. Его голос звучал очень даже живым.
— К сожалению, моя дорогая, вы заблуждаетесь. — Леся вздрогнула, увидев в проеме двери Пепе. Оказывается, он стоял там все это время, со своим неизменным блокнотиком, а она и не заметила.
— Телефоны, как и все другие средства связи с внешним миром, в клинике запрещены, — продолжил Пепе. — Простите, но вы звонили по воображаемому телефону.
Леся ошеломленно молчала.
— Твой отец погиб в автомобильной аварии полгода назад, — объяснил Виктор. — Никто не понял, что в итоге произошло. Водитель автомобиля, в котором находился твой отец, то ли не справился с управлением, то ли по какой-то другой причине выехал прямо на встречку и врезался в грузовик. Погибли трое, следов диверсии полиция не обнаружила. Это был громкий случай, сама понимаешь — погиб влиятельный бизнесмен. В прессе поднялась шумиха, все гадали, что могло случиться, были и совсем уж невероятные предположения, но большинство придерживались официальной версии об отказе тормозов.
— Я не верю. — Леся жалобно улыбалась. — Я не знаю, зачем ты это выдумываешь. А вы? — Она перевела взгляд на Пепе. — Зачем вы ему позволяете? Вы же врач! Вы должны быть честны со своим пациентом!
Доктор тяжело вздохнул, взирая на нее с плохо маскируемым сочувствием, а Виктор продолжил:
— Твоя психика никогда не отличалась стабильностью, а трагедия просто раздавила тебя. Ты не могла справиться, у тебя начались проблемы, и ты сама приняла решение обратиться к специалистам, попросив меня помочь тебе в этом. Петр Петрович покажет подписанный лично тобой договор, регулирующий условия пребывания в стационаре. Почитаешь, посмотришь. Ты вверила себя в руки профессионалов и попросила меня улаживать все возникающие проблемы.
— Допустим, я вам верю. — Леся скрестила руки и прищурилась. Было очевидно, что она не верит ни единому слову. — Тогда почему исчезла Марго? Это ведь ее труп увозили? А если не ее, то чей же? Вы сказали, что никто не умирал. А если не умирал, куда же делась Марго? Этот странный кабинет, где вы насильно собирались что-то со мной делать? И подозрительные разговоры… А потом нападение… На меня напал Люцифер! Как он оказался вне стен клиники? Разве пациентам не запрещено выходить наружу до полной ремиссии? Господи! — Она вскинула руки, сжав кулаки. — Такое впечатление, что все это паршивый спектакль или розыгрыш, цель которого — свести меня с ума!
