Инна Бачинская - Тринадцать ведьм
— Как вы себя чувствуете? — спросил Монах.
— Хорошо. — Она подняла на него взгляд. Глаза у нее были бледно-голубые, удивительной прозрачности. Он держал ее руку, и она начала розоветь скулами.
— Вам нужно отдохнуть, — сказал Монах. — Желательно на море. Сидеть на песке и смотреть на волны. Можно утренние купания.
Ида улыбнулась.
— У меня есть дом в Лимассоле. Весной я туда уеду. Когда все кончится…
Наступила пауза. Все молчали.
— Я дам сбор алтайских трав, будете пить, — сказал Монах. — Прибавит сил.
— Спасибо. Света сказала, вы специалист по знакам?
— Немного разбираюсь.
— Это правда, что нас всех убьют? Света сказала, всех, кто связан с Викторией Шепель. Это правда? Почему? Как можно убить, если не знаешь, за что?
— Не берусь утверждать. Я не знаю.
— Толю не убили, это был несчастный случай. Сорвался телевизор, был плохо закреплен. Полиция считает, это несчастный случай.
— И снова мне повезло как утопленнику! — вылезла Светка. — Идочка была в больнице, а я пришла и… нашла.
— Вам было плохо, Ида?
— Я упала в обморок, и Толя отвез меня в больницу. Мне через день ставят капельницу, курс еще месяц. В тот день было слишком много впечатлений…
— Наверное, это я виновата, — сказала Светка. — Мы пили кофе, и я рассказала про Тому Сотник и про актера. И про знаки. Идочке нельзя волноваться, она такая впечатлительная.
— Никаких знаков у нас в доме нет, — сказала Ида. — Я не видела. Но я все равно хочу… — Она замолчала.
— Мы хотим, чтобы вы пришли и сами посмотрели, — закончила Светка. — Правда, дверь опечатана, но можно снять, а потом обратно. Уже не знаешь, что и думать. Вита Шепель, Тома Сотник, Русечка, а теперь еще и Толик. Может, нам вообще уехать? А они считают, что несчастный случай. И Гарик, сосед, тоже говорит, что не хватало двух винтиков. Толя у него попросил, но у него не было.
— Я хочу уехать после похорон, — уронила Ида.
— Ну да, сначала похоронить Толика. Господи, когда же это все кончится? Я перестала спать! И, главное, снова я!
— Как вы попали в квартиру? — спросил Добродеев.
— Идочка попросила принести ночную рубашку и халат. Ее обещали выписать, но не выписали. У нее такая миленькая палата, прямо как гостиница, даже одежду не забирают. А Толя не отвечал, наверное, не слышал. Они считают, он умер в два ночи. И свет вырубился. А на полу бутылка коньяка и бокал недопитый… Ужас! Я теперь боюсь из дома выходить! И, главное, опять майор Мельник! Если еще кого-нибудь убьют, меня точно арестуют.
— Света, проводи меня, — вдруг сказала Ида. Она поднялась.
— Идочка, тебе плохо?
— Нет… просто нужно выйти.
— Она не производит впечатление убитой горем вдовы, — сказал Добродеев, когда они остались вдвоем.
— Она очень больна, а больные люди часто кажутся бессердечными эгоистами. Ей действительно плохо. Кроме того, имеет место заторможенность, как побочный эффект всех сильных препаратов. Она спит на ходу. Пошла пить лекарство.
— Ты можешь ей помочь?
— Могу. Нужно время. Она поправится. Ей бы положительных эмоций…
— Да уж, — отозвался Добродеев.
— Они не очень хорошо жили, — сказал Монах. — Она боялась, что он ее бросит.
— Откуда ты знаешь?
— Она сказала, у меня дом в Лимассоле…
— Ну и что?
— «У меня», а не у нас. Она уже отделила себя от мужа, и произошло это не сию минуту, а раньше.
— Слишком тонко.
— Интересная женщина, — сказал Монах.
— А мне больше нравится Светлана. С такой не соскучишься.
— Таких много, Леша. А Ида… в ней чувствуется тайна.
— Я тебя умоляю! Она спит на ходу, тоже мне, тайна.
— Она чего-то боится, Леша.
— Она боится, что ее убьют. Они обе боятся.
— Как раз этого она не боится. Она не боится смерти.
— Чего же она боится?
— Не знаю. Если бы она была игроком, я бы сказал, что она боится проиграть. Замерла и выжидает. Возможно, добавляется чувство вины.
— По-моему, игра закончена. Она осталась одна, и в ее случае это проигрыш. Она не выживет одна. А вина за что?
— Она достаточно сильна, Леша. Не телом, а духом. Она хочет знать наверняка, была ли смерть ее мужа случайной. Она без соплей упомянула о похоронах. Она строит планы на будущее. Ее хрупкость обманчива. Как только пригреет солнце, она уедет. Улетит как птица. А вина… не знаю за что. Я сказал, возможно, вина…
— Ты думаешь, это убийство?
— Я не верю в случайности, Леша. И Саломея Филипповна предупреждала.
— Улетит как птица! — повторил Добродеев. — Христофорыч, да ты поэт! Я и не подозревал. Запал на нее?
Монах не ответил, смотрел загадочно и мудро, улыбался в бороду. Добродеев почувствовал себя школьником-второгодником, стоящим пень пнем у доски.
— Я тоже не верю… — пробормотал он, — в случайности.
…Монах застыл на пороге ванной комнаты, внимательно обозрел торчащий уродливой рукой кронштейн, отбитый край ванны. За спиной сопел Добродеев, старательно изучающий взглядом комнату. Ванная поражала воображение: розовый под мрамор пол, черная ванна, серо-голубые стены и в тон со стенами шелковистая душевая занавеска. Светильник — голубой плетеный шар, явно восточного происхождения — китайский или вьетнамский; консольный туалетный столик с розовой мраморной столешницей и зеркальный плоский шкафчик на стене над ним. Монах потянул дверцу. Некоторое время оба рассматривали десятки разноцветных флакончиков, коробочек и баночек…
Девушки меж тем отправились в кухню готовить кофе.
— Идочка, а почему Гарик не женат? — спросила Светка. — Он такой интересный мужчина!
— Гарик? Интересный? Не заметила… — Ида отвечала рассеянно, прислушиваясь к голосам Монаха и Добродеева. — Не знаю почему. Он все время в поездках, наверное, поэтому не женат.
— И мама у него приятная, — продолжала Светка. — Очень приличные люди.
— Да, приличные. А этот Монах… что он собой представляет?
— Вроде экстрасенса, просто наизнанку тебя выворачивает. А Леша классный журналист, пишет про всякие ужасы. Лео Глюк, читала?
— Не читала. Я вообще не читаю газет.
— Ты не устала, Идочка? — заботливо спросила Светка. — Может, приляжешь? Все эти события… у меня уже нервов не хватает!
… — Ничего не видишь? — спрашивал Добродеев у странно молчаливого Монаха. — Похоже, обычный несчастный случай. Два винта вместо четырех, не повезло мужику. Я читал, что семьдесят процентов травм человек получает в собственной квартире.
Монах вдруг сказал:
— Леша, принеси стул, сможешь? Выбери покрепче. — Он похлопал себя по животу.
Он установил массивное полукресло, принесенное Добродеевым из гостиной, под плетеным восточным светильником. Добродеев на всякий случай подошел поближе и вытянул руки, хотя прекрасно понимал, что удержать падающего Монаха вряд ли сможет. Монах влез на затрещавшее кресло, уперся коленом в спинку для равновесия и, прищурясь, взялся изучать голубой шар. Он достал из кармана растрепанную записную книжку, перетянутую аптечной резинкой, зубами стащил резинку. Добродеев уже протягивал ему снизу шариковую ручку.
— Есть? — спросил он, задрав голову и вставая на цыпочки.
Монах тяжело спрыгнул с кресла, перевел дух.
— Есть!
Они склонились над рисунком — это был знак, похожий на букву С с острыми углами.
— Что и требовалось доказать, — сказал Добродеев. — Что это?
— Я думаю, это Аксий, знак воды.
Они переглянулись.
— Значит, убийство? — спросил Добродеев.
— Значит, убийство.
— Звонить Пояркову? Убийца заранее убрал винт, остался всего один и… — Он прищелкнул языком. — Значит, знал, что у Крамера привычка смотреть тэвэ в ванне. Или просто вошел и сбросил. Получается, свой? Жена была в больнице… любовница?
— Нужно подумать, Леша. Сейчас, сейчас… — Монах закрыл глаза и почесал в затылке. — Леша, иди к девушкам, я тут сам осмотрюсь.
Озадаченный Добродеев ушел, оглядываясь, и оставил Монаха одного. Тот выскользнул из ванной и, неслышно ступая, пошел по коридору, открывая по дороге все подряд двери. Спальня, еще одна спальня, кабинет, гостиная, кладовка…
…Выпроводив гостей и оставшись одна, Ида достала из книжного шкафа альбом — массивное сооружение в виде шкатулки с серебряными застежками. Раскрыла. История семьи Крамер. Она и Толя — счастливые молодые… когда же это было? Двенадцать, тринадцать… пятнадцать лет назад. Толя любил ее, он дня не мог прожить без нее, он забрасывал ее цветами. Семейная легенда: он продал бабкину антикварную мебель, чтобы каждый день дарить ей розы! Прибегал с охапкой роз на длинных стеблях, жестких, с шипами и чеканными темно-зелеными, почти черными листьями… и каждая была похожа на готический храм! Она держала их в руках, стараясь не уколоться, зарывала лицо в холодные влажные цветки, всегда бордовые, всегда семь — счастливое число, вдыхала их запах, такой… какие слова найти? Травяной нежный упоительный… нет, нет, нет. Все не то, все уже было. Ида вдруг чувствует запах роз — оказывается, память хранит и запахи, нужно только подтолкнуть. Запах темно-красных роз как… скрипичная мелодия, неторопливая, вкрадчивая, тихая, низкие басовые гудящие звуки… «Цветы маленькой Иды»… полузабытая сказка из детства. Она закрывает глаза, под веками жжение…
