Инна Бачинская - Тринадцать ведьм
— Как была убита ясновидящая? Ты сказал, Гелиотроп? Помутнение сознания?
— Да. Ее сигареты были пропитаны какой-то дрянью. На месте убийства стриптизерши был обнаружен знак земли Квен.
— И должно быть, рассыпана земля?
— И рассыпана земля.
— И еще трое живых? Не считая арестанта и сбежавшего за кордон?
— Вчера еще было трое. Не считая упомянутых.
— По идее, должны уйти в небытие все, — сказала Саломея Филипповна, подумав. — Хорошо бы. И тогда отпустят Никитку. Впрочем, его отпустят раньше.
— А что с актером?
Саломея Филипповна снова задумалась.
— Ищи, кому выгодно. Кому выгодна смерть первой жертвы? Она была замужем? Сам знаешь, кому выгодно убить жену. Или мужа.
— Там было ограбление, вскрыт сейф, украдены ювелирные изделия. Она была замужем, но муж не присутствовал, накануне они поссорились. У него алиби.
— Если бы я задумала убить собственного мужа, я бы в первую очередь сработала себе алиби, это дурню понятно. Тут загвоздка знаки, верно? Зачем? «Руна» ни при чем. Это большие дети, которые никогда не станут взрослыми, им не нужна кровь.
— Может, конкурирующая фирма? — не удержался Монах.
— Какая-нибудь секта? — Она сверлила Монаха взглядом в упор. — Ты в это веришь?
Теперь задумался Монах.
— Черт его знает, — сказал наконец.
— Найди фотографии первого убийства и проверь, есть ли знак. И вообще, присмотрись.
— Да я и сам уже думал, — признался Монах.
Саломея Филипповна потянулась за штофом, разлила снадобье.
— За истину!
Они выпили.
— Хотя кому она нужна! — сказала она, сморщившись. — Только вред.
— Убийцу надо дезавуировать! Всем по заслугам… по мере возможности.
— Разве что по заслугам. А ты, значит, перст судьбы? Выставил и ищешь, в кого воткнуть?
Монах ухмыльнулся и огладил бороду.
— Не спускай глаз с оставшихся. Похоже, убийца не знает, в кого целит, а потому лупит всех подряд, чтобы достать нужного человека. А вот зачем — вопрос. Чем-то он перед ним провинился… нужный человек.
— А может, все провинились и убийца прекрасно знает что делает?
Саломея Филипповна закрыла глаза и застыла.
— Нет! — сказала она через минуту. — Если бы они все были в чем-то виновны, они бы побереглись, особенно после первого убийства. Если наказывают убийством, вина серьезная. В том-то и дело, что никто из них не ожидал и не ожидает нападения. Ни сном, ни духом. Я бы поговорила с ними. Со всеми! До одного. Иногда человек сам не знает, что знает. Тебе надо вытащить знание. Толчок, щелчок, и карточный домик рассыплется. Ты умеешь видеть… хотя, почему до сих пор не поговорил, не знаю. И философ, и путешественник, и психолог. Вот и ко мне пришел осмотреться…
Она насмешливо смотрела ему в глаза, и от ее взгляда по спине Монаха гуляли жаркие волны. А может, это было действие ведьмина зелья.
— Не успел. Только после убийства стриптизерши догадались связать июньское убийство с другими.
— Береги оставшихся, — сказала она, провожая его до калитки. — Хотя, сдается мне, что ты опоздал, друг любезный. А за Никитку не беспокойся, его отпустят. И не забудь… — Она усмехнулась и погрозила кривым пальцем. — Поговорить со всеми и вытащить! Люди далеки от совершенства, а идеальных убийств не бывает. Разве что нечистая сила, но в твоем случае я не уверена, что нечистая сила. Потом, когда все закончится, приходи, обсудим. С Никиткой познакомлю. Постой! — Она вдруг уставилась тяжелым взглядом в землю, задумалась.
Монах с удовольствием наблюдал.
— Не понимаю, — сказала она наконец. — Что-то смердит, а что, не пойму. Как будто с ног на голову. Сундук с двойным дном… Думаешь, дно, ан нет, до дна далече. Обманка. Ну да ладно, главное ты понял: береги оставшихся.
На том они и расстались. Монах шагал в траншее из снега к автобусной остановке, приятно улыбался в бороду, перебирал в памяти разговор с Саломеей Филипповной. Он чувствовал себя как человек, получивший нежданно-негаданно потрясающий подарок. Или наткнувшийся на случайную находку… монету какую-нибудь… старинную. Копался в огороде и вдруг звяк об лопату — о, случайная находка! Он любил необычных людей.
«Ловец случайных находок, — самодовольно подумал он о себе. — Или охотник за случайными находками. Или бюрократ из бюро случайных находок!» Он рассмеялся.
— Она сказала, что я опоздал! — вдруг вспомнил Монах и остановился. — Черт!
От радужного настроения не осталось и следа…
Глава 27. Ида
— Она не старуха, — заявил Монах, отчитываясь о визите к бабушке Никиты Гурского. — Она личность. Кроме того, ведьма.
— Еще одна ведьма?
— Если ты об Анастасии, то она ведьмой не была. А ее бывший супруг, Миша Сотник, считает, что и с ясновидением у нее тоже была напряженка. Там был скорее театр.
— Опять театр. Всюду театр. И что ты вынес из общения с Саломеей Филипповной?
— Ты фотки с праздника достал?
— Вот! — Добродеев вытащил из папки конверт плотной бумаги, протянул Монаху. — Там ничего не видно.
— Смотрим, но не видим, — заметил Монах.
— Из афоризмов Саломеи Филипповны?
— Из них. Ну-ка, ну-ка.
Он рассматривал фотографии, уткнувшись в них носом, поворачивая к свету, и казалось, принюхивался, бормотал:
— Стены… зеркала… стекла… сейф… чисто! Красивая женщина! А это что?
— Это украденные драгоценности. Колье — платина, сапфиры и мелкие бриллианты, три кольца, тоже бриллианты и сапфиры, нитка черного жемчуга… и примерная стоимость.
— Ничего себе! — присвистнул Монах. — Растет благосостояние нашего народа. По ювелирным лавкам и скупкам смотрели?
— Опера? Думаю, смотрели. Так что же тебе открыла Саломея Филипповна? Переживает за внука?
— Нет. Говорит, его скоро отпустят. И еще сказала, что погибнут все, кто был на юбилее Виктории Шепель.
— Откуда она знает?
— Она предположила. Призвала беречь оставшихся. То есть Крамеров и нашу новую знакомую Светлану. Тем, кто на зоне и за рубежом, пока ничего не угрожает.
— Ты серьезно?
Монах пожал плечами.
— Передаю, что сказано. Она предположила, что убийца не знает точно, кого хочет убить, вот и лупит всех подряд.
— Как это — не знает?
— Элементарно, Леша. Давай порассуждаем. Представь, что у тебя праздник. Ты пригласил гостей: любовницу и ее мужа, старую любовницу и ее бойфренда, женщину, которая тебе нравится с ее любовником… и так далее. Все бывали у тебя раньше, все твои друзья. А потом, когда они разошлись, оказалось, что у тебя сперли пыжиковую шапку и фамильное серебро. На кого ты подумаешь?
Добродеев задумался. Потом сказал:
— На мужа любовницы.
— Не факт, что он. Просто он тебе не нравится, кроме того, ты испытываешь чувство вины, и тебе хочется, чтобы он тоже оказался сволочью. Взять мог любой. Или тот, кто впервые у тебя в доме, но таковых не было. Ты, обиженный и оскорбленный, начинаешь мстить. Кому? Всем подряд.
— Какие-то у тебя сравнения… с вывертом. Как можно отомстить за украденную шапку?
— Это для наглядности. Можно украсть что-нибудь у каждого из присутствовавших. Или бросить камнем в окно. Во все окна. Так и наш убийца.
— А что у него украли?
— Не так буквально, Леша. Может, ему позвонили по телефону и сказали… — Монах замолк на полуслове и уставился в пространство. Потом сказал: — Как-то на душе муторно. Давай, набери Светлану, хочу убедиться, что она жива.
Добродеев достал мобильный телефон, который взорвался у него в руке пронзительным звуком. Это была легкая на помине Светка. Она возбужденно чирикала в трубку; Монаху не было слышно слов, но интонацию он уловил и понял — что-то случилось.
— Мы в «Тутси», — сказал Добродеев. — Ждем!
— Кто? — спросил Монах.
— Анатолий Крамер.
— Чертова ведьма! — сказал Монах. — Как в воду глядела. Как?
— Электрический разряд. Сейчас они придут и все расскажут.
— С кем она?
— С Идой Крамер.
— Надо принять, — сказал Монах после паузы. — Мне коньячку.
— Мне тоже! — Добродеев призывно махнул рукой Митричу.
…Светка, размахивая руками, в подробностях рассказывала, как обнаружила Толика в ванне, как испугалась до зеленых соплей, как закричала и бросилась бежать. Как приехал опять майор Мельник, тот самый, увидел ее и остолбенел: «Опять вы?» — говорит.
Монах во все глаза рассматривал Иду Крамер. Она сидела напротив с опущенными глазами, без украшений, очень бледная, почти полупрозрачная, не женщина, а эльф; в сером скромном платье и черной шали, наброшенной на плечи. А над ухом трещала Светка, румяная, крепкая, возбужденная, составляя разительный контраст с подругой. Монах рассматривал пепельные волосы Иды, ее тонкую шею, маленькие руки, лежавшие на столе. Повинуясь импульсу, он взял ее руку в свою здоровенную горячую лапу. Она взглянула вопросительно, но руки не отняла. Светка поперхнулась и замолчала; переглянулась с Добродеевым.
