Опасная игра бабули. Руководство по раскрытию собственного убийства - Кристен Перрин

– Дай угадаю, озлобленный таксист попытался получить судебный запрет, а когда твоя тетя не остановилась, решил взять дело в свои руки, чтобы заставить ее замолчать?

Я морщусь.

– Письмо не от Реджи. А от детектива Роуэна Крейна.

– Хм. Но ты сказала, что детектив выглядел искренне опечаленным, когда узнал о смерти Фрэнсис. И вроде говорил, что она ему нравилась, да? – уточняет Дженни.

Я чувствую, как лоб прорезают мелкие морщинки разочарования.

– Судя по тону письма, похоже, он солгал.

Я рассеянно подчеркиваю имя детектива Крейна в блокноте, и внимание снова привлекает заголовок «Вопросы без ответа».

– Те цветы, – говорю я. – Это не может быть совпадением. Их прислали с очевидной и ужасной угрозой.

Я не могу избавиться от мысли, что цветы так или иначе связаны с убийством. И если чутье меня не подводит, к списку подозреваемых следует добавить еще одно имя.

– Викария зовут Джон, как его там, – бормочу я. – Я добавлю его в список подозреваемых, поскольку мистер Гордон сказал, что тетя Фрэнсис каждую неделю составляла букеты для церкви, а Крейн упомянул, что у нее с Джоном когда-то были отношения.

Слышу на другом конце линии фоновые голоса и догадываюсь, что перерыв на кофе окончен. Я быстро вношу викария Джона в список.

– Мне пора возвращаться к работе, – говорит Дженни. – Но ты должна постоянно держать меня в курсе, хорошо? Я серьезно насчет доктора Уотсона.

– Обещаю, – говорю я и завершаю разговор.

Но из своих мыслей не выныриваю, потому что слово «доктор», которое произнесла Дженни, напоминает о том, что к списку подозреваемых следует добавить новые имена. Вспоминаю визит к доктору Овусу и расписание ее приемов. Предположим, тетя Фрэнсис пришла на назначенный прием, тогда доктор начинает выглядеть подозрительно. Не могу представить причину, по которой доктор Овусу желала убить тетю Фрэнсис, но, если достаточно долго копаться в записях тети Фрэнсис, они, вероятно, обнаружатся.

Я дописываю:

Доктор Эси Овусу

Магда (из «Скорой»)

Джо Лерой (из «Скорой»)

Я хочу узнать фамилию викария Джона и открываю браузер на телефоне, чтобы поискать там. На сайте церкви есть фотография с подписью «Джон Оксли». Он стоит перед открытой дверью церкви и улыбается, словно приглашая войти. Выглядит он подтянутым и безупречным, как и положено священнику. На фотографии он крепко сжимает Библию, а одежда чистая и выглаженная, как у доктора. Очки в тонкой металлической оправе и аккуратно причесанные седые волосы создают впечатление, что у этого человека есть любимое кресло.

Я подумываю завести для каждого человека из списка отдельный блокнот, как для персонажей романа. Пододвигаю стопку блокнотов ближе и перелистываю один в пробковой обложке. И вдруг замечаю в стопке зеленую тетрадь, которую вчера украла. Осторожно вытаскиваю ее, стараясь не возлагать на нее слишком много надежд. Я знаю, там что-то написано про Уолта, но все остальное может быть посвящено определению цветов или гороскопам.

Но это не так. Заголовок на первой странице гласит: «Записи из Касл-Нолла, 10 сентября 1966 года». А начинается она так: «Я пишу это, потому что знаю – наверняка видела то, что может иметь значение в дальнейшем». Прочитав всего две страницы, я уже завороженно сжимаю тетрадь, заполненную витиеватым почерком подростка. Час спустя я все еще читаю. Я одолела около трети – Саксон только что сообщил о беременности Эмили, – и тут меня отвлекает телефонный звонок.

К этому времени я уже несколько раз подчеркнула одно имя в моем списке: Джон Оксли. Сейчас мне кажется, что из всех подозреваемых у него был самый серьезный мотив.

Я забыла задать еще один вопрос: почему сейчас? Фрэнсис, вероятно, доставала всех своими расследованиями с тех пор, как услышала предсказание. То есть последние шестьдесят лет.

Так что же случилось совсем недавно и наконец привело к судьбе, которую готовили ей шестьдесят лет?

Глава 19

Записи из Касл-Нолла, 26 сентября 1966 года

Саксон изобразил живот беременной во второй раз, чтобы я уж точно поняла.

Я вытаращила глаза и сжала зубы, но сохранила самообладание. Все это может оказаться враньем. Однако Роуз окаменела, но явно не удивилась, поэтому я взяла себя в руки и сказала:

– Ну ладно, это мы выясним.

Я пошла обратно в дом, в разгромленный кабинет, где Эмили завладела вниманием остальных, рассказывая очередную смехотворную байку.

– Нам пора, – сказала я. – И мне нужно мое пальто.

Увидев позади меня Роуз и Саксона, Эмили застыла с каменным лицом. Мои мысли бешено скакали: я вспомнила, как Джон не хотел отпускать меня вместе с Саксоном в тот вечер, а Эмили язвила насчет опытности Джона с женщинами. Неужели она говорила о его опыте с ней самой? Мне хотелось узнать правду, и немедленно.

Эмили посмотрела мне в лицо и заявила:

– Нет, я оставлю его себе.

– Верни пальто, Эмили, – твердо и яростно повторила я. – Я замерзла.

Мы с Эмили уставились друг на друга, и обе знали, что разговор не о пальто.

– Нет, не замерзла.

Я шагнула вперед и, не осознавая, что делаю, схватилась за шерстяную ткань и стала расстегивать пуговицы, пока Эмили кричала мне в лицо. Она обзывала меня самыми ужасными словами, какие только могла придумать, и при этом царапала мне руки, а остальные спокойно наблюдали. Пальто было стильным, но дешевым, поэтому пара пуговиц легко расстегнулась. В одном кармане лежало что-то тяжелое и, когда пальто распахнулось, это ударило меня по ноге. Мой взгляд метнулся к ее животу.

– Это правда? – заорала я. – Ты беременна? От Джона?

Все остальные попятились и встали за моей спиной.

Эми распрямила плечи, и выпуклый живот стал еще заметнее.

– Наверное, это лишь вопрос времени, когда все станет очевидным, – с полным спокойствием заявила она.

– Какого черта, Эмили?! – рявкнул Уолт, шагнув из-за моей спины к ней. – А ты кормила меня сказками про «женские неприятности», когда вдруг начала отказывать в близости!

– Ты это переживешь, Уолт, – ответила она почти самодовольно, как будто мы только что раскрыли ее превосходный план.

Я тяжело и неровно дышала, глядя на нее.

– Значит, – проревела я, – судя по тому, что Уолт вот-вот тебя задушит, он уверен, что ребенок не от него.

Мои слова прозвучали как барабанная дробь, а горло саднило от ярости и предательства. Я не могла посмотреть на Джона. Просто не могла. Он молчал где-то сзади, как съежившаяся тень, но тот факт, что Джон не попытался ничего сказать в свою защиту, говорил обо всем.

– Мы не были вместе уже несколько месяцев, – произнес