Почти мертвы - Сьюзен Уолтер
Я уже два дня была «дома». В той же самой квартире, где жила с тех пор, как Саванна была малышкой, но без Гейба не чувствовала себя дома. Когда зазвонил телефон, я еще лежала в постели, с подушками под ногой – подушками Гейба. Он всегда спал на двух, одну клал под голову, а вторую под колени, чтобы с утра не болела спина.
Гейб не слишком любил обниматься, и мы редко засыпали, прижавшись друг к другу, но его отсутствие в постели казалось таким же потрясением, как потеря зуба – дыра рядом со мной выглядела зияющей, бездонной и жгла, как соль на открытой ране. Гейб не храпел, но спал с открытым ртом, и я привыкла засыпать под его мерное дыхание. Без него мне приходилось открывать окно, чтобы впустить уличный шум, иначе от тишины звенело в ушах.
Я опустила ногу с подушки, чтобы сесть.
– Простите, – сказала я сотруднице морга, подвинувшись, чтобы опереться на изголовье. – Но я точно не знаю.
Я переместила подушки, но удобнее не стало. Мне всегда нравился наш матрас, но без веса Гейба, слегка наклоняющего его к центру, он казался жестким и холодным. Теперь имело смысл спать на половине Гейба – так ближе к двери и меньше шагов для ноющей ноги до ванной. Но я не могла заставить себя это сделать. И потому осталась на своей половине, а когда просыпалась ночью, чтобы пописать, приходилось обходить кровать вокруг пустого пространства, которое я зачем-то оставила.
И тяжелыми были не только ночи. Конечно, я знала, как работает кофеварка, но привыкла просыпаться и получать уже готовую чашку. И когда не нашла фильтров для кофе, расплакалась. Саванне пришлось оттеснить меня и сделать кофе самой. Я задумалась, успела ли она сварить кофе, прежде чем уйти на утреннюю пробежку, потому что не могла себя заставить этим заняться, но ужасно нуждалась в кофе.
– Вы должны были получить документы по почте, – сказала сотрудница морга.
Пока я была в больнице, почту забирала Саванна и складывала на кофейном столике. Обычно почту открывал Гейб. Если там было что-то для меня, он клал письма на маленький секретер, который я использовала в качестве письменного стола. Я не знала, что делать с его почтой, поэтому просто оставила все в куче.
– Простите, – снова извинилась я. – Я поищу.
Я боялась встать с постели, ведь это значило столкнуться с целым ворохом незнакомых обстоятельств. Наше утро проходило в определенном ритме. Первым принимал душ Гейб, и к моему приходу ванная как следует нагревалась и наполнялась паром. Он всегда вешал мокрое полотенце на штангу для шторки, считая, что иначе оно пропахнет сыростью. Щетина нашей общей электрической щетки была мокрой, и он почти всегда оставлял зубную пасту открытой. Но теперь щетка была сухая, штанга пуста, а ванна выглядела голой, холодной и незнакомой.
– Могу порекомендовать похоронное бюро, если хотите, – сказала женщина, и я тихо заплакала. – Вы живете поблизости?
– Недалеко, – только и сумела произнести я.
Она пробарабанила названия нескольких похоронных контор, но я ничего не записала. Потом она объяснила процедуру истребования тела и сказала, что, подобрав похоронную фирму, мне нужно будет заполнить еще кое-какие документы.
– Сколько экземпляров свидетельства о смерти вам нужно? – спросила она. – Каждое стоит пятнадцать долларов.
Пятнадцать долларов – это немало для листка бумаги, и разве я не могу сделать копию, если понадобится?
– Наверное, только одно, – ответила я, не понимая, зачем кому-то может понадобиться больше.
– Вам нужны будут оригиналы, чтобы получить страховку или военную пенсию, – предупредила она. – Или закрыть банковские счета, которые не были в вашем совместном владении.
Вряд ли Гейб застраховал жизнь или имел тайные банковские счета. Возможно, ему положено что-то от армии, но я понятия не имела, как это узнать.
– Понятно. Тогда две.
– Вы всегда можете заказать еще, – поспешила заверить она, и я пыталась не удариться в панику из-за того, что не знаю, как это делается. – Как только выберете похоронную контору, позвоните мне, – любезно предложила она. – Я согласую с ними все документы.
И она повесила трубку.
Я посмотрела на комод мужа. На нем еще стояла кофейная чашка с надписью «Лучший папочка», которую Саванна подарила ему на День отца. Я взяла ее и заглянула внутрь. Кофе испарился, и дно покрывал толстый слой осадка. А на кромке остался отпечаток губ в форме полумесяца. Я даже разглядела крохотные вертикальные линии.
Я взялась за ручку, как делала тысячи раз. Сжимая кружку в ладони, я представила, как его рука ложится поверх моей, прижимает мою ладонь к мягкому изгибу чашки. Я закрыла глаза и вообразила, как он крепко меня обнимает.
– Не отпускай, – прозвучал голос, и лишь через несколько секунд я осознала, что он мой.
С кем я говорю? В комнате никого нет. Руки, которые обнимали меня, направляли и любили, сейчас гниют в морге, вместе с плечами, к которым я прислонялась, и с глазами, которые всегда видели во мне красоту даже в самые худшие дни.
Я обхватила кружку обеими руками и прижала холодную керамику к груди.
– Не отпускай, – повторила я, а потом поняла – быть может, я говорила это самой себе?
Мой муж больше не держится за жизнь, о чем ясно заявила сотрудница морга. Но если его здесь нет, это не значит, что я не могу до него дотянуться. Мы родственные души, я поняла это с первого взгляда. А душа живет вечно, как учили меня в воскресной школе. Гейб не исчез, а просто ушел. Я не могу его вернуть, но могу последовать за ним.
Я открыла глаза. Я прожила в этой квартире пятнадцать лет, но внезапно все показалось мне незнакомым.
Здесь больше не мой дом, это очевидно.
Вопрос только в том, как далеко я готова зайти, чтобы найти новый.
Глава 22
Я приняла три таблетки викодина из пузырька, который мне выписали, а значит, осталось еще семнадцать.
У Саванны сейчас соревнования по легкой атлетике. В другое время я бы пошла, но стоило мне подумать о том, как я буду взбираться на скользкие металлические трибуны с едва сгибающейся ногой, и у меня сдали нервы. Мне выдали временный знак «Инвалид», но иногда парковка находится прямо в открытом поле, и у
