Давид Сурдо - Тайный дневник да Винчи

— Не знаю, но вполне возможно.

— И где же, по-вашему, находятся эти доказательства?

— Полагаю, если они есть, то разбросаны по крупицам повсюду: в прессе на чердаке, на страницах книг в его домашнем собрании и в тысяче других книг, рукописей и статей, которые он разыскивал и читал в книжных магазинах и библиотеках в разных уголках Европы. Они могли обсуждаться на конференциях, в чьих заседаниях он принимал участие, а также находиться в замках, церквах, архивах и монастырях, куда он наведывался. А главное, они хранились у него в голове, множество деталей и фактов, собранных воедино.

Просто поразительно, как красноречиво умел выражаться столь угрюмый немногословный человек. Он явно многому научился у Клода за долгие годы, прожитые бок о бок. Альбер предложил разумное объяснение, по сути, лежавшее на поверхности. Со стороны Каталины было наивно надеяться, что существует единственное доказательство, убедительный документ, подтверждающий (на основании серьезных и неопровержимых свидетельств), будто Иисус оставил потомство.

— Я понимаю, — сказала она.

Каталина не осмелилась бы с полной ответственностью назвать себя атеисткой. Она верила в существование некой высшей силы — Нечто с большой буквы. Но все, связанное с институтом церкви и культовыми обрядами, представлялось ей излишним и пафосным. Поэтому гипотеза, что у Иисуса мог родиться ребенок в браке с Марией Магдалиной, как у обычного человека, Каталину не шокировала и, с ее точки зрения, заслуживала большего доверия, чем неправдоподобные библейские предания. И Каталина сделала вполне закономерный вывод:

— Если мой дед действительно раздобыл нужные доказательства, следовательно, он не верил, что Иисус — Сын Божий.

— А почему нет? Иисус был человеком. Если он мог полюбить женщину и иметь от нее ребенка до того, как его распяли, это вовсе не означает, что он не являлся также и Сыном Божьим.

Каталина не поняла, Альбер высказывал свое личное мнение, мнение Клода Пенана или их общую позицию. С данным утверждением при желании можно было бы поспорить, тем не менее оно не казалось абсурдным.

— Что искал дед в замке Жизор во время Второй мировой войны? Новые свидетельства о Приорате Сиона?

— Этого я также точно не знаю, но предполагаю, что да. — Голос сторожа слегка дрогнул [изменился]. — Как я уже говорил, все, чем он занимался, в той или иной степени имело отношение к Приорату.

— А что рассказывали помощники, которых он нанял, — Ломуа и Лессенн?

— Всегда одно и то же: будто ваш дед никогда с ними своих планов не обсуждал, и они ничегошеньки не нашли.

— А в последнюю ночь раскопок, сразу после высадки десанта в Нормандии, дед устроил взрыв, заметая следы?

— Угу.

— А вы знаете, последний номер газеты из архива в мансарде датирован именно 1944 годом?

— Нет.

— Однако это так. Вы догадываетесь почему?

Альбер задумался ненадолго, а затем ответил:

— Нет… Но возможно, вам будет интересно услышать, что в какой-то момент, в конце 1976 года — я отлично это помню, — ваш дед полностью все забросил.

От внимания Каталины не ускользнуло: именно в то время, по словам адвоката д’Аллена, дед изменил завещание и включил ее в число наследников.

— Что значит, все забросил?

— Забросил исследования. Собрал в кучу свои записи и сжег их во дворе. С тех пор он жил, как все обычные люди, и делал то, чего раньше не делал никогда, например, ходил на рыбалку, гулял по городу или вдоль реки.

— Но почему?

— Я часто задавал себе этот вопрос. Очень часто. И мне на ум приходит только один ответ… Он наконец нашел, что искал, и продолжать поиски больше не имело смысла.

Каталина вспомнила, как описывал д’Аллен последние годы жизни деда, и забросила пробный шар:

— А не могло случиться, что он сошел с ума? Месье д’Аллен признался: под конец он замечал у деда некоторые симптомы паранойи.

Сторожа явно задело такое предположение, хотя оно и исходило от внучки Клода.

— Ваш дед начал проявлять странности намного позже, только в последние месяцы жизни. Кстати, параноик и сумасшедший — не одно и то же. Порой даже у самого рассудительного человека есть основательные причины вести себя как параноик. Ваш дед не был безумен. Дело совсем в другом.

— Откуда у вас такая уверенность?

— Я хорошо его знал.

— А д’Аллен нет?

— Д’Аллен достойный человек, и дед ваш его ценил, но они виделись один или два раза в месяц, когда месье Пенан заходил к нему в контору, приезжая в Париж. Д’Аллен не жил с ним бок о бок в течение двадцати лет.

Сильный аргумент, но увы, и малообъективный, именно потому, что Альбер прожил рядом с дедом столько времени.

— Все ясно, — уступила Каталина. Продолжать спор не имело смысла.

Повисло молчание. Вопрос, казалось, исчерпан. Откровения сторожа подтвердили некоторые выводы, сделанные Каталиной при чтении газет в мансарде. Это обнадеживало, однако осталось еще немало темных пятен, которые не мешало бы прояснить. Каталине предстояло все хорошенько обдумать, по примеру своего деда соединить в единое целое разрозненные детали и факты, которые удалось собрать. К ним теперь добавилась новая проблема: Приорат Сиона и вероятность того, что дед нашел неопровержимые доказательства существования потомства Христа. Сомнительно, конечно… И все же с анализом придется подождать, поскольку она еще не узнала главного.

— Вы знаете некоего месье Дюмерга?

— Да. Он служит в мэрии. Скользкий тип.

— Я виделась с ним сегодня. Я просила объяснить мне, почему городские власти Жизора не разрешают на протяжении стольких лет исследовать подземную часовню, часовню Святой Екатерины, обнаруженную Роже Ломуа.

— Угу, — невнятно пробурчал сторож.

— Вообще-то после свидания с Дюмергом я знаю не больше чем прежде, он так ничего и не сказал.

— Беседа отклонилась от темы?

— Именно так. Мало того, что она отклонилась от темы, у меня сложилось впечатление, будто Дюмерг нарочно увел ее в сторону. По существу, он сообщил мне только одно. Он утверждает, что мой дед был коллаборационистом во время немецкой оккупации.

— Угу, — повторил Альбер, на сей раз со вздохом, протяжно.

— Пожалуйста, Альбер, скажите честно, дед сотрудничал с нацистами или нет. Я взрослая. Я не собираюсь устраивать истерик и выбрасываться из окна, если вы ответите утвердительно. Я только хочу знать правду.

— Думаю… нет.

— Думаете, но не уверены?

Альбер заерзал в кресле, как будто неприятные мысли причиняли ему физический дискомфорт.

— Послушайте, мадемуазель Пенан, я начал работать у вашего деда в шестидесятых годах, поэтому плохо представляю, чем он занимался раньше.

— Но вы его знали. Вы сами только что на этом настаивали. И вы прожили в городе всю жизнь, — настаивала Каталина, не удовлетворенная уклончивым ответом. — Вы наверняка в курсе, что говорят люди о моем деде.

Альбер молча смотрел на Каталину. Он явно боролся с собой, размышляя, стоит ли откровенно выкладывать ей все, что знал. Приняв решение, он глубоко вздохнул и заговорил:

— Люди говорят, во время оккупации ваш дед устраивал приемы для немецких офицеров и постоянно путался с ними. Особенно часто его видели с командующим гарнизона крепости.

Наверное, речь о том веселом немце с фото, подумала Каталина. Ничего нового Альбер ей не сообщил. Она надеялась, он сможет ответить на вопрос однозначно, но сторож, похоже, знал не больше, чем любой сплетник в городе, не больше, чем чиновник в мэрии. Загвоздка в том, что Каталина ему не поверила. Такова специфика работы: журналисты умеют отличать ложь от правды не хуже полицейских. И Каталина почувствовала: Альбер что-то скрывает. Но что? И почему? Вдруг ее осенило…

— Мари! — воскликнула Каталина.

— Э?..

— Мари знает про город все на свете, верно? Она знает все о каждом, не так ли?

— Ну да. Она, конечно, много чего знает.

Каталина отметила некую натянутость в словах сторожа. И перешла в наступление:

— Держу пари, именно так. И спорим, она знает массу вещей о моем деде, которых не знает никто. Никто, за исключением, возможно, того, кому она все рассказала, кому она полностью доверяет, кого Мари считает необыкновенным человеком, только немного замкнутым… Кому-то вроде вас, Альбер.

Честный сторож взглянул на нее почти с отчаянием. Он никогда не умел лгать.

— Я не могу вам рассказать. Иначе я подведу Мари. Вам она не расскажет.

— Не расскажет, если ее попрошу я. Но может быть, она согласится, если попросите вы. Вы сделаете это для меня, Альбер?

После едва уловимой паузы последовал ответ:

— Да.

И в этот момент внезапно грянула пронзительная трель мобильного телефона, отдаваясь эхом в маленькой гостиной. Сторож сунул руку в карман, нащупывая аппарат. Каталина указала ему на стеллаж, где лежал телефон, забытый хозяином.