Галина Романова - Ты у него одна
– И только-то?! – Эмма тоже поднялась и взяла в руки сумочку, стараясь не показать бешенства, клокотавшего у нее в груди. – Ну если дело только в этом, то, думаю, проблем не будет. Вы всегда были мне за отца, дядя Гена. И ваша опека теперь, когда я осталась совершенно одна… К тому же мне, возможно, понадобится ваша помощь в скором будущем…
– На что ты намекаешь?! – не выдержав, все же взвизгнула Лана и взвилась с места, моментально приковав к себе взгляды большинства присутствующих в ресторане. Вернее, всех тех, кто был еще в состоянии относительной трезвости и способен был видеть, слышать и оценивать неадекватное поведение посторонних. – На что ты весь вечер намекаешь?! Ты что, беременна, мать твою?!
– Гм-мм… – «Дядя Гена», смутившись, закашлялся и послал в адрес Данилы один из своих гневно-вопрошающих взглядов. – Что-то я, ребятки, не совсем понимаю… Эмма, что такое? Уж не хочешь ли ты сказать…
– Именно! – с радостным всплеском Эмма схлестнула перед грудью руки. – Именно, дядя Гена, это я и хочу сказать! И если на роль деда вы не проходите, явно не проходите, то уж крестным отцом быть просто обязаны!
Она повернулась к ним обнаженной спиной, моля бога лишь о том, чтобы они не заметили на ней капель пота, выступивших от приступа безумной ярости. Чтобы дойти так – с высоко поднятым подбородком – до самой машины и не споткнуться. Чтобы не отреагировать на злобное «Сука! Сука! Сука!», что выкрикивала ей в спину взбесившаяся Лана. И чтобы, не дай бог, не дать понять этому ублюдку, ее мужу, как ей больно! Как ей невыносимо больно наблюдать за его равнодушным созерцанием того, как ее втаптывают в грязь.
Мерзкий, мерзкий, мерзкий…
Она шептала это всю дорогу от ресторана до дома. Она без устали повторяла это, погрузившись по самые глаза в горячую ванну. Она не переставала твердить это, укутавшись с головой в одеяло и подтянув к подбородку подрагивающие колени. А потом она уснула. И всю ночь проплакала, наблюдая за собой, жалкой, растрепанной, одинокой, заброшенной, словно со стороны. Может, это был всего лишь сон, но, проснувшись, Эмма обнаружила, что подушка совершенно мокрая, а глаза припухшие, а на душе, как в самый великий день скорби, – пусто, сумрачно и тяжело.
Она встала с постели и тут же покачнулась. Ухватилась за край прикроватного столика и почти тут же почувствовала дикий приступ тошноты.
«Накаркала, идиотка! – мелькнуло в мозгу, пока она бежала, роняя тапки, к унитазу. – Точно, накаркала!»
Что за дьявол подначил ее вчерашним вечером, заставив врать про врача какого-то, про крестины, Эльмира и сама не знала. То ли действительно в подсознании ожило вдруг воспоминание об обмане, к которому прибегла покойная Лена. То ли захотелось стереть самодовольство с лица Ланы, которая на протяжении всей встречи бросала на Данилу собственнические взгляды, то ли… То ли само ее естество ей подсказало, что так тому и быть. Но, корчась сейчас над унитазом в рвотных спазмах, Эмма проклинала себя на чем свет стоит.
А вдруг правда, что тогда?! Что с ней будет?! Представить себя в роли матери было непостижимо. Это было выше ее сил. И не потому, что она боялась трудностей, а потому что у ребенка непременно должен быть отец. Непременно! А у ее ребенка, если, конечно, ее сегодняшнее недомогание не последствие вчерашнего пиршества, отца нет. Вернее, как биологическая особь он в природе существует, но вот на место подле них он не имел права претендовать.
«А он и не думает этого делать, дура! – сказала она себе, увидев в зеркале ванной скукоженную позелевшую физиономию. – Ему теперь не до нас! У их теперича Лана есть и „Ягуар“, а также комплекты из кожаных штанов и жилеток. А это уже – ого-го-го!»
Эмма пустила воду и сунула под струю растрепанную голову. Нечего терзать себя непонятно чем. Во-первых, беременности, которую она вчера спонтанно выудила из глубны сознания, может вообще не оказаться, поскольку ложной она была изначально. Во-вторых, в вероломстве супруга ей удалось убедиться уже приличное время назад, так что открытием для нее это не было. Ну, а в-третьих… В-третьих, ей нужно срочно узнать: отчего это разлюбезный «дядя Гена» решил лишить ее свободы действий? Чем продиктована такая отеческая забота с его стороны? Что не соблюдением ее интересов, это несомненно, но тогда ради чьих?!
Эмма торопливо вытерла голову и понеслась к себе в спальню. Там она выудила свои исчерченные вдоль и поперек детективные заметки, добавила к ним еще один пункт под аббревиатурой ДГ и окружила хороводом вопросительных знаков. Потом долго и настойчиво сверлила записи глазами и все пыталась понять, что же ее так тревожит. Что лежит на поверхности и настойчиво требует к себе внимания. До черных мушек в глазах она вглядывалась в эти строчки, но лишь нажила себе головную боль. Ну никак не могла она найти логического объяснения, абсолютно никак!
Женщина с ребенком в машине, владелец которой должен быть установлен Кошкиным по номеру. Присланные ей бриллианты, выколупанные из броши в виде цветка, заказанной ее отцом и якобы подаренной им любовнице. Что за любовница?! Откуда она вынырнула на свет божий? Уж не та ли самая, что заставила покойную Зойку корчиться в муках ревности? А ежели она и есть, то какого черта присылает ей эти сверкающие капли? Если желает подобным образом вернуть отцов подарок наследнице, то прислала бы всю брошь целиком. Приколола бы к этой самой синей тряпке…
Стоп! Вот оно!!!
Эмма сусликом выпрямилась на кровати и затаила дыхание. Да, да, да… Это как раз то!.. Именно то!.. Она видела это синее платье. Видела! И брошь эту видела! Точно помнила, что в ее жизни была, мелькала где-то эта синяя шерстяная ткань и слепяще сверкающий цветок на ней. Но где?! Когда?!
– Теплее, теплее, уже теплее, – принялась она бормотать, потирая виски. – Но где?! И когда?!
Как следует поразмышлять над этим ей не удалось, потому что раздался телефонный звонок и спустя пару минут на нее обрушилась еще одна новость, окончательно и бесповоротно загнавшая ее в тупик.
Да что там тупик, ее просто распластал по стене игриво-сальный голосок Макашова, известившего ее о том, что номер машины, тот самый номер, по которому она пыталась установить владельца транспортного средства… принадлежал ее собственной машине.
– Что?! – Это было все, что сумела пискнуть она в трубку в ответ на его бархатную похотливую интонацию.
– А то! – передразнил ее писк Кошкин-Кешкин. – Этот «Форд» значился и значится твоим, дорогая ты моя школьная подруга! Зачем тебе нужно было морочить голову занятым людям, ума не приложу…
Он еще пораспространялся о ее взбалмошности и нежелании вникнуть в суть проблем работы правоохранительных органов, затем простился и отключился.
Эмма отключилась тоже, только ее отключка носила несколько иной характер. Она просто обессиленно сползла по стене в прихожей и тихонечко заскулила.
– Господи! Да что же это такое творится-то кругом?!
«Форд», тот самый красавец «Форд», который предательски экспроприировал у нее Вениамин, мужчина ее мечтаний и терзаний. Пять лет назад они попытались спастись бегством из родного города, решив оставить за его пределами все разборки, все проблемы, связанные с поиском пропавших сокровищ. В то время общественность, связанная так или иначе с этой историей, словно обезумела. Эмма была в эпицентре этих событий, и Вениамин бойко подставил ей свое плечо, уговорив просто-напросто удрать. Они собрали вещи и уехали. Эмма повезла его в далекий курортный городок, на землях которого располагалась уйма санаториев и где семья Потехиных имела свой маленький домик. В этот самый домик Эмма его и привезла. Они почти уютно расположились. Потом Вениамину что-то понадобилось в городе. Он взял ключи, сел в ее машину и уехал. Как потом оказалось, уехал навсегда. Больше она о нем ничего не слышала и никогда его более не встречала. Он исчез на ее «Форде», который не числился в угоне по той лишь простой причине, что она не задавалась целью найти его. Она не пошла в милицию, не заявила об угоне, не написала никаких заявлений… и с течением времени почти забыла об этой машине. А номер так вообще стерся из ее памяти. За эти пять лет она сменила четыре автомобиля. На последней дважды меняла номера из капризного суеверия. То тройка ее не устраивала в середине, то семерка была нужна. Стоит ли говорить о том, что тот набор цифр напрочь выпал из памяти. Да, нельзя отрицать, что что-то заворочалось у нее внутри, когда она босиком в дождь догоняла мальчика. Что-то беспокойно запульсировало в ее голове, когда он сел в машину, как оказалось, в ее собственную. Но в тот день ей было не до воспоминаний подобного плана. В тот день она едва не шагнула в пропасть, проклиная все на свете, главным образом свое одиночество. До машины ли ей было?..
Эльмира просидела, скорчившись на полу, до тех пор, пока не затекли ноги. Потом она осторожно положила трубку на аппарат и пошла в кухню. Там она решила сварить себе крепкий кофе. Наделала бутербродов с колбасой, сыром и семгой и, дождавшись, когда над туркой вздыбится клубком густая темная пена, приступила к завтраку.
