Марина Крамер - Инкогнито грешницы, или Небесное правосудие
– Зачем?
– Развод, Мишаня, – очаровательно улыбнулась Марина и закурила. – Банальный тупой развод. Проучить хочу иуду одного, а руки марать брезгливо мне, да и невозможно. Но наказать – хочу, да.
– Ну, пушной зверь песец напал на Николая Дмитриевича, – притворно вздохнул Ворон, сразу смекнувший, куда клонит Марина и кого имеет в виду. – Если уж ты ради этого прилетела – то что говорить.
Марина стряхнула пепел и уставилась в лицо Мишки своим тяжелым взглядом, от которого так и не смогла избавиться, как ни старалась.
– А что ты мне посоветуешь? Грохнуть я его не могу – кровь. А оставить жировать – нет уж! Я, значит, в пердях европейских скрываюсь, а он тут живет на широкую ногу и поперек себя шире уже стал на мои-то денежки? Ну, сейчас!
– Ты не заговаривайся совсем-то, – улыбнулся Ворон, невольно любуясь ставшей в гневе еще лучше Мариной. – Англия – не такие пердя уж…
– Да ты там поживи, а? – предложила она, раздув ноздри. – Я утром глаза открыть боюсь – одно и то же за окном, как фотообои!
Ворон захохотал. Манера Наковальни разговаривать всегда приводила его в восторг – эта женщина умела подобрать такое определение к слову, явлению или состоянию, что лучше, казалось, просто не скажешь.
– Я только не понял – офис тебе зачем?
– Миш, я тут немного справочек поднавела о супруге моего обожаемого племянничка. Она, оказывается, девочка еще более жадная, чем ее муженек. Мало, что казенные денежки, спорткомитетом выделяемые на экипировку, умело пополам почти раскалывает, так еще и ухитряется какие-то левые фирмы подсунуть, за три копья в Китае берет, на каком-то полуподпольном заводе, а здесь сбывает втридорога. Прикинь, какая прибыль? – Марина ткнула окурок в пепельницу и продолжила: – А никто из «теневых» ее не потряс до сих пор как раз потому, что Коленька – мой племянничек, а фамилия моя все еще тут кое-кому памятна. Вот и подумай – я могу это спустить или как?
– Ты-то? «Или как», – хмыкнул Ворон. – Сколько тебя помню – ты своего не отдавала.
– Ну, так и сейчас верну, если не все – то большую часть. На жадности своей и погорит Верка эта. Но мне надо, чтоб наверняка. Смотри. У нее есть подруга, тоже бизнесом занимается. Девка одинокая, но у нее очень больная мать, которую можно на ноги поставить только в Германии, а денег таких нет. Если ты мне поможешь – мы двух зайцев завалим – я решу свои проблемы, а девочка сможет маму вылечить и отсюда свалить. Понимаешь, я о чем?
Марина закурила новую сигарету и внимательно наблюдала за тем, как официант расставляет перед ними подносы с роллами, маленькие чугунные казанки с супом, наливает соус в чашки. Ворон тоже рассеянно смотрел на стол, а в голове его крутились мысли. «Хитрая сука, как была хитрая – так и осталась. Все продумала, все уже просчитала, и места слабые нашла, и возможность и рыбку съесть, и в дамки влезть. Свое возьмет и девке вроде поможет – на карму сработает. Откуда ума столько в одной бабской голове, а?»
Вслух же спросил, покручивая палочками-хаси над подносом с роллами:
– Ты что имеешь в виду?
– Ну, я думала, у тебя реакции отработаны, – с неким даже сожалением в голосе протянула Марина, откладывая только что взятую ложку для супа. – Надо всего ничего. Выбираешь из своих парней пострашнее и отправляешь к девочке на квартиру. Они – без фанатизма, естественно – объясняют ей, что вот этот буклетик, – Марина порылась в сумке и бросила на стол отпечатанный по звонку Ветки в типографии буклет с рекламой ее псевдофирмы, – нужно аккуратно показать подружке Верочке и ненароком сказать, что проценты в этом банке заграничном – аховые, и чем больше сумма, тем круче выгода. И, мол, Наташа – ее так зовут, кстати, – сама туда все свои активы перевела и даже успела дивиденды первые получить. А чтобы у Наташи интерес возник так с подружкой обойтись, вот эту карту банковскую мальчики пусть ей покажут и в банкомат свозят, чтобы посмотрела, сколько на ней денег, – с этими словами Коваль снова полезла в сумку и извлекла конверт с банковской картой. – И, мол, карта эта вместе со всеми деньгами – ее, и место для мамы в клинике уже имеется, это я решу завтра. Понятно? Если девочка не дура – а она не дура, я думаю, – то все будет так, как мне надо.
– А если она не поверит? – с сомнением спросил Мишка, хотя сам был уверен в успехе процентов на восемьдесят.
– Она-то? Мишаня, когда на кону жизнь матери, а возможностей нет – тут дьяволу душу заложишь, если он вдруг появится и попросит. А мать у нее в тяжелом состоянии, это я тоже отлично знаю.
– Откуда?
– Какая разница? Информатор надежный, не сомневайся.
Все это Марина услышала сегодня в машине, пока ехала сюда. Банковская карта на имя Ксении Ольшевской была оформлена ею еще в Англии, так что концов никто потом и не найдет. Сумма на ней была приличная, хватило бы на лечение больной матери Вериной подружки. А Даша, всегда знавшая все о хозяевах того дома, где работала, оказала, сама того не подозревая, огромнейшую услугу своей любимой Марине, у которой провела почти все время, что та была замужем за Егором Малышевым, и еще много лет потом.
– Ну, как?
– Годится, – решительно заявил Ворон. – Только это надо быстро делать, как только все работать начнет. И тебе потом сразу валить отсюда.
– Обижаешь! Через три дня, как только деньги упадут на счета, я сразу и исчезну.
– С офисом не парься – у меня есть небольшая фирма, я там сотрудников еще на недельку погулять выпущу, они мне погоды не делают. Вот там и провернем. Лишь бы клюнула родственница твоя.
– Клюнет, не бойся. Жадные люди всегда на халяву и заоблачную выгоду ведутся. И эта такая же.
Больше они не касались этой темы, справедливо решив, что обсуждать тут нечего – все и так предельно просто и понятно. Ворон все исподтишка посматривал на Марину и удивлялся – даже новое лицо не сделало из Наковальни другого человека. Она осталась прежней – если вдруг дело касалось ее интересов, то было уже все равно, кто именно встал на дороге. Хотя, справедливости ради, Ворон припомнил, как именно Колька отблагодарил свою считавшуюся мертвой тетку. И за подобное сам бы тоже наказал. Но если он бы поступил бесхитростно – просто прихлопнул бы зарвавшегося Николашу, – то Марина, опасаясь проливать родную кровь, решила иначе, и это будет не менее больно и действенно.
– Может, выпьем по маленькой? – предложил он, но Коваль отрицательно качнула головой:
– Я за рулем, Миша. Давай потом посидим, как дело сделаем, хорошо? Тогда и выпьем. Да и отблагодарить я тебя должна буду за помощь.
– Ну, ты совсем обуржуинилась, – усмехнулся он. – Я тебе помогу не потому, что денег мне надо, а потому, что ты мне в свое время так помогла – никому не снилось даже.
– Если ты про Беса, так забудь – я не тебе, я себе помогала. Кстати, не слышно – он живой там еще?
– А хочешь – навестим родственника твоего? – вдруг предложил Ворон, глянув на часы.
– А давай, – усмехнулась она. – Я ж его давно не видела. Жаль, не узнает…
– Ой, да это к лучшему, – отмахнулся Мишка, жестом показывая официанту, чтобы принес счет. – А то кондратий обнимет мэра нашего – я что делать-то буду, у меня еще планов громадье.
Они посмеялись, Ворон заплатил по счету, выразительно глянув на Марину, попытавшуюся достать свою кредитку, и покинули ресторан.
У здания больницы они оказались минут через пятнадцать, припарковали машины, и Ворон вышел из джипа, подошел к Марининой «Тойоте» и открыл дверку:
– Значит, смотри. Меня тут в лицо знают, я считаюсь близким другом – ха-ха! А ты со мной.
– Не напрягайся. Хочешь сказать, что я твоя любовница – скажи, не отказывай себе в удовольствии, – хохотнула она, выбираясь из машины.
– Ох, и язык у тебя – чисто бритва, – покачал головой Мишка. – Ладно, идем.
В реанимацию их пропустили без проблем, и Марина, шагая по коридору за Вороном, все пыталась припомнить, сколько раз проходила здесь и как врач, и как посетительница, и даже как пациентка. Выходило довольно ощутимое число…
– Что, ностальгия? – тихо окликнул ее Мишка, останавливаясь у одного из застекленных постов.
– Да ну… Просто ощущение странное – вроде как все свое – и в то же время чужое абсолютно.
Она передернула плечами, словно стараясь отогнать неприятные воспоминания. Ворон толкнул дверь и пропустил Марину вперед. В палате по центру стояла единственная кровать, сразу у двери сидел охранник, при виде Мишки моментально вскочивший и испарившийся. Медсестра, сидевшая за высоким деревянным бортом поста, что-то писала, но тоже встала и вышла, чуть задержавшись на пороге:
– Вы, пожалуйста, недолго. Григорию Андреевичу стало хуже.
Когда за ней закрылась дверь, Марина приблизилась к кровати. Бес с забинтованной, как у мумии, головой неподвижно лежал, опутанный проводами. Коваль поразило другое – он не был на искусственной вентиляции, дышал сам, и дыхание было ровное и спокойное, а не прерывистое и тяжелое, как обычно бывает у таких больных.
