Окна в облаках - Евгения Михайлова
– Подожди, Коля… Ничего не понимаю. Да, у Саши склонность к простудам, бывало что-то вроде бронхита. Он глотал таблетки кучами, болеутоляющие тоже. Говорил, что рецепты выпрашивает у разных врачей, потому что в аптеках сейчас без них даже зеленку не купишь. Не то чтобы жаловался… Наоборот: когда Саша болеет, он замыкается в себе, просит даже не заходить к нему, хочет отоспаться. А что это?
– Точнее и по-научному тебе объяснит Ольга. Я скажу просто. Это очень запущенный рак. Центральная часть правого легкого, именно в таком месте, где он на ранних стадиях совсем не диагностируется, да и потом с большим трудом. На снимке рентгена опухоль не видна: она ползет по большим бронхам, ее бывает невозможно выделить. Короче, Александр обратился к Ольге за помощью – любой – для снятия боли. Только в онкоцентре можно достать серьезное обезболивающее. Но он даже мысли не допускал, что у него рак. Считал, что проверился достаточно полно в разных клиниках. Сказал ей, что он с детства не может выносить никакую физическую боль, дело только в этом, в его низком болевом пороге. Но ему все труднее работать, ему кажется, что его хотят уволить. А насчет тебя… Он сказал, что постоянная боль очень сказалась на его влечении, потенции, а ты его и без того за все презираешь: за небольшие деньги, за слабость, мнительность, поэтому именно к тебе он не обратился бы и в последнюю очередь.
Короче, Ольга сделала для него практически невозможное. Александр категорически отказался от обследования в центре, он даже не хотел допускать мысли, что это что-то серьезнее воспаления бронхов. И Ольга уговорила самых сильных, ведущих специалистов обследовать его амбулаторно, потом собрала консилиум… Маша, послушай ее, но я скажу короче. Это финиш. Метастазы, об операции нет и речи. Химия и облучения тоже бесполезны. Мне очень жаль, Маша.
– Уйди, Коля. Мне будет неловко при тебе разбить себе голову о стену. Другого способа привести в порядок ее содержимое я не вижу. Одно только: что говорит обо мне Ольга?
– Ты имеешь в виду, что плохое говорит? Да ничего. Она винит себя, что отмахивалась от своих подозрений по поводу его здоровья раньше. И в том, что не взяла вас обоих и не стукнула лбами, заставив все понять. Как видишь, у нее такой же метод прочистки мозгов, какой озвучила ты.
Через три месяца все уже забыли о Маше – домохозяйке на шестьдесят процентов. Она не просто вернулась на работу, но и получила место заведующей отделом. Она попросила владельца журнала оставить ей минимум сотрудников, поскольку основные материалы она будет готовить сама: для нее это проще и надежнее, чем контролировать других. Маша отслеживала все знаковые события, встречи, на ходу придумывая оригинальные формы подачи. Впивалась в самых интересных и загадочных для публики людей. Все свои репортажи, интервью, очерки и регулярную колонку писала урывками, по ночам. А получалось почему-то выразительно и ярко как никогда. Мысли и эмоции существовали в такой плотной связке, в такой насыщенной концентрации, как будто встретились в организме одного человека только сейчас, на тридцать третьем году жизни. Маша спала по два-три часа в сутки, а об усталости забыла: не было времени ее замечать.
В их квартире многое изменилось. Большая гостиная была переоборудована в комнату Александра. Там самые современные приспособления для тяжелых больных, но все оформлено в дизайне стильной мебели. На стенах большие плоские мониторы – телевизоры и компьютеры. На столиках вокруг удобного и красивого ложа – книги, гаджеты, напитки. Рядом с кроватью медицинские тренажеры. Кухня тоже оснащена самыми современными приборами для приготовления вкусной и полезной еды. На стенах прикреплены записки с расписанием: что и когда нужно включить, подогреть. Крупно – порядок приема лекарств.
Александр слабел, но по квартире передвигался, еду себе мог разогреть. У него было все для снятия боли, самые безвредные и эффективные антидепрессанты. Но очень часто Маша, возвращаясь домой, обнаруживала, что он не принял всех своих лекарств. Он отвечал на ее вопросительный взгляд:
– Мне не хотелось уснуть до твоего прихода. Я скучаю. И вот еще, что я хотел тебе сказать по поводу последних событий и нашей политики…
Никогда в жизни они так подробно обо всем не говорили, ни в какие, самые светлые моменты не были так откровенны друг с другом.
…Поздним сентябрьским вечером Маша вышла из машины, подошла к подъезду и почти налетела на Ольгу.
– Ой! Я чуть тебя не раздавила! Давно стоишь? Почему не позвонила?
– Недавно. Я звонила, у тебя было занято. Ничего, что так поздно?
– Да замечательно. Поедим вместе. Выпьем чего-нибудь. Может, Саша еще не спит.
– Я как раз хотела так приехать, чтобы он спал. Нужно кое-что обсудить.
В квартире было тихо, в комнате Александра свет не горел. Подруги уселись за стол на кухне, выпили по бокалу красного вина, поужинали. Ольга восхитилась мясом с овощами, спросила рецепт. Приступила к разговору, ради которого приехала на ночь глядя.
– Маша, ты помнишь, конечно, что я тебе рассказывала о новом экспериментальном хосписе. Там отличные условия, прекрасные специалисты. Людям реально помогают. Есть возможность уединиться, если человек хочет. Ты могла бы туда приезжать хоть три раза в день.
– Почему ты сейчас об этом заговорила? – тревожно спросила Маша. – Ты что-то заметила вчера, когда привозила Саше лекарства?
– Я не заметила в нем плохих перемен, если ты об этом. Он слабеет. Но в остальном все выглядит даже лучше, чем раньше. Он спокоен, настроение нормальное. Шутил, рассказал мне анекдот из интернета. Я о тебе. Маша, ты таешь, как апельсиновое мороженое. Одна рыжая копна на палочке. Нет, тебе идет, лицо ясное, красивое. Но я-то знаю, как может внезапно рухнуть человек от переутомления. Неожиданно для самого себя. Ты перестала себя замечать, в этом опасность. Пойми: то, что ты сейчас пытаешься одна делать для мужа, при этом много работая, можно доверить профессиональному коллективу, где люди получают
