Оксана Обухова - Паника, убийство и немного глупости
Кларисса показательно закатила глазки, поизображала личиком – ну что тут с вами поделаешь?! – и широко распахнула дверь.
– Проходите, Надежда Прохоровна, – улыбнулась во всю величину намазанных помадой губ. – Поверьте, вы очень вовремя.
Из-за плеча молодоженки Надежда Прохоровна увидела вытянутую вперед и вверх голову Виталика, тот сидел в кресле гостиной шикарного двухкомнатного номера и глазами пойманного на месте преступления растлителя смотрел на бабу Надю. На лице Маргадона проступал такой кошмар и ужас, словно в номер входила не хорошо знакомая Надежда Прохоровна, а корреспондент пикантно-криминальных теленовостей, только что застукавший его на Клариссе, которая вовсе не полноценная женщина, а соплячка одиннадцати лет и, может, даже мальчик. Черты Виталия Викторовича искажало столь паническое выражение, что баба Надя аж оглянулась – может, совсем не ей сей испуг адресован?! Чего ее бояться-то, чего так вылупился?! Ну стукнет по загривку сгоряча, ну словом выпорет…
За панелью широко открытой двери, прикрываемый еще и Клариссой, стоял Александр.
Вначале Надежда Прохоровна не без некоторого злорадства подумала, что в нем и кроется причина переполоха. Молодожен застукал Клару с павианом. Теперь собирается устроить разбор полетов над «Сосновым бором».
Потом опустила глаза чуть ниже, и речь, готовая политься в защиту бедных, ищущих общества, нервных павианов, застряла в горле.
В руке молодожена был пистолет. С длинным, наверченным на дуло глушителем.
Таким оружием рогоносцы неверных жен не убивают. Так убивают жертву киллеры.
Надежда Прохоровна сглотнула и попыталась вспомнить, прихватила ли с собой нитроглицерин, который Софа ей подсовывала: «Бери, Наденька, в нашем возрасте без этого никуда…» Но вспомнила почему-то, что положила в карман чистый носовой платок.
К слезам, поди.
Кларисса протолкнула гостью в номер, захлопнула дверь и, нажимая на нее задом, держа руки за спиной, спросила совершенно спокойно:
– Шуметь не будем, Надежда Прохоровна?
Баба Надя открыла рот, чуть слышно чмокнула вставной челюстью.
– Вот и отлично. Вы очень вовремя, дорогая моя. – Кларисса, извиваясь всем телом, плавно оттолкнулась от двери и по-кошачьи заскользила к испуганно отпрянувшему Мусину. – Виталий Викторович уверяет нас, что у него существует не которая непереносимость сложных медицинских препаратов. – Девушка как будто наслаждалась ситуацией. – Мы склонны ему верить. У него действительно может быть недуг подобного свойства. Семейный. А вот как насчет вас, уважаемая Надежда Прохоровна? Сердечко не пошаливает?
Надежда Прохоровна ошарашенно водила глазами по нарядно убранной гостиной номера люкс: кожаные диван и кресла, внушительная телевизионная панель на длинной тумбе, где еще стоит поднос с напитками, весьма недурственный букет искусственных цветов в напольной вазе, полосатые шторки, закрывающие выход на балкон, – смотрела на лица людей и никак не могла понять: на каком свете она, Надя Губкина, находится?!
Разыгрывают ее, что ли?! Кино снимают?!
Вроде бы ума хватало понять – все взаправду, все так и есть, пистолет в руках Саши не игрушка… То есть вот они, неведомый убийца и его помощница…
Но логика зашкаливала. Скрипела противоречиво: не может быть, не может быть… Саша не мог убить Марину! Он весь вечер просидел в баре вместе с Маргадоном и Мариной! Кларисса на крыльце курила… Не может быть!!!
– Надежда Прохоровна, вы когда-нибудь слышали о «наркотике правды»? – говорила тем временем Кларисса. – Очень гуманная вещь, уверяю вас. Если, конечно, здоровье в порядке… Один укол – и вы как на духу рассказываете все, о чем вас просят…
– Ребята, вы чего? – перебила баба Надя. – С ума посходили?! Взбесились?!
– Конечно, – улыбнулась Клара. – Мы все немножечко сошли с ума. Но, как только Виталий Викторович расскажет нам, куда спрятал документы Петра Афанасьевича, мы тут же придем в норму. – Насмешливо посмотрела на мрачного, не склонного к шуткам мужа. – Хотя, Сашенька, что есть норма? Мне, например, легкие безумства нравятся. – И в знакомой уже гримасе смешно наморщила нос. – Адреналин, а? Пощипывает, правда? – И в один момент резко обернулась колючей и злой, обращаясь к потрясенной бабе Наде: – Колоться будем или так все скажем?
– Чего? – хрипло сказала та.
– Ой. Вот только не надо мне тут дурочку валять. – Кларисса брезгливо махнула рукой, как кошка мокрой лапой. – Я прекрасно вижу – вы знаете про документы. О том, где прячет их Виталий Викторович, тоже, вероятно, знаете.
При этих словах Маргадон так отчаянно выпучил глаза, что баба Надя, взглянув на него только мельком, отчетливо поняла: для того чтобы вырвать у Виталика признание, где он спрятал документы брата, его придется пытать. Возможно, жестоко и долго, возможно, не только его.
Мерзавка Кларисса правильно рассчитала: пытать мужика – дело верное не на сто процентов. А вот если на его глазах терзать престарелую родственницу…
Надежда Прохоровна прерывисто вздохнула, на ослабших ногах качнулась к креслу, но так и не смогла сесть в него правильно – на подлокотник рухнула.
– Виталий Викторович, – с абсолютным по сути равнодушием, но с укором в голосе пропела Клара, – вашей тете дурно… Неужели вы продолжаете настаивать на своем? Неужели какие-то паршивые деньги вам дороже милой тетушки?
– Кончай ломать комедию, – раздался от двери командный голос Саши.
Все посмотрели на него, молодожен движением брови отдал кошке какой-то приказ, и та, жеманно поведя плечиком, мол, как угодно, я предлагала наилучший вариант, грациозно склонилась над небольшой тумбочкой и вынула из ее верхнего выдвижного ящика изящный кожаный футляр.
Надежда Прохоровна решила, что в нем упрятана дорогая авторучка и сейчас кому-то из пленников предложат написать предсмертное письмо для острастки, для должного впечатления. И это в худшем случае. В лучшем подсунут под нос какую-то фиктивную бумаженцию и попросят Виталика на ней подпись оставить…
Но Клара, с пугающей небрежностью, двумя пальчиками извлекла из футляра наполненный шприц с пластмассовым набалдашником на игле. С язвительным прищуром оглядела гостей. Как мелкая опасная хищница приценилась: кого укусит первым тонюсенький железный зубик?
– Не надо, – хрипло произнес Маргадон. – Оставьте Надежду Прохоровну в покое. Она ничего не знает.
– Браво! – восхитилась саблезубая кошка. – Как замечательно, что вы, Виталий Викторович, так бережно относитесь к здоровью родственницы. Мы ведь не хотим делать тете Наде бо-бо? Правда?
Маленький отважный Мусин храбро вскинул голову, выпрямил спину и повторил с нажимом:
– Надежда Прохоровна ничего не знает.
С удивлением и уважением смотрела баба Надя, как горделиво приосанился павиан, как натянулись щеки на скулах, каким достоинством блестят глаза, высокомерие откуда-то берется…
Но как же заманили тебя в ловушку, Виталик?! Кларисса прелестями посверкала? Пообещала – целоваться будет?
А, все пустое. Чего догадки строить? Пригласить к себе в номер по-соседски мог и этот громадный Саша. Виталий Викторович по сути своей – добродушнейший человек! Такого обмануть ну чисто как ребенка можно!
Кларисса, словно бы раздумывая, тянула время, играя на нервах, крутила в когтистой лапке тонкий шприц.
Виталий Викторович бледнел, но спину держал твердо.
– Ну что ж, – пробормотала Клара. Подошла к Мусину и начала задирать рукав его вязаного, в оленятах, джемпера. – Не так, так эдак, все равно скажешь.
Маргадон отпихивал от себя цепкие пальцы, громадный Саша надвигался на него, пугая пистолетом.
– Постойте! – выкрикнула баба Надя. И пока Виталик не вставил ничего лишнего, быстро добавила: – Документы у другого моего племянника в Москве.
Немая сцена. Гвоздь программы – застывший с задранным рукавом, разинутым ртом и выпученными глазами владелец отелей Мусин. У прочих шеи, к счастью, были повернуты к заговорившей приме.
И, пока Маргадон обретал нормальный вид, Надежда Прохоровна продолжила ворчливо вещать:
– Ну чего зря барахтаться-то, Виталик? Все равно выпытают. Позвоним Ромке, он все привезет…
– Надежда Прохоровна… – проблеял Мусин.
– Я семьдесят шесть лет Надежда Прохоров на! Молчи и слушай старших!
При окрике Виталий Викторович опомнился, припомнил, видимо, как здорово работает кулаками «другой племянник», и решил, что Рома вовсе тут не помешает, но безапелляционно сдавать позиции мудро не собирался. В подобных ситуациях моментальный и бесповоротный проигрыш лишь вызывает подозрения.
Виталий Викторович прибрал с лица блеснувшую надежду, нахмурился:
– Надежда Прохоровна, неужели вы не понимаете, мы все живы до тех пор, пока не отдали документы!
