Александр Новиков - Башня
– Признаться, не очень. Каким образом небольшие колебания пятиметрового шара могут воздействовать на огромнейшее сооружение?
– Да,– сказал Заборовский,– тут уж ничего не поделаешь– гуманитарий… Объяснять долго, придется вам поверить мне на слово.– Заборовский оттолкнул тетрадь, вытащил очередную беломорину.– Разумеется, вся эта схема должна быть просчитана и очень хорошо настроена. В случае катастрофических землетрясений-ураганов, каковые, считается, бывают раз в сто лет, амплитуда качания шарика может составить до полутора метров. Но здание при этом выстоит.
– Понятно. Но какое отношение все это имеет к нашей Башне?
– Самое непосредственное. В недрах нашей, как вы выразились, Башни висит аналогичный шарик. Он, конечно, поменьше тайваньского. Массой всего триста шестьдесят тонн и диаметром четыре метра. Но функцию несет ту же. Он подвешен на специальных стальных стропах, снабжен гидравлическими амортизаторами по горизонтальному диаметру. Считается, что этот шарик – панацея от всех бед.
– А он не панацея?
– Нет. При определенных условиях он – напротив – может стать причиной разрушения конструкции.
– Что же это за условия?
– Нужно вызвать резонанс. Если рядом с шаром взорвать относительно небольшой заряд тротила, то все то, что выше шарика,– обрушится.
За окном сверкнуло, ударил гром.
– Вы уверены? – спросил Полковник.
– Абсолютно. Могу подтвердить расчетами. А если еще дополнительно настроить демпфер, то кукурузина рассыпется как карточный домик.
– Настроить демпфер? А как это сделать?
– Элементарно. Я же его и обслуживаю. Полковник подумал: кажется, это судьба. Вслух спросил:
– А «все то, что выше шарика»,– это, собственно, что?
– Шар подвешен в камере, расположенной на втором техническом уровне. Это на высоте примерно сто десять метров.
– А то, что ниже шарика,– уцелеет?
– А черт его знает. Скоре всего, уцелеет. Но при любом раскладе оставшийся фрагмент будет завален. Он будет просто похоронен под гигантской горой обломков.
За зашторенным окном непрерывно сверкало и грохотало. Глаза Семена Ильича Заборовского светились.
После разговора с Заборовским Полковник совершил экскурсию на Башню. Лифт «Голубой диамант» поднял его на высоту триста метров. Облокотившись на хромированную трубу ограждения смотровой галереи, Полковник смотрел сверху на Великий Город. Этот Город был задуман безумным императором, воплощен в камень гениальными архитекторами и крепостными. Уже три столетия стоит он на берегах северной реки. И морочит странным светом белой ночи и скоропостижными сумерками в ноябре. И провоцирует гениальность и безумие.
Полковник смотрел на Город. Он ощущал свою неразрывную связь с этим Городом. Его дед тушил зажигательные бомбы на ленинградских чердаках, а потом лег в общую могилу на Пискаревском. Его отец строил ленинградский метрополитен.
А потом в Великий город пришли нувориши и сказали: построим здесь Башню.
И Башню – кукурузину, зажигалку, член, сверло – построили, не считаясь с мнением горожан. Более того – несогласных убивали прямо у подножия строящейся Башни. Ее воткнули в локтевой сгиб реки, как втыкают шприц с ядом,– учитывая, что на Башне разместили телевизионные антенны, сравнение вполне адекватное. В глазах большинства петербуржцев Башня стала символом всего самого мерзкого, что есть в стране.
В конце апреля две тысячи тринадцатого года Полковник стоял на смотровой галерее Башни и смотрел на Город. на его каналы и мосты. На дворцы и храмы. На кварталы пятиэтажек. Ему казалось, что он ощущает токи Города – течение воды в Неве, вибрацию мостов и шепот ветра.
Экскурсия закончилась, «Голубой диамант» повез восторженную группку богатеньких экскурсантов вниз. Полковник стоял в углу, молчал, думал: на главный вопрос: можно ли в принципе разрушить Башню? – За-боровский дал ответ: да, можно. Но как это осуществить? Заборовский сказал: «Боинг» не нужен, достаточно небольшого самолета с тонной тротила. Допустим, самолет достанем. И что дальше? Кто позволит ему приблизиться к Башне? Его собьют на дальних подступах. Все воздушное пространство над городом находится под плотным контролем. Ни один «случайный» летательный аппарат не может находится не только вблизи Башни, но вообще внутри кольцевой. Он подлежит уничтожению. И если по каким-то причинам этого не сделает авиация, то у Башни есть собственная система ПВО. Как, черт побери, это осуществить?
Неделю Полковник размышлял. Он собрал всю, какую только возможно, информацию об обеспечении безопасности Башни. Информация не радовала.
И тогда Полковник отправился к Дервишу. Когда Полковнику нужно было посоветоваться, он ехал к Дервишу.
* * *Дервиш – полковник Усольцев, уже три года безвылазно сидел в Богом забытом райцентре под Тверью. Жил в доме, который его отец построил полвека назад. Отец же посадил яблони, и теперь старый дом стоял посреди разросшегося яблоневого сада. Когда приехал Полковник, яблони как раз расцвели.
В своей прошлой жизни полковник Усольцев был резидентом советской, а потом и российской разведки в нескольких странах Африки. В его жизни было столько всего, что хватило бы на три очень крутые биографии. Дервиш сидел в тюрьме. Но и на троне вождя племени тоже сиживал. Трон, кстати, был сделан из человеческих черепов. В Рванде он в одиночку подавил попытку переворота, в Конго уничтожил секту колдунов. Как минимум восемь раз его пытались убить. При этом Дервиш свободно говорил на четырех языках, а однажды послал на х… руководителя правительственной делегации, кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС. Пожалуй, этим поступком Дервиш гордился больше всего. Самое интересное, что ему за это ничего не было. Напротив – тот самый член извинился перед Дервишем за свое некорректное поведение.
Полковник не видел Дервиша уже больше года и отметил про себя, что за этот год Дервиш сдал. Еще отметил, что Дервиш ничего не сказал про его, Полковника, новое лицо. Как будто так и надо. Впрочем, Дервиш сам бывал на нелегальном положении – понимает.
– Здравствуй, Павел Петрович,– сказал Дервиш и протянул сухую руку. Рукопожатие его было крепким, но Полковник заметил, что на руке появились пятна старческой пигментации. Год назад не было. Потом Дервиш слегка приобнял ученика, похлопал по спине:
– Ну, здравствуй, Паша.
– Здравствуйте, Евгений Василич.
– Ну, проходи в дом, а я пойду гараж отопру, чтобы Зоран смог машину убрать.
Полковник вошел в дом, а Дервиш двинулся к машине. За ним пошел Дейл – крупный кобель восточно-европейской овчарки. Дервиш шагал, сутулился, прихрамывал, опирался на палку. Хромал он давно – ногу ему сломали в контрразведке одного африканского государства. Полковник смотрел ему вслед из прихожей.
– Рассказывай,– сказал Дервиш, когда сели в гостиной – довольно большой и просторной, но темноватой, со старой тяжеловесной мебелью и фотографиями на стенах. Полковник вжикнул молнией сумки, достал бутылку. Сказал:
– «Васпуракан», Евгений Василич. Настоящий.
– Где же ты достал-то? – с ноткой одобрения в голосе спросил Дервиш.
– Это Зоран достал,– ответил Полковник. Дервиш повернулся к Зорану: Зоран!
Серб смущенно улыбнулся. Он относился к Дервишу с искренней почтительностью.
Дервиш поднялся, принес широкие коньячные бокалы, сам открыл бутылку. По комнате поплыл запах выдержанного армянского коньяка.
Дервиш сказал:
– Да-а,– плеснул в бокалы.
Полковник выпил махом, Зоран только пригубил, а Дервиш впитал в себя благородный напиток цвета старого янтаря. Серб сразу извинился и вышел, Полковник и Дервиш сели к столу, накрытому пестрой скатертью. Дейл лег у ног Дервиша.
– Давно ты у меня не был, Павел.
– Давно, Евгений Василич. как вы тут?
– Да ничего, нормально.
– А ружье зачем?
Полковник кивнул на двустволку. Ружье стояло около двери и явно не в качестве декора – на полочке рядом лежала открытая пачка патронов.
– Ружье-то? А как без него? Криминальной швали здесь хватает. Пока есть какое-никакое здоровье, держу, Паша, оборону. С Дейлом на пару. Без него бы – беда.
– А может, в Петербург вам перебраться?
– А зачем? Тем более что у вас там, как я понял, порядок только в центре?
– Да,– согласился Полковник.– Полиция контролирует только центр и Васильевский остров. Частично – Петроградку. Ну, теперь еще добавился район, прилегающий к штаб-квартире «Промгаза». Остальное – дикая территория.
– Ну, дикой территорией меня не удивишь,– сказал Дервиш. Полковник подумал: еще бы! Дервиш работал там, где людоедство было едва ли не нормой.– Но не поеду я никуда. Незачем. Да и не хочу.
– Ну… смотрите. А с властями как у вас отношения?
