Наталья Андреева - Истина в вине
— Тело уже убрали, — тихо сказал Дмитрий Александрович.
— Куда? — так же тихо спросил он.
— В ледник. Помещение, где стоят холодильные установки. Не могли же мы оставить его там, внизу.
— Какие повреждения? — деловито спросил Сивко. — Я имею в виду потерпевшего.
— Разбил череп о каменные плиты, — мрачно сказал хозяин замка.
— Его могли ударить по голове перед тем, как столкнуть, — предположил он. И заметил, как пристально смотрит на него Сивко. Словно узнает. Они с Федором Ивановичем говорят на одном языке.
— Нужна экспертиза, — весомо сказал тот, словно камень бросил.
— Я думаю, что была драка. — Он посмотрел на Воронова.
— Почему?
— Мы слышали крик. Похоже, со смотровой площадки.
— А может, он кричал при падении? — предположил Сивко.
— Судя по звуку… Нет, не похоже. Драка была! Гляньте, доска! Валяется отдельно! И пятно на ней!
Он подошел, нагнулся над доской. И в самом деле, бурое пятно. Похоже на засохшую кровь. Ему даже показалось, что к доске прилипла пара-тройка черных волос. Спросил у Воронова:
— Откуда здесь доски?
— Строители оставили, — пожал плечами тот. — Доски, цемент, кирпичи. Обычное дело.
— Обычным делом его и звезданули, — прокомментировал Сивко. — С Ваней не так-то просто было справиться. Удара он не ожидал, потому и растерялся. Ну и чувствительно было. Болезненно. Поплыл. Его и кинули через ограду.
— Мужчина? — тихо спросил он.
— Могла и женщина. Высокая, сильная. Они, видимо, стояли близко. У самой ограды…
— Звездами любовались?
— И это может быть. Но думаю, что звезды их не интересовали. Разговор, видать, был серьезный.
Он вспомнил лицо Эстер Жановны. Чувство глубокого удовлетворения. Зигмунд слабак, находится под каблуком у жены. Невысокий, щуплый. Хотя и он мог. Все могли. Елизавет Петровна тоже мужик в юбке. Решительности ей не занимать. Силы? А много ли нужно силы ударить доской по голове? А потом подтолкнуть человека, пребывающего в состоянии болевого шока и опершегося об ограду, не доходящую ему до груди? Всего лишь подтолкнуть…
— Здесь все понятно, — вздохнул Сивко.
— Ну и кто? — спросил Воронов, глядя на Федора Ивановича.
— Да все могли, — задумчиво сказал тот.
— То-то и оно… Мы-то думали, что Бейлис убил Таранов.
— Мы?
— Мы с Михаилом это обсуждали.
— А… Но почему вы думаете, что убил один и тот же человек? Таранова и Люську? Мотивы могли быть разные. И люди разные.
«Люську! Вот он и проговорился!»
— Все могло быть. Ну и что, Федя, делать будем?
— Ты хозяин, ты и решай, — усмехнулся Сивко.
— А при чем тут хозяин замка? — уставился на него Воронов.
— Хозяин положения. Хочешь — снимай осаду. Звони в милицию, приедут опера. Не хочешь — не звони.
— А что же тогда делать?
«Неужели Воронов растерялся? Не ожидал, что убьют Таранова? А чего он тогда ожидал?»
— Раскручивай! — рубанул воздух Сивко. — Сам же вчера сказал: убийца к вечеру будет найден. Вот и ищи. Хочешь сам, а хочешь, с помощником.
«Темнит Федор Иванович. Какую игру он ведет? И нервничает. Бери, Миша, паузу». И вдруг подумал: а если… Если позвонить? Отсюда можно поймать сигнал мобильной сети и вызвать милицию. Но одному не справиться. Надо нейтрализовать хозяина замка. Вдвоем они бы с Сивко скрутили Воронова, момент подходящий, а если Федор Иванович и есть убийца? И пойдет ли на такое? Посмотрел на Сивко: виду не показывает, что хочет напасть на Воронова, что ищет союзника. Нет, не пойдет. Так и самому можно доской по голове получить, да и телефона при нем нет. Не пойдет.
— Кофе хочется, — сказал он Воронову. — Надо бы проснуться.
— А у тебя, я вижу, была бурная ночь, — усмехнулся тот.
— Почему у меня? Все не спали.
— Я спал, — сказал Сивко.
— Да бросьте! Я толкнулся и к вам, и к Таранову. За пять минут до того, как услышал крик. Его в спальне не было понятно почему. А вас?
— Я спал, — упрямо повторил Сивко. Воронов глянул на того в упор и усмехнулся. Нехорошая усмешка, это называется взять на прицел.
Вниз спускались в обратном порядке. Федор Иванович шел первым, Воронов последним. В кабинете аппетитно пахло кофе, на столе стояли чашки, вазочка с печеньем, сахарница и молочник. Ранний завтрак. Картина мирная, но в одном из кресел сидел парень из охраны, в камуфляже. И тоже пил кофе.
— Ты еще здесь? — хмуро спросил Воронов.
— Так вы ж меня не отпускали!
— Можешь идти. Похоже, тебе и в самом деле подсыпали снотворного. В виски. Виски пил?
— Хлебнул глоток, — смущенно сказал парень, поднимаем — Холодно ж было!
— Иди.
— Слушаюсь!
Когда он ушел, Воронов спросил у экономки:
— Эстер Жановна, поднос на башню относили вы?
— Я.
— И спиртное?
— Да. Как вы и велели.
— Никто не входил на кухню без вас?
— Нет, никого не было.
— Вы уверены?
— Нет, никого. Вы хотите сказать, что я… — Эстер Жановна еще больше выпрямилась.
— Но кто-то же подсыпал в виски снотворное?
— Может, когда поднялся на башню?
— На глазах у часового?
— Вы меня в чем-то обвиняете, Дмитрий Александрович? — холодно спросила экономка. Самообладания она не теряла.
— Я пытаюсь выяснить, как было дело.
— Ничем не могу вам помочь: на кухню никто не заходил, ни я, ни муж снотворного в виски не подсыпали. Нам это ни к чему.
Пока продолжался допрос, он смотрел на Зигмунда. Вот кто мог подсыпать снотворное часовому! Запросто! Кто ближе Зигмунда к кухне? И к спиртосодержащим напиткам? И мотив налицо. За дочь отомстил. За унижение. Или его жена. Выключили часового и разделались с Тарановым. Спланированное убийство. А экономка врет. Еще бы! Никто же не знает, что у Ники с Тарановым был роман! Или… Воронов знает? Он же ее допрашивал! Нику! Но как хорошо держится Эстер Жановна!
И поразительное спокойствие Елизавет Петровны удивляет. Та пила теперь кофе с просветлевшим лицом. Словно бы случилось то, чего она ждала, и теперь ей стало так легко на душе! Словно бы она избавилась от кошмара. Или это следует приписать ночи любви, которой она таки добилась? Надо с ней поговорить.
Такая возможность ему вскоре представилась. Воронов дал ему карт-бланш.
— Я хочу знать, кто это сделал, — сказал тот, отозвав на пару слов. — Убил Таранова.
— А если все-таки несчастный случай?
— Это удобно всем, но…
— Человек упал с башни, накачавшись спиртным. Сорвался ночью, в темноте. Хотел рассмотреть, что там, внизу, и…
— Сразу видно: парень работал в милиции, — резко оборвал его Воронов. — Первое, что вы стараетесь доказать: он сам. Или сама. А когда не удается, хватаете кого попало и сажаете в тюрьму.
— Ох, как вам насолил следователь! Нельзя же всех под одну гребенку! Ведь экспертиза покажет наличие в крови у Таранова изрядной дозы алкоголя! Мы все пили. И пили много. С пятницы, с вечера. Вино, водку, пиво…
— Таранов пил только вино.
— Но ведь пил!
— Он себя контролировал. И вообще, кого ты выгораживаешь?
— Мне надо допросить Елизавет Петровну. Поговорить, — поправился он.
— Почему ее?
— А вы заметили, какое у нее лицо? Счастливое.
— Я бы не сказал, что счастливое. Но… радостное, ты прав!
— Вот поэтому.
— Действуй, — кивнул Дмитрий Александрович.
— Елизавет Петровна, когда мы едем? — спросил он, подойдя к хозяйке.
— Едем?
— Ну да! Домой!
— А разве… Разве Дмитрий Александрович нас отпускает? — посмотрела она на хозяина замка. Тот занялся теперь Никой, они о чем-то тихо говорили.
— Я же сказал, что не задерживаю своих гостей дольше, чем до вечера воскресенья. Сегодня воскресенье, — откликнулся Воронов.
— Еще пара часов, и разъезжаться будет некому, — буркнул Сивко. — Нас всех здесь укокошат.
— Не говори ерунды, Федор, — бросила Елизавет Петровна, поднимаясь. — Пойдем, Миша. Я тоже хотела тебе кое-что рассказать.
Федор Иванович провожал их взглядом, нахмурясь.
— Еще кофе? — торопливо спросил Зигмунд. Слишком уж торопливо.
— Да, свари мне крепкий, — велел хозяин. — Эстер Жановна, не пора ли подумать о завтраке?
— Господи, — всхлипнула Ника. — Неужели же кто-то будет есть?
А еще вчера она говорила об убийстве Бейлис так равнодушно! Видимо, в сердце рыжей девушки теплилась любовь к красавцу-миллионеру. И все, что Ника в последнее время делала, она делала ему назло. Внимание хотела привлечь, заставить ревновать. Оплакивает свои разбившиеся надежды. Какое искреннее горе!
— Идите, Эстер Жановна, — велел хозяин. — И все-таки займитесь завтраком.
— Хорошо.
Таким образом, в коридоре они оказались вместе с экономкой, а потому оба молчали. Так и дошли до дверей спальни Елизавет Петровны.
— К вам, ко мне? — спросил он.