Андрей Константинов - Решальщики. Перезагрузка
Петрухин ворчал, молотил какую-то ерунду, гнал пургу. Он уже видел сквозь узорчатое стекло кухни силуэт Саши и пятно мерцающего экрана телевизора. И главной задачей Дмитрия было разрядить обстановку. Показать, что менты и «военкомы» — туповаты, самоуверенны, а потому не представляют никакой опасности. Главное сейчас было — говорить…
— …Нам ведь дверь сломать — как два пальца. Чес-слово. А ремонтировать сами будете… Ну и где у нас беглый призывник? В шкафу прячешь?.. А, вижу. В кухне. Эй, Денис Анатолич! Выходи. Сейчас на Гороховую поедем, на призывной пункт. Да глупостей не делай. Ушибем!
Матвеев-Трубников вышел из кухни. В потертых синих джинсах, в футболке, с кружкой в руке. Его поведение изначально было неправильным, неестественным: не должен мужчина спокойно пить чай в кухне, когда в дом пришли силовики. Ежели соседка зашла потрепаться про сериалы — может. А если люди в погонах — нет. Он должен быть в прихожей, рядом с «женой». Но он сидел в кухне — «пил чай» и «смотрел телевизор». Он хотел показать, что все в порядке. Что он — добропорядочный человек, ему нечего бояться… Переиграл, голубь, переиграл…
Петрухин мазнул по лицу парня равнодушным взглядом. Узнал он его сразу, мгновенно — Матвеев. Несомненно — это был он, парень с характером.
И Купцов узнал Сашу.
«Здравствуй, Саша. Вот мы и встретились. Похоже, ты нас не ждал. Да ты и сейчас еще не понял, что мы пришли за тобой. И слава Богу, что не понял».
Купцов узнал и — как можно огорченнее констатировал:
— Не. Это не он. Не похож.
— Как так? Екарный бабай! Да ты приглядись повнимательнее, прапор!
— А чего мне приглядываться? Что я, Евницкого не знаю, что ли?
— Странно. У меня сигнал стопудовый был… Гражданка! Благоволите явить нам Дениса Антольевича! Где он, племянничек-то ваш?
— Я же вам говорила: здесь нет никого. Только мы… с мужем.
— Позвольте, — Петрухин отодвинул девушку плечом и открыл дверь в туалет. Потом в ванную, где не поленился даже отдернуть шторку. Эти его телодвижения Матвеев мог наблюдать через зеркало, висящее на стене прихожей. Купцов, дабы не выглядеть статистом, прошел в комнату: заглянул в шкаф, в тумбу под телевизором, под диван. Последнее — исключительно поисков ружья ради.
Демонстрируя досаду, Петрухин переместился в прихожую, дотошно заглянул в стенной шкаф. В этот момент он поворотился к Матвееву спиной, и при желании Саша мог бы запросто «отоварить» его по голове и выскользнуть в оставленную приоткрытой входную дверь. Но он этого не сделал. Он уже успокоился. Или, по крайней мере, расслабился.
Купцов заглянул в кухню. Матвеев все так же спокойно стоял с кружкой чая в руке. Аромат чая плыл по прихожей. Легкий, неуловимый, как… как сам Саша Матвеев. Здесь — до поры до времени неуловимый.
— Никого, — печально доложился Купцов.
— Действительно, — отозвался Петрухин, — никого.
Эта перекличка — «никого — никого» означала, что момент настал: Матвеева пора брать. Парень был опасен. Ему, как принято говорить в таких случаях, было «нечего терять», и партнеры решили, что брать Сашу они будут жестко, без лишнего гуманизма. В конце концов, тот сам поставил себя вне рамок человеческой морали…
* * *— Действительно, никого, — сказал Петрухин.
Он развернулся к Матвееву и резко — с разворота — врезал в челюсть.
Удар был неожиданный, резкий, но Саша все-таки сумел уйти. Он был в хорошей форме и, бесспорно, занимался когда-то боксом.
Рука Петрухина «провалилась». Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы не Купцов: Леонид выкрикнул нечто матерщинно-боевое и бросился на Матвеева с другой стороны. Этот его рывок и решил исход короткой битвы: Саша секундно отвлекся, и тогда Петрухин нанес левой второй удар — в печень…
Как в замедленном кино, Матвеев начал оседать. Третьим ударом — в голову — Петрухин как бы поставил точку. Саша рухнул.
Потек по полу разлитый чай. Истошно закричала Лена.
— Тихо, — попросил ее Купцов, — тихо… Все уже. Все. Вызываем полицию.
Таранущенко вдруг замолчала… кажется, она что-то начала понимать. Или все еще нет? Но, в любом случае, оборвав крик, она кивнула головой и по-детски прикусила нижнюю губу.
— Надень-ка на него браслеты, Димон.
— Сейчас. Сперва я все-таки хочу посмотреть на ружьишко.
Купцов пожал плечами и, перешагнув через Сашу, прошел в прихожую, к телефону. А Петрухин осмотрелся на в кухне, прикидывая: где же тут у Матвеева может храниться обрез… Ага! Вот он! Хм… толково придумано!
Дмитрий нагнулся и заглянул под стол: там, на двух веревочных петлях висело ружье, ствол которого был направлен аккурат на дверь. Так что в случае опасности Саша мог стрелять, не выпуская из руки кружку с чаем!
— Але, дежурный! — донеслось из прихожей. Это Купцов, не с первой попытки, но все-таки пробился на «02». — Примите информацию…
Дмитрий выпрямился и увидел, что Матвеев смотрит на него большими, слегка «плывущими» темными глазами.
— Здравствуй, Сашок.
Матвеев в ответ лишь сплюнул на линолеум кровь. В дверном проеме, прижимая к щекам ладони, материализовалась Лена, с ужасом наблюдая за ними.
— Давненько мы тебя ищем. Сейчас примерим браслетики, а через пару минут за тобой приедут дяденьки. И поедешь ты, Саня, в казенный дом… отдыхать.
Матвеев, кряхтя, начал подниматься… Да-а, живучий все-таки мужик.
— Скоро будут, — из-за спины Лены выглянул Купцов. — Нашел?
— Под столешницей. На петлях висит. Выхватывать удобно. Да и прямо из-под стола можно стрелять.
— Ловко!
Матвеев присел на корточки, ошалело помотал головой.
— А ну-ка, давай сюда ручки, Сашок, — приказал Петрухин, доставая из кармана наручники.
Саша безвольно опустил голову. Казалось, что он все еще не был способен адекватно воспринимать происходящее.
— Давай-давай, золотце, ручки!
И тут Матвеев неожиданно резко оттолкнулся от стены и ударил Дмитрия головой в живот, одновременно подхватив его руками под колени. Перед глазами Петрухина мелькнул потолок, абажур и… он врезался затылком в Лену.
Матвеев распрямился, как пружина, — рывком. И тотчас ринулся к двери.
Петрухин на автопилоте подставил ногу: Саша упал, но тут же снова вскочил. На плечи ему сзади прыгнул Купцов. Вот теперь казалось бы… Ан нет! Как в поговорке про слона и дробину, Саша развернулся и с силой впечатал Леонида спиной в дверной косяк.
Снова закричала Лена. Охнул Купцов. Он все еще не выпускал Сашу, но парень извернулся, изловчился и — стряхнул с себя Леонида.
— Стой! — заорал Петрухин. — Стой! Стрелять буду!
Вот только стрелять ему было не из чего. Да и права такого он не имел. Потому как то, что происходило сейчас в квартире, квалифицировалось в самом лучшем случае как самоуправство. (Это если прокурор добрый!) А вот ежели по гамбургскому счету — действия партнеров содержали признаки сразу нескольких тяжких преступлений.
— Стой! Стрелять буду! — снова завопил Петрухин.
Дмитрий ощущал персональную вину за происходящее. Если бы он сразу упаковал Сашу в наручники, ничего подобного не могло произойти в принципе! Ведь сказал же Купчина сразу: надень, блин, браслеты… Впрочем, очень похоже на то, что, даже и упакованный в «браслеты», Саша все равно попытался бы бежать. Так же, как зверь, попавший в капкан, все равно пытается уйти, уползти с капканом на перебитой лапе.
— Застрелю на хер! — дико выкатывая глаза, вопил Петрухин.
А Матвеев меж тем тянулся к ружьишку под столом. Секунда-другая — и квартира должна была наполниться грохотом, визгом картечи, запахом пороха и горячей крови. О чем-то подобном подумал сейчас и Купцов. А потому схватил первое, что попалось под руку, — попалась тарелка — и швырнул ее в Сашу. Тарелка ударилась в стену в нескольких сантиметрах от головы Матвеева и, разлетевшись десятками брызг, обожгла кожу лица, шеи.
И Саша — НЕ ВЫДЕРЖАЛ!.. Он ведь тоже был всего лишь человек. Возможно, он принял «взрыв» тарелки за выстрел… возможно… В любом случае, мы этого теперь никогда не узнаем.
Матвеев отпрянул от стола, оставив свою попытку достать оружие. Он пригнулся, стремительно совершил разворот на сто восемьдесят и… прыгнул в окно!
…В темном стекле образовалась еще более темная дыра, окруженная острыми зубьями оконного стекла…
Снизу донесся звук. Звук удара человеческого тела об асфальт.
И хрумкий перезвон бьющихся кусков стекла…
Из дыры потянуло холодным ветром…
* * *Петрухин бежал, перепрыгивая через ступени.
Он бежал и вспоминал, как однажды в молодости сам прыгал в окно. Вернее, прыгать в окно доводилось не единожды, но с четвертого этажа — впервые. Дом был «хрущевский», потолки низкие. Но — четвертый этаж. Тогда в адресе накрыли одного налетчика. Накрыли, по правде говоря, случайно. Но налетчик — Слон его звали — недолго думая сиганул в окно. Петрухин прыгнул вслед за ним. Удивительно, но оба остались живы-здоровы, и — более того — Петрухину пришлось еще метров сто бежать за Слоном по улице.
