Амулет сибирского шамана - Наталья Николаевна Александрова
Никакой логики! Никакого порядка! Как она сможет найти в этом коридоре нужную комнату?
На всякий случай она подергала одну дверь, другую…
Все двери были заперты.
Она пошла вперед, надеясь просто на случайность, на удачу.
Номера на дверях чередовались без всякого порядка.
3821… 4718… 5367…
Следующая табличка была чистой.
Потом последовали другие номера – 2135, 4278, 9173…
Снова пустая табличка.
И снова четырехзначные номера…
Алевтина шла вперед.
Номера на дверях менялись, время от времени попадались чистые таблички, но нужного ей номера не было…
Нет, так можно потратить всю жизнь на бесплодное блуждание по коридору! Нужно это так или иначе прекратить…
И вдруг ей пришла в голову идея, которая сначала показалась безумной.
Она оказалась перед очередной чистой табличкой, остановилась и обшарила свои карманы.
Как назло, там не было ни ручки, ни карандаша.
Но в самой глубине кармана ей попался почти пустой тюбик губной помады.
Как он там оказался?
Еще и цвет слишком яркий, кроваво-красный. Ей этот цвет совершенно не идет… Давно не надевала это пальто, на работу все больше в курточке, так удобнее в машине, но все же… не могла она в здравом уме купить такую помаду!
Ну, сейчас не об этом нужно думать!
Для начала Алевтина робко подергала дверь. Та не поддавалась, как и все предыдущие. Тогда она выдвинула остатки помады и решительно написала на табличке искомый номер:
3741.
Цифры на двери, казалось, были написаны кровью…
И едва она закончила писать номер – раздался негромкий щелчок, и белая дверь немного приоткрылась.
Алевтина открыла ее шире и вошла.
Она оказалась в такой же точно комнате, как первая.
Письменный стол, покрытый зеленым сукном с несколькими чернильными пятнами, два деревянных стула, на стене – допотопный черный репродуктор.
На столе – такая же, как в первой комнате, голубая картонная папка с матерчатыми завязками.
Только очков рядом с папкой не было.
Алевтина подошла ближе к столу, чтобы прочитать надпись на папке.
Ей показалось вдруг, что от того, что там написано, очень многое зависит…
И она не ошиблась.
На папке крупными, неровными буквами было написано:
«Канюков Петр Степанович».
У Алевтины закружилась голова, комната поплыла перед глазами.
На какое-то мгновение ей показалось, что она сидит на берегу ночной сибирской реки, возле угасающего костра, а по другую сторону этого костра лежит утопленник…
Человек с мертвенно-бледным лицом в седоватой щетине, с впалыми висками… И участковый Шишкин, морщась, что-то ищет у него в мокром, пахнущем тиной кармане. Ясно что – документы.
Это видение тут же растаяло.
Она снова была в пустой комнате, перед столом, на котором лежала картонная папка.
Папка с именем.
Алевтина вспомнила, что у того человека на берегу была такая же фамилия – Канюков. И отчество такое же, как на папке, – Степанович. Только имя у того утопленника было другое… Федор. Точно, на всю жизнь запомнила это имя.
Это не может быть простой случайностью!
Алевтина покосилась на репродуктор и открыла папку.
И репродуктор ничего ей не сказал. Не услышала она ни хамского окрика, ни холодного приказа, ни вежливой просьбы не прикасаться к этой папке.
Первое, что она увидела в папке, была фотография.
На ней был мужчина немного в районе пятидесяти, с решительным, волевым лицом и коротко стриженными седоватыми волосами.
Он был похож на того ночного утопленника. Не на этого, страшного и больного, а на того, двадцать лет назад. Тот был моложе, но если бы он дожил до сегодняшнего дня, то выглядел бы так же.
Такие же впалые виски, такой же чуть скошенный подбородок, только морщины приметной и шрама нет. Это был, несомненно, другой человек – более решительный, более энергичный, более привлекательный…
Учитывая одинаковые фамилии и отчество – скорее всего, брат того утопленника.
Значит, вот зачем всезнающий голос из репродуктора отправил ее в эту комнату…
Алевтина прочла короткий текст под фотографией:
«Канюков Петр Степанович, родился в таком-то году в Красноярске… окончил в Петербурге Горный институт по специальности геологоразведка… в настоящее время является владельцем предприятия «Сибирские алмазы», специализирующемся на добыче и обработке алмазов и других драгоценных камней».
Алевтина снова перевела взгляд на фотографию Канюкова – и вдруг она ожила.
Теперь перед ней была не статичная, неподвижная и плоская, фотография, а живое, подвижное, выразительное лицо. Алевтина видела перед собой не страницу из папки с личным делом, а экран планшета с выведенным на него изображением. Петр Канюков – а это был, несомненно, он – повернул голову и огляделся, словно почувствовал на себе взгляд Алевтины.
Потом его лицо стало уменьшаться, удаляться, как будто снимавшая Канюкова видеокамера удалялась от него, переходя от крупного плана к общему.
Вот Канюков превратился в крошечную фигурку…
Вот он вообще исчез…
Теперь Алевтина видела на странице Петербург с высоты птичьего полета – серебристую артерию Невы, разбегающиеся от нее сосуды притоков, каналов, рек и речушек Невской дельты, многочисленные острова…
Изображение сдвинулось, поплыло и снова стало увеличиваться, приближаться.
Вскоре перед ней всплыло красивое желто-белое здание с белоснежными колоннами по фасаду.
Приглядевшись к нему, Алевтина узнала Таврический дворец.
Несколько лет назад она участвовала в медицинской конференции, которая проходила в этом дворце, и хорошо запомнила огромные многоколонные залы, роскошные интерьеры.
Конференция была малоинтересная, доклады в основном читали люди, далекие от практической медицины, но там они были вместе с Александром…
Она попала туда случайно, зав отделением заболел, вот и послали ее. Александра-то все знали, в перерывах он был окружен людьми – еще бы, ведущий хирург, известный не только в их городе, но и в стране. Но она была рядом и могла наблюдать за ним, выпить кофе вдвоем… Они так редко ходили куда-то вместе…
У него была семья, а главное – работа, он был очень занят и не хотел ни на что отвлекаться. Так и сказал ей когда-то прямо: еще не хватало мне жизнь тратить на выяснение отношений – с тобой, с женой, с детьми… Времени и так не хватает…
Она тогда первый раз осмелилась ответить ему в том смысле, что разве она когда-нибудь чего-то у него просила? И хорошо, ответил он спокойно.
И она поняла, что если встанет перед ним выбор: она или работа, так он и раздумывать не станет. Так что Алевтина не то чтобы смирилась, но поняла, что лучше не затрагивать никакие болезненные темы. Да ей и самой не очень хотелось выяснять отношения.
Что тут можно выяснить, когда для него уже все давно
