Амулет сибирского шамана - Наталья Николаевна Александрова
Она очнулась от неуместных мыслей и снова сосредоточилась на ожившей фотографии.
Дворец увеличивался, приближался…
Перед ним было множество людей, которые поднимались по широким ступеням и входили во дворец.
На ступенях их встречали несколько мужчин в одинаковых темных костюмах, с планшетами в руках – видимо, проверяли гостей по спискам приглашенных.
Справа от входа был укреплен большой плакат с надписью. Изображение скользнуло по нему, и Алевтина успела прочитать крупные буквы:
«Богатства Сибири».
Видимо, во дворце проходил торжественный прием под таким многообещающим названием.
Камера снова сместилась.
Теперь она показывала огромный, ярко освещенный многоколонный зал, заполненный людьми. Мужчины в вечерних костюмах, женщины в роскошных платьях и драгоценностях.
Теперь изображение стало достаточно крупным, чтобы можно было разглядеть лица посетителей.
И почти сразу Алевтина увидела знакомое лицо – решительное, обветренное, с крупными, словно вырубленными из камня чертами.
Прохор Рокотов, приятель Журавлева…
На этот раз он был в отлично сшитом темном костюме, подчеркивающем его сильную, крупную фигуру.
Рядом с ним шла Айлана.
Снежная королева была одета в узкое серебристое платье, облегающее ее как вторая кожа и удивительно подчеркивающее необычную, экзотическую красоту Айланы.
Длинные волосы цвета воронова крыла были уложены в высокую прическу. По волосам Айланы и по лифу платья были разбросаны ослепительные искры – должно быть, бриллианты…
Изображение сместилось.
Рокотов и Айлана исчезли в толпе.
Теперь на первом плане появился высокий, немного сутулый человек с покатыми плечами и коротко стриженными седоватыми волосами. Алевтина узнала впалые виски и немного скошенный подбородок Петра Канюкова.
Рядом с ним шла стройная девушка, платиновая блондинка в бирюзовом платье, с красивым, но невыразительным кукольным лицом. Она то и дело что-то говорила своему спутнику и льстиво заглядывала ему в лицо, Канюков слушал ее без интереса.
Он взглянул на часы и завертел головой, словно кого-то искал.
Изображение снова сместилось.
Теперь Алевтина видела проходящую над залом галерею.
Там то и дело пробегали какие-то озабоченные люди, видимо, обслуживающий персонал.
И вдруг там что-то тускло сверкнуло. Алевтина пригляделась и увидела, что из-за портьеры на галерее выдвинулся какой-то металлический предмет…
Она вгляделась еще внимательнее и поняла, что это ствол винтовки с привинченным к нему оптическим прицелом.
Алевтина ахнула.
А изображение снова сместилось.
На первом плане опять оказался Петр Канюков.
Он все еще оглядывался…
В его лице, во всей его фигуре было что-то тревожное, настороженное.
И вдруг каким-то шестым чувством Алевтина поняла, что винтовка, которую она только что увидела на галерее, направлена на него, на Канюкова.
Ей хотелось как-то помешать надвигающейся катастрофе, но что она могла сделать?
Она была далеко от места событий.
Вообще говоря, она сама не знала, где находится, что это за странное место…
А события на экране подошли к кульминации.
Алевтина только видела происходящее, она ничего не слышала, поэтому не услышала и выстрел. Хотя, скорее всего, его никто не услышал – может быть, винтовка была с глушителем.
Но Алевтина увидела, как Петр Канюков, который только что быстро шел куда-то, так, что его спутница едва за ним поспевала, вдруг споткнулся, остановился, словно налетел на невидимую стену. Ноги его подломились, и он упал на паркет, раскинув руки.
Лица окружающих исказились от ужаса и удивления, рты открылись в беззвучном крике.
Все шарахнулись в стороны, так что вокруг Канюкова образовалось пустое пространство.
Его светловолосая спутница тоже метнулась в сторону, лицо ее стало удивительно некрасивым, и рот был открыт и кривился, как у сломанной куклы.
Люди в зале, только что застывшие в немой сцене, пришли в движение. Кто-то из любопытства приблизился к Канюкову, кто-то, наоборот, бросился прочь, опасаясь нового выстрела.
Изображение снова приблизилось.
Теперь Алевтина отчетливо видела лицо Канюкова.
Глаза его были широко открыты, в них было выражение безмерного удивления, словно в последнее мгновение своей жизни Канюков увидел или понял что-то важное…
А во лбу его виднелась небольшая круглая рана – входное отверстие пули.
Крови выступило совсем немного, но рана во лбу была похожа на третий глаз.
Как врач, Алевтина отчетливо поняла, что Канюков окончательно и бесповоротно мертв.
Внезапно она ощутила горечь и беспомощность.
Она не знала этого человека, даже никогда не видела его, но его смерть причинила ей неожиданную боль.
Может быть, дело было в том, что она видела направленную на Канюкова винтовку, знала, что в него сейчас выстрелят, но ничего не смогла сделать?
Она врач, ее жизненное назначение – спасать человеческие жизни, а тут человека убили, можно сказать, у нее на глазах, а она ничего не сделала…
Но она действительно ничего не могла…
На самом деле она не знала даже, что только что видела.
Было ли все это на самом деле или ей просто показали какой-то фильм, может быть, созданный искусственным интеллектом?
Но все было такое настоящее, такое подлинное… она отчетливо видела мертвое лицо Канюкова, видела на нем печать смерти.
Алевтина стояла перед удивительной, таинственной папкой в полной растерянности…
Фотография давно уже перестала оживать, теперь это был просто обычный официальный снимок лица Канюкова, причем, как все фото на документах, довольно некачественный.
Перед тем как закрыть папку, Алевтина еще раз пробежала глазами короткий текст под фотографией. Канюков Петр Степанович, родился тогда-то, умер… дата запрыгала у нее перед глазами. Умер 24.09… нынешнего года.
Так, сегодня у нас какое же число? С утра и не вспомнила.
Дежурство у нее было вчера, то есть двадцать второго, дни дежурств она точно знает, в отделении расписание висит. Значит, сегодня двадцать третье сентября. А двадцать четвертое, значит, завтра… как же это понимать?
И что делать? Алевтина захлопнула папку.
И вдруг она осознала, что находится не в кабинете со всезнающим репродуктором и таинственной папкой на столе, а на знакомом пустыре, перед дверью в одноэтажный кирпичный дом, где живет старик Сигельдеич.
К счастью, бездомных собак здесь больше не было.
Алевтина постучала в дверь.
Никто ей не открыл.
Она постучала снова – изо всех сил, сперва кулаком, потом ногами.
И снова не было никакой реакции.
Вдруг у нее за спиной раздался неодобрительный, скрипучий как несмазанная дверь голос:
– Ты что стучишь? Ты что безобразничаешь?
Алевтина обернулась.
У нее за спиной стояла приземистая тетка лет шестидесяти с хозяйственной сумкой на колесиках.
– Ты чего стучишь? – повторила она.
– Да мне к хозяину здешнему нужно, к Сигельдеичу. Он
